Привет, - сказала она мне.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения и адрес проживания, - ответил я ей строго.
- Что с тобой случилось?
- Фамилия, имя, отчество, год рождения и адрес проживания!
- Ничего не понимаю... Что с тобой происходит?
Я старался не смотреть на Олю. На неё мне сейчас было трудно смотреть.
- Задержанная, отвечайте на вопросы, а не задавайте их.
- А зачем мне отвечать на вопросы?
- Вы находитесь под следствием.
- Под каким ещё следствием?
- Вы обвиняетесь.
- В чём?
- Вы внушаете людям иллюзии, подогреваете в них желания к несбыточному.
- Ах, вот оно что... Ты теперь так называешь искусство и творчество?
- Кто входит в вашу организацию? Назовите всех её членов.
Ольге стало весело. Она решила подурачиться.
- Ну... Как тебе сказать-то... Моя организация так и называется: "Моя организация". Многие разные люди в неё приходят и уходят. Никто навсегда не остаётся.
Она говорила метафорами, я её прекрасно понимал, но говорить сам так же не хотел.
- Назовите своих сообщников, - потребовал я грозно.
- Я всегда одна в своей жизни. Какие могут у меня быть сообщники? И ты об этом хорошо знаешь.
- Не состоит ли в рядах вашей организации некто... - я помедлил прежде, чем назвать имя, - ...Борис Комсомолов?
- Мы расстались. Я ему всегда говорила, что из меня не получится примерная жена. Он настаивал. А я не люблю, когда на меня давят, ты же знаешь. И он ушёл... из моей организации.
- Кто ещё состоит или состоял в вашей организации?
- Ещё и ты состоял. Забыл?
Я не ответил. Коварная дурочка! Она никак не хотела понимать, что всё происходящее на данный момент - очень серьёзно и плохо для неё.
Я не ответил. Я стал строчить протокол допроса. Потом пододвинул его к ней вместе с авторучкой.
- Прочтите и подпишите, - сказал я.
- А что это? - спросила Оля.
- Протокол допроса.
- А ты меня, значит, допрашивал что ли?
- Ознакомьтесь с протоколом и поставьте подпись!
- Я не читаю протоколы допросов. Я могу почитать стихи. Или хорошую прозу. Времени и желания у меня нет на протоколы. Но если тебе так надо, то я подпишу эту бумажку. Ты точно этого хочешь?
Я не смог ответить ей.
- Скажи мне что-нибудь, скажи, - просила Оля. - Только скажи искренне. Как ты говорил искренне раньше и писал искренне.
- Искренность меня погубила, - пробормотал я. - Я слишком верил в неё. И эта моя вера не выдержала лживость нашего мира.
- И тогда ты решил создать свою ложь? - печально спросила Оля.
Она попала в точку. Я вызвал дежурного. Олю увели.
- С тобой случилось что-то плохое и тебе нужна помощь, - сказала она напоследок мне.
9.
Действующие лица:
Я;
Комиссар;
(Слышно, как где-то кто-то кричит.)
Комиссар:
- Слабо. Очень слабо. Никакого результата.
Я:
- Ольга - непростой человек.
Комиссар:
- Она тебя уделала. По полной программе. Ты провалил допрос.
Я:
- Я старался.
Комиссар:
- Плохо старался. А знаешь, почему?
Я:
- Почему?
Комиссар:
- Ты не веришь, что они все - враги.
Я:
- Это не так.
Комиссар:
- Так. Ты обижен. Ты разочаровался. Но ты не идейный. Ты обижен на то, что твои опусы никто не читает. Ты разочаровался в литературном мире, который в реальности оказался совсем не таким, каким ты представлял его в детстве и юности. Ты завидуешь тем особым творческой деятельности, которые печатаются, которых читают, которых обсуждают критики и обозреватели. Только и всего. По этой причине ты в НКВД. Ты не состоялся, как писатель, и это тебя злит, и это нагоняет на тебя тоску. Не враги для тебя все эти менестрели и скоромохи. Ты на них зол, потому что они обошли тебя, а вовсе не потому что они - враги.
Я:
- Как же мне быть?
Комиссар:
- Листай папку.
10.
