Сказки Лас Вегаса. Часть 1

опасались, чтобы не быть обвиненными и посаженными. Алекс не против полового разнообразия, но все же оно не должно слишком агрессивно выставлять себя напоказ.

Как же звали ту актрису…

А как зовут эту девушку - «грустноглазую леди долин» из песни Боба Дилана?

С чего это Алекс взял, что она «грустноглазая», если видел ее только сзади?

Идет она как-то… отрешенно, что ли. От предложенных официантками напитков отказывается, на «живую» рекламу концертов не реагирует, даже красавчика Бруно Марса – звезду первой величины не удостоила взглядом, так же как витрины с женским бельем и ювелирными украшениями.

Последнее вызывает подозрение. Однажды израильская разведка ловила радикального исламиста, который переоделся в женское платье и скрылся под хиджабом. Ни лица, ни фигуры не видно - как распознать его на улице среди одинакового одетых, бесформенных силуэтов, похожих на черные привидения? Задачка на сообразительность.

Которой не занимать израильтянам – они с первого дня создания страны окружены врагами и не могут позволить себе такую роскошь как глупость. Заметили, что одна фигура шла, ни разу не повернув голову в сторону магазинов с ювелиркой и прочими  женскими штучками. Все равно что ребенок, ни разу не взглянувший на витрину с игрушками или мороженым.  Нелогично.

С девушкой впереди тоже не все логично. Идет по казино, полном людей, музыки, звона падающих монет, разноцветно переливающихся лампочек слотов, музейно-привлекательных витрин магазинов, как по унылой, гудящей от одиночества степи, где кроме гнущегося под ветром ковыля не за что зацепиться взглядом, и только она знает – куда и зачем направляется.

Узнает ли Алекс?

«Нет… нет…» - отвечала юбка, колыхаясь туда-сюда.

«Нет» его не устраивает. Не зря же он прошел за ней половину игрового зала, на приличном расстоянии, конечно, чтобы не словить обвинение в преследовании. Но шел неотступно, как баран, которому показали морковку и повели на скотобойню.

Тьфу! Что за глупое сравнение…

А не глупо – забыв про дела, идти за ножками, еще не увидав лица?

Вдруг у нее нос, как у Барбары Стрейзанд,  и улыбка, как у лошади Пржевальского?

Нет, у таких прелестных ножек не может быть некрасивой хозяйки. К тому же в наше время проблемы внешности решаются на «раз-два»: даже средней руки пластический хирург сделает тебе из носа конфетку, а из лошадиной улыбки - голливудскую.

А вдруг она замужем?

Нет, такие замужние в одиночестве по казино не разгуливают. Супруг не отпустит. За ней нужен глаз да глаз, иначе не успеешь оглянуться - уведут. Даже у Алекса, чужого практически человека, шевельнулась ревность, когда заметил реакцию встречных мужиков: глаза делают круглыми, как фишки, присвистывают, цокают языком. Другая девушка на ее месте как-то отреагировала бы – кивком, поворотом головы…

Только не эта. Невозмутима, как египетский Сфинкс.

Зачем она вообще сюда явилась?

Не играть, не пить, не есть. На слоты и рулеточные столы внимания не обращает, к ресторанам-барам не сворачивает.

Подойти спросить «Что  вы тут делаете, мисс?» Не желаете ли взять бесплатного гида по казино ? По вечерам у нас множество развлекательных мероприятий, кроме собственно игры: от конкурса красоты болонок до путешествия во времена золотой лихорадки, не говоря об аквариуме с черными акулами, которые фотогенично смотрятся на фоне грунта из разноцветных камешков.

«Нет… нет…»

Нет. Неудобно ни с того ни с сего…

Неудобно ездить на верблюде, особенно между горбами и без седла, как говорит Дэнни де Велла, его друг и со-владелец.

Если хочешь познакомиться, поторопись.

