Алекс проснулся от того, что смеялся - легко и счастливо, как ребенок. Он и был только что ребенком, бегал по бабушкиному саду, ловил ртом снежинки и хохотал от души. Сон вернул его в голландское детство.
В стране «низких земель», как буквально переводится название «Нидерланды», снег теперь выпадает редко, не то что раньше, если судить по картине средневекового мастера Яна Брейгеля «Зимний пейзаж»: земля покрыта снегом, вода – льдом, стар и млад вышли на улицу вдохнуть ядреный зимний запах, пропитаться ее свежестью, покататься на санках или коньках или просто постоять, поболтать с соседями.
Именно в те времена зародилась традиция совершать конькобежный марафон через одиннадцать городов страны по натуральному льду. Традиция продержалась несколько веков и закончилась в конце девяностых годов двадцатого столетия – из-за потепления климата и недостаточной крепости льда, толщина которого должна быть не менее пяти сантиметров.
С тех пор лед хорошенько не промерзал, но снег выпадал регулярно, и Алекс еще помнил, когда впервые его увидел. Было ему лет пять-шесть, однажды снег пошел как раз под Новый год и за полдня навалил приличные сугробы. Радости ребятни да и взрослых не было предела, и главное удовольствие – закинуть голову, хватать ртом снежинки, валяться в мягкой куче и орать во всю глотку от счастья. С мамой и отцом кидались снежками, лепили снеговиков, потом с кровожадным удовольствием их топтали.
Маленький Алекс набегался до изнеможения, наорался до хрипоты, наелся снежинок и почувствовал настоящий голод, но уходить домой не спешил, белоснежное чудо его не отпускало, хотелось ловить мгновения счастья - они слишком редки и коротки.
Летом тоже хорошо, но… по-другому.
Вышла бабушка Мирта в теплом, фланелевом халате и деревянных башмаках-кломпах. Она подняла голову и подставила лицо снежинкам, стояла так долго, будто надеялась, что они ее омолодят. Потом позвала Алекса в дом, в сладкий запах «олиболов» - обжаренных в масле до хрустящей корочки шариков, посыпанных сахарной пудрой. «Как снегом», - сказал Алекс, он теперь знал, что это такое.
Вкуснее бабушкиных «олиболов» Алекс после ничего в жизни не пробовал. И того великого, легкокрылого счастья больше не испытывал.
У счастья вкус детства.
Во сне Алекс вернулся в детство и, проснувшись, не спешил открывать глаза. Хотел задержать внутри ощущение ангельской радости ребенка, с распростертыми руками бегающего по саду, ловящего ртом снежинки.
От чего бы это?
А это по причине…
Господи, как же ее зовут?
Вот болван! Даже имени не спросил.
Стыд горячей волной поднялся от ступней до головы, пот выступил, хотя в спальне было прохладно – приглушенный, мерный гул кондиционера давал понять: он честно делал свою работу. Алекс, кажется, даже покраснел в темноте - хорошо, жалюзи в спальне светонепроницаемые, никто не увидит, вернее, ОНА не увидит. Все еще не открывая глаз, пошарил рукой рядом – пусто.
ОНА не увидит.
ОНА ушла.
Совсем или приготовить кофе?
Отбросил одеяло, отправился на кухню.
Никого.
Почему же она ушла – так по-английски?
Нажал кнопку под посудной полкой, включил слабую, энергосберегающую лампу – яркий свет ему сейчас противопоказан, он затмит воспоминания о прошедшей ночи.
А воспоминания были… счастливыми, как сон. Алекс прикрыл рукой глаза… Что он с ней творил… нет, это она с ним творила… Она не походила ни на одну из его предыдущих постельных партнерш – податливых, на все согласных наложниц, изображавших страсть только из желания ему понравиться, и Алекс никогда не знал об их истинных ощущениях.