В папке на товарища Матню было несколько листков. Он идеально вписывался в категорию врагов. Его мировоззрение было весьма опасно для благополучия человеческого рода с точки зрения НКВД. Он мог быть не просто рядовым членом идейно враждебной организации, а самым настоящим её лидером.
Конечно, тогда в Ташкенте нам умереть не удалось. Добрые соседи вызвали скорую и нас откачали. Спустя несколько дней я уехал в Энск, а товарищ Матня остался в Ташкенте. С этого момента наша революционная ячейка прекратила своё существование. Мы остались быть друзьями, но единомышленниками уже не были.
11.
Товарищ Матня пересмотрел свою революционную программу и стал вносить в неё значительные изменения. Меня же прежняя программа вполне устраивала, я предпочитал видеть мир пошлым и уродливым, я предпочитал и дальше считать себя глубоко несчастным и талантливым человеком. Матня выразил решительный протест против этого, он теперь считал весь мир красивым и прекрасным. Теперь он считал, что надо этот мир сделать ещё красивым и более прекрасным.
- Революция - это не депрессия, революция - это творческий процесс, - утверждал Матня.
Я стал для товарища Матни идеальной мишенью. Он критиковал меня со всех сторон. Особенно мой имидж глубоко несчастного и талантливого человека. Он разбивал меня в пух и прах, дело доходило даже до оскорблений. Как-то то раз после очередного яростного дебата я сгоряча предложил товарищу Матне навсегда разойтись. Однако, разойтись мы не смогли, революция нас не хотела отпускать, а мы слишком привыкли друг к другу.
Наши революционные взгляды совпадали только в одном. В том, что Санкт-Петербург является идеальной революционной мечтой.
12.
Первым в Санкт-Петербург поехал товарищ Матня. Спустя несколько лет пришёл мой черед. К тому времени товарищ Матня учился на кинорежиссёра и собирался жениться на девушке, которой было абсолютно наплевать на революцию. Товарищ Матня показался мне абсолютно чужим и незнакомым человеком. Я понял, что наша с ним великая революция закончилась.
Санкт-Петербург тоже оказался совершенно чужим для меня. Никакого намёка на революцию я в нём не увидел. Я ожидал увидеть Чёрного Пса Петербург группы ДДТ, а встретил Русскую Весну Юрия Шевчука. Приехал в большой непонятный город, населённый людьми, которые делали и говорили что-то непонятное. Я со своей революцией выглядел диким и отсталым человеком.
Великая революция закончилась, я остался у разбитого корыта. Все мои воздушные замки разлетелись на части и разбились на осколки. И уже много лет после этого я некоторые из них пытаюсь собрать и как-то склеить.
13.
Без стука вошли в кабинет Леонид и Дамир.
- Чего сидишь, бездельник? - обратился ко мне Дамир. - Подымай свою задницу и айда с нами.
Я так и сделал. Пошёл с ними.
На улице мы сели в служебную машину. Поехали. Я опять попытался дозвониться до Виталика. Он трубку всё так же не брал.
- Куда едем? - осведомился я
- На Звенигородскую, в Дом Писателей, - ответил Дамир.
- Зачем?
- Как "зачем"? Не задавай глупых вопросов.
Ясно. Едем арестовывать врагов. Хватать, бить и сажать. Выполнять свои прямые обязанности.
Приехали. Осмотрелись. Врагов было полным полно. Бурная деятельность здесь кипела. Антисоветская. Секции там, лито и семинары всякие.
Мы вели себя пока прилично. Зашли тихо в первую попавшуюся аудиторию. Она была забита врагами до отказа. Обсуждали книгу Бабеля "Конармия". Сам Бабель стоял посередине и говорил речь.
Вдруг дверь распахнулась и ворвались озверевшие герои Гражданской войны. Возглавлял их Буденный. Глаза их горели огнём, они тяжело дышали, источая вокруг себя алкогольный смрад. Пар валил из ушей.
- Где этот хрен?! - заорал Буденный, вращая бешенно свои налитыми кровью глазами и брызгая слюной.
- Вот он! - пискнул один из героев, тоже пьяный, указывая на Бабеля.
Автор "Конармии" попятился. Он побледнел.
- Ах ты, дегенерат, твою мать!! - заорал Буденный, выхватил шашку и кинулся к Бабелю.