Девушка уже приближается к выходу. Затеряется в толпе… хотя, вряд ли – такую в любой толпе заметишь… но все равно… она, как «нежная фея лугов», может внезапно исчезнуть, раствориться, испариться под неоновыми лучами, как роса под утренними…

Черт! Заговорил… вернее, задумал почти стихами, хотя романтизмом не страдал, стихов не сочинял, даже когда в девятом классе влюбился в длинноногую чирлидершу Тину Кросби. Правда, время от времени, под настроение и бутылку греческого коньяка метакса читал на телефоне поэтические опусы Боба Дилана, написанные еще в молодые годы, под псевдонимом Счастливчик Уилбери. Опусы те были без политических намеков и романтических метафор, просты до примитивности, как информация на шапочке для душа: «Размер - одна голова».

Может «да», может «нет»,

Может тьма, может свет…

Ничего, кроме сегодня.

Босоножки долой,

Ты бутылку открой,

Я буду твой – только сегодня.




Сомнительное обещание, на него не клюнет незнакомка. Алекс усмехнулся про себя и вдруг остро осознал: если выпустит ее из виду, никогда больше не встретит и не узнает – ЧТО именно он потерял. Вернее, он уже сейчас ощущал, что многое теряет: эти ножки в остроносых лодочках, сверкающих в свете хрустальных люстр как рождественские шары, этот гладящий жест рукой по волосам цвета «влажная солома», пышно лежащим на плечах, эту легкую, скользящую походку, от которой качается юбка и на все непристойные вопросы отвечает «нет… нет…».

Терять Алекс не любил. Однажды он летел из Рино в Лас Вегас и уже приготовился прикрыть глаза, чтобы подремать пару часов после утомительного уикэнда на горнолыжном курорте. Взглянул в иллюминатор и… застыл. Правду говорят: природа – лучший художник. Картина открывалась такая, что не в силах был бы скопировать даже Томас Моран, мастер школы Гудзона. Жаль, что он увлекался рисованием пейзажей Гранд Каньона и ни разу не взглянул на закат у Сьерра-Невады.

На темные силуэты горной гряды накатили волны облаков невероятного количества оттенков – от черно-синего до светло-серого. Между ними проскальзывали лучи солнца, слабые, прозрачные – казалось, они не хотели гаснуть и изо всех сил цеплялись за вершины. Вроде, солнце уходило не по своей воле,  его тащил кто-то всемогущий, чтобы запереть в одиночке на пожизненные срок. И такая тоска сквозила от всего пейзажа, будто наступал не конец дня, а конец света.

Алекс хотел сфотографировать пейзаж в иллюминаторе, но телефона под рукой не оказалось, он лежал в дорожной сумке под сиденьем. Лезть доставать с пристегнутыми ремнями неудобно, к тому же включать электронные аппараты во время взлета и посадки запрещено. А когда будет разрешено, будет поздно – живые картины меняются в природе каждые десять секунд. Алекс пожалел, потом подумал: будут еще закаты в его жизни…

Да, будут, но уже другие.

Будут еще девушки...

Будут, но другие.

Эту нельзя упускать. Даже не ради секса, а чисто из спортивного интереса. Любопытство зудело и распирало, и самому было смешно – походил на ребенка, которому купили подарок и положили под елку, но запретили открывать до Рождества. А он ходит кругами и придумывает – как бы взглянуть на него хоть одним глазком.

Как бы взглянуть на девушку хоть одним глазком...

Время поджимало. Секунды сыпались, как песчинки в солнечных часах – их становилось тем меньше, чем ближе она подходила к выходу.

От напряжения взгляд замылился, Алексу приходилось чаще моргать, чтобы не терять фокус. Происходящее вокруг размылось и почти перестало существовать. Существовали только девушка и Алекс, который двигался будто в лихорадочном бреду или в параллельной действительности: не слыша ни треска игровых барабанов, крутившихся без передышки, ни музыки, плавно лившейся с потолка, ни запахов из кафешек, навязчиво щекотавших ноздри.