ЭТА девушка не изображала удовольствие, она его испытывала и прямо-таки «заставляла» ЕГО испытывать то же самое. Она не подчинялась, но подчиняла, и делала это не агрессивно, но ласково, с почти материнской нежностью… нет, родственные связи в сексе неуместны… короче, она вела себя не как одноразовая любовница, но как любящая женщина… постоянная и верная подруга…
А он даже имени не спросил.
Не до того было.
Эгоист.
Алекс отнял руку от глаз и встретился с укоряющим взглядом старого байкера, стоявшего на почетном месте в углу кухонного стола - подарок бабушки Мирты.
Статуэтку мужика на мотоцикле сработал ее муж, дед Алекса, которого он не застал, но которого знал по фотографиям: на лице всегда улыбка, в руке сигарета или кружка пива. Деда звали Ганс де Фриз, он любил семью, любил жизнь, и эта любовь жила в его статуэтке, пусть не идеально вырезанной и не покрытой лаком, но сохранившей тепло его рук, его очарованный взгляд на мир - в отличие от магазинных, бездушно сверкающих, роботом наштампованных поделок: если разобьется – не жалко, можно купить новых сто штук. А такую не купишь. Алекс, еще ребенком, привез ее из Голландии и не забывал брать с собой каждый раз, когда переезжал, не доверяя упаковку чужим рукам, сам бережно заворачивал в пупырчатую упаковочную бумагу, так же бережно разворачивал и ставил на видное место.
Статуэтка существует в единственном экземпляре... как и девушка, с которой он провел ночь.
С этого байкера началась его любовь к мотоциклам.
С этой ночи началась его любовь к…
Стоп!
Не надо преувеличивать.
Не надо и преуменьшать.
Накрыло ощущение бездомного, которого пригласили в теплое жилище, накормили, обласкали и выбросили обратно на улицу – плакать от обиды и разрушенных надежд.
Сам виноват. Поступил как отъявленный придурок – набросился на девушку, будто три года не имел секса, и даже не потрудился не только номер телефона спросить, но даже ее имя. Маньяк просто. Где теперь ее искать? Опять к Дэнни обращаться? Ну что они – дети, что ли, как в школе, когда стесняешься к девочке подойти, подсылаешь друга…
Горячий стыд опять залил лицо. Надо его чем-нибудь остудить. Алекс достал из холодильника бутылку воды без газа, добываемую в экологически чистых местах французских Альп - это если верить рекламе, а она обманывает… вернее, предоставляет не всегда достоверную информацию… вернее, информацию, которая преувеличивает достоинства и замалчивает недостатки. В отличие от Алекса, поступившего прямо наоборот – вывалил свою дурь на всеобщее обозрение.
Что ОНА теперь о нем подумает?
А какая ему, собственно, разница? Ведь о предыдущих девушках он так не переживал, имен не спрашивал, о новых свиданиях не мечтал.
Черт! В том и разница.
Стакан воды выпил разом. Помогло - остудить панику, влить свежую энергию в уставшие мышцы рук и ног.
Теперь выпить кофе, влить энергию в тупые мозги.
Кофе-аппарат неподалеку от байкера сегодня был явно не использован, стоял как-то угрюмо и матово отсвечивал, будто извинялся – ОНА меня не захотела.
Она и меня не захотела, подумал Алекс. Поиграла и выбросила, как надоевшую китайскую игрушку: у нее таких полно, каждый раз новые, и нет дела, что Алекс – не игрушка, а человек. Только недавно он летал наперегонки с ангелами по небу, ловил ртом снежинки и прыгал с облака на облако, но одно оказалось дырявым, он провалился, грохнулся на мраморные ступени возле ее пьедестала и рассыпался на составные части.
Может, королева хоть записку оставила – по-старому, на бумаге, или по-новому – на телефоне? На столе всегда лежит блокнот и ручка на случай, если надо записать идею, пришедшую во время кофе-пития, или нечто, услышанное по телефону. Проверил - блокнот чист и сияет белизной, как очищенное яйцо.