Что тут началось! Шум, крики, гвалт. Несколько поэтов и писателей смогли сдержать Буденного, схватив его за руки и ноги. Бабеля быстро вывели из помещения подальше от греха.
Все знали причину этого инцидента. Бабель во время Гражданской был в войсках Буденного военным корреспондентом. Он вёл дневниковые записи, которые потом стали основой его знаменитой книги "Конармия". И это было не чтиво о доблестных подвигах красноармейцев, а самая настоящая правда о них. Правда о том, что героями красноармейцы совсем не были.
Героев успокаивали полчаса. Пришлось даже за бутылкой сбегать. Буденный опрокинул стакан водки, крякнул и сел на стул. Потом резко вскочил.
- Всё равно убью гада! - мрачно пообещал он и бросился вон. Его приятели поспешили за ним.
После такого скандала нам делать здесь нечего. Поэтому мы поехали к себе обратно.
14.
Мне снился океан. Безбрежный. Чёрный. То ли я в него падал, то ли парил над ним.
Волны океана поднимались до самых небес. Которое было всё в ужасных тучах.
15.
Утром мне позвонил Дамир.
- Ты ещё дрыхнешь? - были его слова. - Хватит спать. Приезжай немедленно!
Когда я приехал, мне сказали, что дан приказ арестовать Буденного.
- Да вы в своём уме? - удивился я. - Вы хоть понимаете, кого мы поедем брать?
- Это ты ничего не понимаешь, - возразил Дамир. - Доходит до тебя, как до жирафа.
- Да при чём тут жираф? Буденный - герой Гражданской войны!
- Ага. Герой. Зато Бабель пердолит жену товарища Ежова. Весь Петербург об этом знает. Кроме тебя, как всегда.
- И что?
- И то. Вчера она узнала о той выходке твоего героя в Доме Писателя. И попросила мужа разобраться. Теперь понятно тебе?
Конечно, мне стало понятно. Но я промолчал.
Собрались мы быстро Взяли собой ещё пяток солдат. Поехали на двух машинах.
16.
Дача Буденного выглядела как маленькая военная часть. Забор и ворота окаймлены колючей проволокой. Вход охранял Петька с винтовкой. Он потребовал наши документы и внимательно их изучил. Потом зашёл в дежурку. Мы зашли тоже. Петька позвонил. Связь была хорошая, было слышно, как отвечают на том конце провода.
- Семён Михайлович? Это я, Петька. Тут чекисты приехали.
- Какого хрена им нужно? - спросил Буденный.
- Не знаю. Вас просят. Для дачи показаний.
- Как же, для показаний... - проговорил герой Гражданской войны. - Щас я этих сволочей...
Он не договорил. Бросил трубку.
- Судя по всему, он ещё не протрезвел, - высказал мнение Леонид.
Дамир ухмыльнулся и повернулся к Петьке.
- Дай закурить, - сказал он Петьке.
Петька дал.
Буденный тем временем выставил из окна дома дуло пулемёта. И, недолго думая, дал очередью по забору.
- Получай, гады!! - весело и зло заорал он.
Мы прыснули вон из дежурки. Побежали к машинам.
- Ах, ты, сука! - кричал и бежал Дамир. - Ты смотри, что творит, падла!
Сев в машины, мы драпанули по-быстрому, не дожидаясь, как сдуревший Буденный начнёт кидать в нас гранатами.
Закончив стрелять из пулемёта, Буденный стал звонить Сталину. И когда дозвонился до него, то заорал что есть мочи в трубку:
- Иосиф!!! Контрреволюция!!! Меня приезжали арестовывать!!!
17.
Великий вождь и отец народа слушал доклад товарища Ежова, когда позвонил Буденный. Сталин ответил ему не сразу. Выждал секунд десять, а потом сказал:
- Не волнуйся, Семён. Это какая-то ошибка. Мы разберёмся.
И тотчас положил трубку. Потом внимательно посмотрел на Ежова. Генеральный комиссар госбезопасности был не жив и не мертв, он почти не дышал, по ответу своего хозяина он быстро догадался о том, кто только что сейчас звонил.
- Что у вас за история с Буденновым? -
Помогли сайту Праздники |