Сказки Лас Вегаса. Часть 5

вдаль – на Лас Вегас, освещенный начинавшимся закатом.

- Самый странный город земли, - сказала Мила, длинно затянулась и выпустила дым густой струей перед собой, будто желая прикрыть туманом город и все, что там недавно произошло. – Комедия и трагедия, счастье и горе в одном шаманском котле. Но больше всего миражей и самообмана. Рядом с папой под мостом жил молодой художник, звали Джеймс. Он написал портрет Барбары Стрейзанд и приехал в Вегас, чтобы отдать его ей, испытать восторг и счастье. Оказалось, она там не живет. Мечта не сбылась, он расстроился, подсел на кокс, потом на иглу.

Умный парень, интеллектуал. Рассказывал свою версию «Черного квадрата». Многие ломают голову, хотя все просто. Это изнанка мира. Классические художники слишком его приукрашивали, изображали не таким, как есть. Щекастые ангелы, милые мадонны, дебелые венеры… В реальности они не существуют. Малевич закрасил их черным, и он прав. Страданий в мире больше, чем радостей, и до счастья как пешком до Марса. Джеймса жалко. Вегас – город не для слабаков. Надо было ему бежать оттуда, роняя тапки.

Рука с сигаретой дрожала, Мила поддерживала ее другой рукой в районе пульса. Голос звучал хрипло, будто в голосовые связки насыпали песка. Во взгляде еще плескалась дикость недавней гонки, приглушенная закатным светом, отраженным от красных скал. Желтый цвет солнца, наложенный на синий цвет глаз, давали зеленый отблеск – глаза Милы посверкивали изумрудом, издалека, будто со дна океана. Сокровище, которое еще не принадлежало Алексу, но которое он уже нашел.

- Ты как?

- Думаю, в порядке, если не считать, что с меня содрали кожу, и лучше ко мне не прикасаться. Даже словами. – Опять длинная, глубокая затяжка и сразу глоток из фляжки. Истерику она не может себе позволить, а завесить дымом картины смерти, залить алкоголем раны души – вполне.

Алекс на алкоголь не налегал, отпивал больше за компанию и внимательно следил за состоянием Милы. После нескольких длинных глотков у нее изменился взгляд: из острого и твердого, как наконечники стрел, которыми она «бомбардировала» маячивший вдалеке Лас Вегас, он стал мягким, влажным и устремился на паучка, бегавшего по близлежащему камню. Плечи расслабились и опали, руки заметно перестали дрожать. Кажется, первый шок прошел. Алекс мягко отобрал фляжку – напиваться до бесчувствия не стоит, и спросил:

- Что ты сейчас хочешь больше всего?

Мила посмотрела непонимающе – о чем это он? потом осознала, подумала, вспомнила, увидела будто со стороны: лужа крови на кафельном полу, пистолет у виска, выстрел – она подумала, что убили ЕЕ, замерла, потом очнулась и удивилась, что все еще может видеть и чувствовать… Что вообще произошло? Что она сделала не так? Что надо было сделать?

Чтобы разобраться, надо отмотать произошедшее на начало, может, появится шанс изменить концовку?

- В компьютере есть опция – вернуться назад во времени. Я тоже так хочу.

- Давай помогу. В какое время будем возвращаться – на день, на год, на сто лет? – Лучший способ отвлечь внимание человека от проблемы – задать неординарный вопрос.

Мила медленно повернула голову к Алексу. Он почти видел – винтики ее мозгов сначала остановились, потом вздрогнули и  закрутились в другую сторону. Психология сработала.

- Действительно – в какое время? Когда мне было хорошо? Сама не знаю… - Мила опять затянулась, прищурила глаза и с подозрением посмотрела на Алекса. Спросила строго, как на допросе: – Ответь, пожалуйста, почему ты мне помогаешь, возишься со мной и моими проблемами?

