Встречи в "Бродячей собаке".

кольцо тебе, Сереженька, как оберег будет...′.
П р о н и н: Может, и прав твой Клюев... Береги колечко, Сереженька! Может, есть в нем тайная сила! Только не потеряй - а то и вправду беда случится!
В е р т и н с к и й: От настоящей беды никакое кольцо не спасет!
Е с е н и н: Спасет, спасет! Я Клюеву верю! Он людей насквозь видит, как и Григорий Ефимыч...
В е р т и н с к и й (презрительно): Это Распутин, что ли? А вы слыхали, господа, как ему недавно в Метрополе набили морду?
Е с е н и н: Ты, Сашка, сам что ль бил? Вот и не заносись! Провидец он! Он, если хотите знать...
(Входят Гумилев и Ахматова)
П р о н и н: А вот и наши небожители! Анна Андреевна, Николай Степанович, проходите... Только извольте сначала расписаться в нашей Свиной Собачьей книге! Или стишок готовый, или экспромтик!
Все двери, входы все открою я гостям
И чудные дворцы в ночи моей создам!
Г у м и л е в: Браво, Борис. Лучше не скажешь! Аннушка, здесь дивно, не правда ли?! И каждый раз по-новому, как будто впервые! Здравствуйте, Александр Николаевич. (Гумилев и Вертинский церемонно пожимают друг другу руки. Есенин подбегает к ним и фамильярно хлопает Гумилева по плечу. Гумилев недовольно отстраняется).
П р о н и н: У кабачка, дорогие мои, теперь есть эмблема - Собака. Рисовал сам Мстислав Добужинский! Не Модильяни, конечно...
Г у м и л е в: Ну не Модильяни, но...
А х м а т о в а: Дался вам это Модильяни! Николай, это, в конце концов, низко! (демонстративно отстраняется)
Гумилев (к Пронин): Обижается на меня весь день... Изволь, Борис, впишу тебе пару строк из Мишеля Кузмина:
Здесь цепи многие развязаны, -
Все сохранит подземный зал,
И те слова, что ночью сказаны,
Другой бы утром не сказал...
П р о н и н: И гимн у кабачка есть...Желаете послушать? Извольте. (берет гитару. Все подсаживаются к нему поближе, только Ахматова демонстративно отворачивается и нервно курит пахитоску).
Во втором дворе подвал,
В нем - приют собачий,
Каждый, кто сюда попал -
Просто пес бродячий.
(Есенин роняет стул).
Г у м и л е в: Борис, простим юному дарованию его неловкость...
(грозит Есенину пальцем)
П р о н и н:
Во втором дворе подвал,
В нем - приют собачий,
Каждый, кто сюда попал -
Просто пес бродячий.
Но в том гордость,
Но в том честь,
Чтобы в сей подвал залезть!
С новым 1914-м годом, господа! Ура ′Бродячей собаке′!!!
(Входит Цветаева)
Ц в е т а е в а: Здравствуйте, господа. Вот, решила под Новый год променять родную Москву на ваш Петербург. Осип Мандельштам, еще в Крыму, в Коктебеле, так хвалил мне ′Собаку′, что я не удержалась, решила зайти.
П р о н и н: Извините великодушно, прекрасная незнакомка, не имею чести знать...
Ц в е т а е в а: Я - Цветаева, Марина Ивановна.
Г у м и л е в: С прибытием в Петербург, Марина Ивановна! Я, помнится, хвалил в печати ваш первый поэтический сборник ′Вечерний альбом′... Прелестные стихи... Не просто милая книга девических признаний, а сборник прекрасных стихов!
Ц в е т а е в а: А второй мой сборник, ′Волшебный фонарь′, вы, Николай Степанович, разругали. Сказали, что это перепевы ′Вечернего альбома′.
П р о н и н: Николай, как ты мог так жестоко обойтись с этим дивным созданием?! Ее стихи очаровательны, как и она сама! Какая жалость, что я не имел счастья читать их...