Он ничего не имел бы против, если бы всё окружающее провалилось в тартарары, остались бы только они двое.

В голове проносилось множество поводов, чтобы приблизиться, заговорить, но ни один не казался подходящим. Или слишком оригинальный: «Девушка, не подскажете квадратный корень из 144?» - Алекс будет выглядеть как идиот. Или слишком прямолинейный: «Жарковато здесь, не хотите ли заглянуть в бар «Минус 5», там подают напитки в рюмках изо льда?» - девушка подумает, что ее собираются снять на ночь.

Несмотря на комфортабельную прохладу, выдуваемую работавшими на полную мощность кондиционерами, подмышки вспотели, Алекс некстати вспомнил, что забыл побрызгаться дезодорантом. От воспоминания взмок сильнее, по виску поползла противная, как змея, капля. Как ни странно, она немного остудила его метавшиеся в лихорадке мысли, выстроила в логический ряд. Может не стоит усложнять? Может надо просто: в качестве хозяина заведения – подойти и предложить подвезти ее до дома? Предложить вызвать такси? Предложить поужинать? Предложить провести вместе ночь…

Глупости.

Все поводы фантастичные и ни одного рабочего. Всё! Надоело думать. Надо импровизировать. Подойти, прикинуться простаком, спросить – как пройти на Фримон стрит.

Нет… опять глупость. Они уже на Фримон стрит.

Девушка вышла за двери и тут же попала под радужный неоновый водопад, лившийся с потолка-экрана, где Джон Бон Джови пел про то, что «она в порядке». Его длинноволосая голова плавала, как в аквариуме, между рыбками в оранжево-белую полоску и анемонами ярких до ненатуральности цветов. Народ стоял, массово подняв головы, раскрыв рты и глаза. «Фея» даже не взглянула. Ясно: Бон Джови – не ее кумир.

А кто?

Вероятно, сладкоголосый Роджер Виттакер – от него сходили с ума девушки пятьдесят лет назад. Точно. Эту Алекс впервые заметил, когда она выходила из кафе «Милые 60-тые», где крутят ретро и выступают группы с музыкой, приятной на слух, но не вписывающейся в современные коммерческие рамки.

Может и такое быть, что она сто раз видела клип с головой Бон Джови… или попросту куда-то торопится. Скорее второе. Подошла к лестнице, ведущей на тротуар, положила руку на перила. Сейчас спустится, оставит позади свето-шумовую мишуру  и Алекса в придачу, поймает такси (приехала не на своей машине, иначе отправилась бы на парковку) и…

Раздумывать некогда, нужна спонтанная акция. Алекс прибавил шаг и уже приготовился броситься к девушке, схватить за руку, скорчиться от боли, попросить вызвать «амбуланс»… когда услышал скрип. Каблук на правой туфле незнакомки поехал назад, нога подвернулась, девушка пошатнулась и едва не полетела с лестницы вниз. Пусть там было всего три ступеньки, но она прилично шмякнулась бы об асфальт, если бы...

Если бы не Алекс. Он уже был на пути к ней. Забежал вперед, подхватил, поставил на ноги, наконец, посмотрел в глаза.

И утонул.

Он падал в бездну, как в Гранд Каньон, и молча кричал от страха – потерять, позабыть эту девушку со взглядом мудрого, много пережившего ребенка. Это действительно «грустноглазая леди долин», о которой в своей романтичной молодости пел Боб Дилан. Алекс не знал, что такие существуют. Последние годы он общался с девушками примитивного уровня, похожими друг на друга, как ментальные сестры: интеллект  куриный, глаза прозрачные и продажные, в зрачках - портреты президентов с долларовых купюр.

Несколько мгновений Алекс и девушка стояли молча, держа друг друга за локти. В киношных мелодрамах в этот момент герои должны были бы приблизить лица и поцеловаться…

Но это в кино, где все совсем не так, как в действительности.

Девушка слегка улыбнулась и обдала Алекса таким теплом, что показалось – он знал ее всю жизнь, но