Побежал в кабинет, нашел телефон, пролистал сообщения. От НЕЕ ничего. Другие прочитал из чувства долга. Джина напоминала о совещании менеджеров сегодня в девять утра, потом желательно согласовать программу развлечений на следующий квартал и финансовый объем помощи игрокам-пенсионерам. Боб Райер писал, что договорился о встрече с тем самым карточным шулером, необходимо присутствие Алекса. И еще парочка писем, которые в другое время Алекс отнес бы в категорию «важных», теперь – в категорию «второстепенных».
Не до того сейчас. Один раз имеет право поставить личное выше делового, хотя на самом деле одно от другого неотделимо, его душевное состояние важно для успешной работы.
Кстати, о работе. На электронных часах светилось время «семь, двадцать восемь» - Алекс проспал на полтора часа дольше обычного. Сегодня понедельник, рабочий день, но впервые за последние лет пятнадцать не имелось желания куда-то идти, что-то делать, о чем-то думать, отдавать какие-то распоряжения, даже открывать жалюзи на окнах, хотя для того нужно было всего лишь нажать кнопку на пульте. Но вдруг возникла неприязнь к вечно сияющему лас-вегасскому солнцу – оно ворвется и плеснет не света в комнату, но печали в душу.
Лень и неопределенность, как у сурка второго февраля: едва продрал глаза и не знает, что делать – то ли вылезти на свет, испугаться своей тени и спрятаться обратно в норку, то ли вылезти, предсказать хорошую погоду и посмотреть, как люди будут праздновать День сурка…
Все же начинать надо с того, чтобы вылезти из норы.
А дальше?
Удалиться от толпы и собирать себя по кусочкам.
Потом решить – искать новой встречи или…
Никаких «или»! Набрал Дэнни. И без предисловий:
- Дай мне ее номер!
- Щас! Только зубы вставлю, как говорит моя бабушка. – Дэнни сразу понял о чем речь. – И не проси. Я тебе помог, теперь умываю руки, как говорил Юлий Цезарь.
- Не Цезарь, а Понтий Пилат. Неважно. Почему не дашь?
- Так будет лучше для тебя.
- Откуда ты знаешь – как для меня лучше? Так хреново, как сейчас, я себя давно не чувствовал.
- Да в чем дело-то? Она тебя обманула, обидела?
- Нет. Я ее обидел. Повел себя, как озабоченный лось. Увидел, слюни распустил, рога развесил. Набросился, даже имени не спросил. Что она обо мне подумала…
- Ничего плохого. Они не думают, они работают.
Когда Дэнни стал владельцем борделя, его отношение к женщинам приобрело слишком деловой, даже пренебрежительный оттенок. Алекса раньше не волновало, теперь покоробило.
- Но она же тоже человек… Хотя, тебе не понять – профессиональная деформация. В-общем, хочу извиниться за свое животное поведение, пригласить ее по-человечески в ресторан.
- Пригласи кого-нибудь другого. Свою маму, например. И успокойся, Ал. Переключись. У нас новые инвесторы нарисовались. Из Сингапура. Они не Рамадан соблюдают, а свою выгоду. На днях договоримся о встрече, желательно твое присутствие.
- Пусть Джина поприсутствует. А я… уеду на пару дней. Мне действительно надо отдохнуть… отойти от избытка впечатлений… вернуться в себя…
- Хорошо, дружище. Понимаю. У меня тоже иногда бывает желание на время порвать с действительностью. Куда направишься? Во Флориду - к своим крокодилам?
- Нет. С крокодилами надо работать сосредоточенно, а я не в состоянии… Далеко не поеду. Аэропорт мне сейчас противопоказан – толкучка, жара, орущие дети в самолете. Хочу уединиться. Только я и Харли.
- О кей. Но будь на связи. Мало ли что.
- Конечно.
Первый шаг ты делаешь в мыслях. Едва Алекс определился с программой действий, апатия прошла, как быстрая невадская гроза, энергия влилась, будто бензин в мотор мотоцикла. Дальше действовал на автопилоте: принял душ, выпил кофе, бросил в сумку смену белья, пару футболок, шорты, зубную щетку с пастой, надел майку, летние
Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+