Г у м и л е в: Марина Ивановна, Мариночка, дорогая, не надо так болезненно относиться к критике! Я могу покритиковать даже Анну Андреевну! И она на меня нисколько не сердится. Правда, Аннушка?
А х м а т о в а: Куда мне на тебя сердиться, Коля. Ты же - мэтр! Но все равно я пишу стихи лучше тебя!
Ц в е т а е в а: Я первый раз здесь, в ′Собаке′. И что я вижу? Мои любимые поэты - Гумилев и Ахматова - и ссорятся!
П р о н и н: Они всегда так. Забавно, не правда ли?
Г у м и л е в: Мариночка, вы прелестны, как сама весна, а ваш ′Волшебный фонарь′ - это чудо... Даже если я отозвался о нем неодобрительно! Позвольте за вами поухаживать....
Не забудьте, здесь все между собой считаются знакомыми. Здесь - только люди искусства - и никакой посторонней публики, никаких фармацевтов!
(В дверях появляется Журналист)
П р о н и н: Фармацевтов - то есть господ обывателей - мы иногда пускаем, но берем с них особую плату за вход! (подходит к ′фармацевту′. Тот отсчитывает купюры)
Г у м и л е в: И немалую... Деньги идут на корм нашей Собаке.... На косточки, так сказать.
(Забирает у Журналиста портмоне и извлекает еще купюры)
В е р т и н с к и й: Nicolas, je vous prie, выпотрошите, выпотрошите нам этого фармацевта!
Ж у р н а л и с т: Помилуйте, господа, я, в некотором роде, журналист... Представляю прессу!
Г у м и л е в: Все мы здесь, в некотором роде, журналисты. Проходите, милейший стервятник, присаживайтесь. Будет вам пожива! Здесь не привыкли прятать своих мыслей.
Ж у р н а л и с т: К слову, Николай Степанович, вы-то как раз моя постоянная добыча. Имел честь писать о том, как вы изволили стреляться с поэтом Волошиным... Из-за этой, мифической испанской инфанты... Как ее? О! Керубина де Габриньяк.
Г у м и л е в (холодно): Ее настоящее имя - Елизавета Дмитриева. Скверная история и скверно было написано.
Ж у р н а л и с т: Забудем, Николай Степанович. Несказанно рад видеть здесь столь блистательное общество! (в сторону) Как пить дать, без сенсации не обойдется!
П р о н и н: Как говорится, ′Бродячая собака′, ты тем и хороша, что всякая со всякой здесь встретится душа′.
Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога
Все мы - смешные актеры
В театре Господа Бога.
Наша ′Собака′ - это самое веселое место на свете! Говорят, даже в парижском артистическом кабаре ′Ротонда′, где упомянутый Модильяни хлещет абсент, не так весело, как у нас. Правда, Анна Андреевна? Вы же бывали в ′Ротонде′ с Николаем Степановичем?
А х м а т о в а: Да, господа, в ′Ротонде′ скучновато, не то что у нас, в ′Собаке′. Мы с Колей выбрали Париж для свадебного путешествия. Знаете, господа, в Париже тоже такая смертельная скука!
Г у м и л е в (вспыхивает): Аня, что ты говоришь?! Скучно?! В Париже?! Мы же каждый день ходили в театр или ресторан!
А х м а т о в а: Что может быть скучнее театров и ресторанов! Я, знаете ли, пока Коля бегал по своим экзотическим музеям, купила маленькую черепашку... Посажу ее на стол - она и бегает... Все-таки развлечение!
(с вызовом): За Модильяни! (Пауза, все застывают с бокалами)
В синеватом Париж тумане,
И наверно, опять Модильяни
Незаметно бродит за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной...
Г у м и л е в: Это она все придумала про черепаху. Мне в отместку. У нас с ней не любовь, а дуэль - по всем правилам!
(К Пронину): Хочешь, Борис, быть нашим секундантом?
П р о н и н: Уволь, Николай Степанович, только не я! Опять выйдет чистый фарс, как с Максом Калошиным, то есть с Волошиным. Те еще из вас Дантес с Пушкиным, доложу я вам! Один калошу в снегу потерял, раком ползал, другой - секунданту