Алекс пожал плечами – разве непонятно? Потому что мне больно, когда тебя бьют. Потому что мне хочется дуть на твою разбитую душу, как на разбитую коленку, чтобы она не саднила…

Нет, не стоит лезть с признаниями из поэтических сфер – Миле не до того. Не поймет, разозлится, закроется. Лучше сказать нечто  легкоусвояемое, доступное ее мозгу, который сейчас в состоянии разброда. «Потому что я знаю о тебе то, чего не знает больше никто: у тебя на щеках девятнадцать веснушек и родинка за ухом в виде звездочки». Нет, это секрет, который нельзя доверить даже ветру.

- Потому что я твой спутник по жизни, а спутники не бросают своих планет.

- Пожалуйста, не надо все этой романтической чепухи... – Мила слабо махнула рукой с сигаретой. Пепел упал на ногу Алекса – она стряхнула его и положила руку на то место. Тепло от ее руки проникло через брюки на кожу, под кожу и потекло дальше, к сердцу – как струя электрического тока. Получив заряд энергии, сердце забилось легко и весело, и, кажется, даже запело весеннюю песню, хотя на улице было начало зимы.

- Вообще, хочу сказать тебе «спасибо». – Мила убрала руку, чтобы взять фляжку, сердце Алекса замедлило бег в ожидании нового удара счастья. - Ты оказался не мужиком с авансовыми обещаниями, а человеком слова и дела. Джонни теперь в школе никто не трогает, даже в списке на чемпионат его восстановили. Элли уже провели полный осмотр и готовят план лечения. – Глоток из фляжки и вопрос: - А зачем ты за мной побежал? Думал, я сброшусь со скалы?

- Честно сказать - да.

- Нет. Я не подавала заявку на суицид. Самоубийством кончают люди, которых на Земле больше ничего не держит. А меня держат целых два ангела. Поэтому когда судьба в очередной раз отправляет в нокаут, я быстро прихожу в себя, получаю ачивку «униженный, но не сломленный» и снова бросаюсь в бой. Надеюсь когда-нибудь выйти победителем или, как минимум, с равным счетом… Смешно, правда?

Алекс мотнул головой - нет. Мила, не обращая внимания, продолжила:

– Знаешь, на воротах ада написано: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Это Данте «Божественная комедия». Не удивляйся, откуда знаю - выросла в библиотеке. Так вот, я жила в аду пять лет, и до сих пор протуберанцы его костров дотягиваются до меня и обжигают. Но никогда я не теряла надежды. Может, это и спасало. Сволочи живучи, а?

- Ты не сволочь… ты фея, которой вместо шелкового платья с блестками пришлось надеть рыцарские доспехи.

- Когда ты узнаешь всю правду обо мне… повторяю – ВСЮ правду, блестки осыплются, и станут видны дыры на платье.

- Я подарю тебе новое - еще красивей. Рассказывай. Как ты оказалась в том районе, и что вообще произошло?

- Там убили Манон – мою лучшую подругу, мою единственную подругу, моего душевного двойника. Значит, убили половину меня. Мы дружили недолго, с апреля этого года. Но когда встречаешь «своего», кажется – знал его сто тысяч лет.




***




…В апреле природа умеренных широт начинает готовиться к летнему балу и наряжается в свои лучшие одежды с цветочным принтом, где особенно выделяются красные цветы: маки, лобелии, астрагалы. Даже камни преображаются, когда в их трещинах прорастают синеглазые незабудки и вербены. Растения же, которые выбрали для проживания Неваду - самый засушливый штат Америки - в это время уже начинают угасать и замирать в ожидании знойного, безжалостного лета.

Чтобы не попадать под солнечный удар, Мила выехала из Рино еще до рассвета и к полудню преодолела половину из 440 миль, оставшихся до Вегаса.

