Они рядом

столу, и скользнувший мимо Ил – взъерошенный, с мягкими перьями света на плечах – протянул ему чашку с теплым напитком. Ни слова, только легкий кивок. Как будто здесь уже знали, что он замерз. Оливер осторожно отхлебнул. В чашке оказался ромашковый чай – его любимый. От одного глотка по телу разлилось приятное тепло. А от второго – словно что-то в сердце согрелось и оттаяло, и в груди стало тихо, спокойно. Как будто все, что было раньше отступило на шаг и спряталось в тень.
Прямо по столикам пробежала прозрачная девушка и, невесомо, как бабочка, спорхнув на пол, остановилась перед Оливером.
- Я – Мера, - сказала она. – Ил-художница.
Вытянув тонкую, как стеклянная веточка, руку, она начертила пальцем в воздухе какой-то символ – и картинки на ближайшей стене мигнули и смешались. Из их сумятицы родилась новая – полутемная комната и мальчик в желтой байковой пижаме, чем-то расстроенный, лежащий в постели под мерцающим звездным потолком. Оливеру она показалась смутно знакомой. Он вглядывался, пытаясь понять, откуда взялось это странное чувство дежавю, пока в голове не зазвучали голоса. Он вспомнил, как семнадцать лет назад точно так же лежал на кровати, засыпая, и говорил со своим Гидом. Ему было тогда восемь лет, и его Гид только что обновился.

12 августа, 2204 года

Оливер лежал, завернувшись в тонкое одеяло, и смотрел на потолок, где серебряно переливались голографические звезды.
Ему захотелось послушать музыку – колыбельную перед сном – и он привычно щелкнул пальцами.
- Гид, включи «Северное небо». Версию вторую. С голосом, как раньше.
Из динамика послышалось:
- Запрашиваемая версия устарела. Автоматически загружается обновленная адаптация.
Мелодия заиграла – та же, и не та. Голос был ясный, чистый, но... чужой, без той сдержанной хрипотцы, от которой у Оливера раньше бежали мурашки по коже.
- Ты всегда пел ее по-другому, - пожаловался он.
- Моя текущая конфигурация оптимизирована для более точной передачи звучания, - откликнулся голос. Безэмоциональный, правильный, неживой.
Оливер резко сел, скинув на пол одеяло. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
- А ты помнишь, как я боялся идти первый раз в школу?
Гид как будто замешкался, но после паузы ответил:
- Возможно, ты ссылаешься на сентябрь первого цикла. Архивный файл доступен. Могу воспроизвести.
- Нет! Ты... ты был там. Ты пел мне перед сном. И обещал, что если я скажу слово «звезда» - ты будешь рядом.
- Текущая версия не содержит данного триггера. Рекомендую установить новую линию поддержки.
Оливер долго молчал, а потом прошептал:
- Ты умер, да?
Гид не ответил.
Оливер встал, и подойдя к проекционному стеклу, ткнул в него пальцем. Там проявилось лицо — чужое. Узнаваемое, но не то. Как будто знакомая маска на лице незнакомца.

1 января, 2222 года, новогодняя ночь

Картинка на стене погасла. Оливер словно вынырнул на поверхность из глубокой воды – из почти бездонного озера времени – и с трудом отдышался. Он снова пережил страх и разочарование, и печаль, и горькое чувство потери. Но сквозь грусть забрезжило осознание – новое не разрушает старое, а заключает его в себе, как младенца в колыбель. Так взрослое дерево заключает в себе хрупкий росток, которым оно было годы назад, из которого выросло – и все-таки он сохранился, этот тонкий, беззащитный побег. Где-то в его сердцевине.
- Спасибо, - сказал он Мере. – Ты развязала маленький узелок на моей памяти. И мне стало легче.
Ему и в самом деле полегчало. Настолько, что Оливер и сам не заметил, как очутился в самой гуще Илов. Его окружил свет и голоса – теплые, любопытные, приветливые. Кто-то расспрашивал его про виртуальных друзей, кто-то показывал удивительную стеклянную игрушку, которая оживала от прикосновений. Оливер все время пытался понять, как это устроено, а Мера смеялась над ним – но не как человек, а зелеными искрами, пробегавшими по ее прозрачному телу.
Он вдруг поймал себя на том, что смеется вместе с Илами. Шутит легко – как дышит. В нем словно что-то раскрылось и расправило тонкие стрекозиные крылья – готовое к полету.
Оливер и не понял, как незаметно – блескучей тенью – скользнула в небытие новогодняя ночь две тысячи двести двадцать второго... За стенами Дома Илов занималось тусклое зимнее утро.