Хайвэй 95 – одна из самых депрессивных дорог в Америке, прямая, как черта «из пункта А в пункт Б», а кругом пусто и голо, как в черепе скелета. Единственное «развлечение» для глаз – горная гряда на горизонте, волнистая, постоянно меняющая очертания и цвет, напоминающая эйлатские ландшафты Израиля. Кажется: доедешь до них и окажешься в Земле Обетованной…

Но нет, нам в другую сторону, в город соблазнов и библейских грехов. И ведет туда черная лента шоссе, на которое, как узелки на веревку, нанизаны редкие городки – на память о человеческой цивилизации, когда-то здесь существовавшей. Цивилизации не самой высокоразвитой, если сравнивать с древними майя: те оставили после себя инженерно построенные пирамиды и точнейший астрономический календарь, а эти – кладбища ржавых машин, горы сожженных покрышек, перекошенные дома с выбитыми глазами-окнами, сломанные тачки, телеги, бочки – ценные во времена освоения Дикого Запада, а теперь превратившиеся в хлам, по которому ветер гоняет мячики перекати-поле.

Большую часть времени по обеим сторонам дороги видны лишь плоские, каменистые поверхности, кажется – здесь недавно случился апокалипсис местного масштаба и выжег все живое. По сторонам лучше не смотреть, иначе захочется вздернуть самого себя на одной из мачт электропередач, сделанных из редвуда в форме виселицы. В придорожных городках полное безлюдие, зато обязательно присутствует американский флаг – такой обтрепанный, будто им по вечерам мыли полы, пенсионного возраста бензоколонка, не первой юности кафе и столб с надписью «Следующая заправка через 100 миль».

Вывеска «Гриль и Блюз» горела красным неоновым светом, еле заметным на солнце, и предлагала традиционно «завтрак, ланч и обед». Экстерьер кафе напоминал салун золотоискателей, ковбоев и грабителей почтовых дилижансов, где закон устанавливал Кольт «Миротворец», а слово «шериф» звучало гордо. В отличие от деревянных «салунов» прошлого, кафе было построено из камня, которого в Неваде как снега в Гренландии.

Интерьер выглядел достаточно современно: мягкие диваны «лицом» друг к другу, между ними столы размером с дверь – для больших компаний, парочка столиков поменьше – для одиноких. Под потолком гудели кондиционеры, остужая внешнюю жару, из кухни доносились запахи, от которых сразу же выделялась слюна по закону условного рефлекса. Таблички указывали расположение туалетов и душевых кабинок.

От старой публики остались только ковбои, вернее, одетые под них водители грузовиков: шляпы с загнутыми полями, майки с надписью «Watnted» и денежным мешком или изображением «Грязного Гарри» с пистолетом, клетчатые безрукавки, открывающие красные руки и прикрывающие набитые бургерами животы, потертые шорты, из которых торчали ляжки -толстые, как стволы секвойи.

Время ланча, кафешка полнилась разномастным дорожным людом, среди которого преобладала мужская половина человечества, разбавленная двумя девушками. Одна сидела рядом со входом за столиком на двоих и смотрела в окно без всякого участия сознания, так смотрят скучную телепередачу вроде предвыборного шоу и думают о чем-то своем, далеком. Мила мазнула по ней взглядом: измученно-тощая, ежик волос довольно странного цвета – черного у корней и ярко-оранжевого у концов, такое сочетание встречается у ядовитых лягушек и означает «не подходи, опасно!», черная майка без рукавов, левая рука темная от татуировок, пульс обмотан бинтом.

Официантка по имени Ванесса (если верить бэджику) поставила перед ней тарелку с яичницей «по-техасски» и бутылку пива Миллер. Девушка сказала «мерси» с французским проносом и опять уставилась в окно.

Другая девушка имела хипстерский вид: белые кеды фирмы Converse с черной звездой на щиколотках, брюки клеш цвета хаки до бедер, того же цвета майка-топ, едва прикрывающая черный лифчик, на плечах два хвостика из розовых прядей, на лбу прямая челка до бровей.

Танцующей походкой она подошла к музыкальному боксу, нажала на кнопку – автоматическая рука достала пластинку, положила на крутящийся диск, подвела рычаг с иглой. Раздалась колокольчиковая россыпь звуков когда-то