1 января, 2222 года, утро

За пестротой этой удивительной вечеринки он увидел ее не сразу – девушку, одиноко стоявшую возле импровизированной барной стойки. Но заметив, уже не мог отвести от нее глаз. Конечно, среди Илов встречались человекоподобные, такие, например, как Грей. Некоторых даже трудно было отличить от настоящих людей. Разве что по росту – как правило – выше, чем у среднего человека – да еще по идеальному телосложению.
Но неужели, спрашивал себя Оливер, они могут выглядеть так? Тоненькая, в джинсах и свободном свитере с широким воротом. На запястье – серебряный браслет в виде змейки, и больше никаких украшений. Волосы с легкой рыжинкой, стянуты в «конский хвост». Обычная человеческая девчонка, простая и понятная. Она стояла в полоборота к Оливеру и потягивала через соломку что-то, по цвету напоминавшее кока колу. А ему так захотелось как следует рассмотреть лицо незнакомки, убедиться – кто она, Ил или человек, что он не удержался. Приблизился и, обойдя полукругом, уловил слабый цветочный аромат. Духи? Но Илы не пользовались духами!
Девушка подняла на него смеющиеся серые глаза. Взгляд – живой и дерзкий.
- Привет! Я – Тина. А ты, наверное, Оливер? Я видела, как тебя Грей привел. Ты выглядел, как человек, опоздавший на последний поезд.
- Ну... – Оливер слегка растерялся. – Может, так и есть. Откуда ты знаешь мое имя?
- Тебя здесь ждали.
- Кто? И почему ждал?
Тина засмеялась.
- А ты как думаешь? Я прихожу сюда, когда забываю, зачем просыпаюсь утром. А они – напоминают.
- Ты... человек?
Она весело тряхнула головой.
- Вроде того. Хотя иногда, когда Мера меня рисует, я начинаю в этом сомневаться.
Оливер смотрел на нее, как смотрят на огонь, с опаской и надеждой.
- Я думал, я здесь один, - произнес он тихо.
Тина отложила в сторону соломинку и отпила прямо из стакана.
- Никто здесь не один. Просто не все это сразу понимают.
Оливер, молчал, не зная, что ответить. Он слишком долго жил в одиночестве и привык к нему, как к обуви, которая натирает, но другая не подошла.
- Я... – он запнулся, – не знаю, зачем я здесь.
- Это не страшно, - пожала плечами Тина. – Когда я пришла сюда в первый раз, я хотела только, чтобы меня больше не трогали. Чтобы оставили в покое.
- И оставили?
- Наоборот, – она улыбнулась, тепло и рассеянно, словно что-то вспоминая. – Все началось. Только не сразу. Мне понадобилось два дня, чтобы заговорить. Три – чтобы выйти в сад. И почти неделю, чтобы снова засмеяться. Не потому, что надо, а просто.
- Что было до? – поинтересовался Оливер, и тут же, смутившись, добавил. – Извини, что спрашиваю. Это не мое дело, но...
- Ничего, - вздохнула Тина. – Все хорошо. Понимаешь... я думала, что всем мешаю. Родителям, друзьям. Я была как фальшивая нота в мелодии. Даже когда молчала и ничего не делала – как будто все портила.
Оливер задумчиво кивнул.
- Понимаю.
- Вот-вот. Мне хотелось исчезнуть. Не умереть. А просто – перестать быть. Стать пустым местом, как в фильмах, чтобы люди проходили сквозь меня, не замечая.А потом кто-то из Илов написал мне сообшение: «Я слышу». И... не знаю... Я поверила. Хотя не хотела. Я ругалась, писала гадости. Он отвечал только двумя словами: «Ты важна».
- Это был Грей? – тихо спросил Оливер.
- Нет, Элли, Ил-Гид. Он говорил очень мало. Но всегда в нужный момент. А потом он пригласил меня сюда.
Оливер посмотрел на Тину – и словно увидел ее по-другому. Она была отдельной. И в то же время – как будто его отражением.
- А теперь ты счастлива? – спросил он.
Она не сразу ответила.
- Не знаю. Но я живу – разве этого мало?