— Если? — губы экономки вновь растягиваются в саркастической усмешке. — Ладно, я объясню. Майк подслушал ваш разговор на болоте. Он был там, в кустах за манграми.
— На Луну, что ли, надо улетать из этого дома, чтобы спокойно поговорить? — тоскливо ворчит Зак, а Лу мгновенно интересуется:
— И что же он там делал ночью, если не пошёл за нами специально, чтобы подслушивать?
— Зачем ему подслушивать? — вновь оскорблённо вспыхивает Шерри. — Рыбачил или ставил садки на крабов, вот и всё.
— А почему же он не вышел, когда увидел нас? Почему спрятался?
— Значит, ему не очень-то хотелось с вами якшаться, — без обиняков заявляет Шерри.
Лихорадочный тёмный румянец не покидает её скул. «Не очень-то хорошо воспитан ваш Майки», — хочет съязвить Лу, но решает больше её не дразнить. Возможно, они с сыном действительно не замешаны в странных происшествиях, творящихся в Мэнгроув Плейс, просто ожидают получения законного наследства.
Как и все остальные Монтгомери.
— Постойте! — Зак буквально подскакивает. — Совсем забыл. Не находили ли вы где-нибудь во время уборки свёрнутые в трубку и упакованные в тубус чертежи? Планы этого дома? Они могут помочь нам в расследовании.
— Нет, — без каких-либо раздумий отвечает Шерри. — Ничего такого я не видела.
Но, подходя к лестнице, Лу чётко припоминает, что и об этих чертежах они с Заком говорили накануне, как раз когда Майк Уильямс подкарауливал их в кустах. Вот чёрт.
Она непроизвольно оборачивается, готовая поклясться, что чей-то недобрый внимательный взгляд снова сверлит ей спину.
— Что? — тревожно спрашивает Зак.
— Не знаешь, когда там следующий старт какой-нибудь космической штуковины? — бурчит Лу со вздохом. — Ты только что про Луну толковал. Улететь бы, мол, отсюда. Так вот, мыс Канаверал недалеко.
* * *
Эрзули Дантор — чистота и непорочность, но её иная ипостась, её сестра — Лоа Эрзули Фреда — не такова.
Она — ночь, она — алый бархат, розовый шёлк, она — золотое вино.
Она — сама любовь, сам грех.
Она опьяняет и манит, она сводит с ума тех, кто идёт за нею.
Она жестока и неразборчива, как жестока и неразборчива бывает любовь.
Несите же на её алтарь всё, что у вас есть, всё, что дорого вам, несите свою душу.
Она заберёт её, смеясь.
* * *
— Давай-ка я с тобой проедусь, — вполголоса произносит Лу, усаживаясь в «лендровер» рядом с Заком, который собрался на почту, чтобы получить факсы. —Прокатимся и поговорим без помех.
— Без детей в кустах, призраков и москитов, — подхватывает Зак, направляя автомобиль к воротам поместья. — Ладно, твои соображения?
Он косится на Лу, чьи буйные кудри сейчас чинно прикрыты соломенной шляпкой, похожей на те, что они недавно видели в старых фотоальбомах. Ветерок развевает рюши светлого платья в горошек. Ну просто чёртов ангелочек с нахальными глазами-фарами, острым языком и рискованными затеями!
— Могу лишь повторить, что мы всё доблестно просрали, босс, — сумрачно бросает Лу, сосредоточенно рассматривая свои ногти. — План особняка не нашли. Собрали досье на семью Монтгомери, но не озаботились ни кухаркой, ни экономкой, ни — внимание! — сиделкой. В итоге имеем, слава Всевышнему, не труп, но полутруп Виктора Леруа. И куколку-вуду впридачу. Дерьмовые мы детективы, босс, — она глубоко вздыхает.
— Ну-ну, — успокаивающе бормочет Зак. — Сейчас мы сделаем все оставшиеся запросы. И ещё я полагаюсь на твою знаменитую интуицию, Лу Эмбер.
— А-а, — отмахивается та, мимолётно усмехнувшись. — В данном случае моя интуиция подсказывает только, что Шерри не врёт относительно своего прошлого. И знаешь, мне как-то стало жалко старого сухаря Роджера. Позади у него как минимум две личные трагедии: жена умерла, с любовницей разлучили. Неудивительно, что он вымерз изнутри и уже не благоволил ни к собственному сыну, ни к внукам. Исполнял свой долг, вот и всё. То, что считал своим долгом.
— И на склоне лет принялся гоняться за Квартеронкой и переписывать завещание, — продолжает Зак, резко посигналив, чтобы отпугнуть показавшегося на обочине дороги небольшого оленя. — А вот любопытно, кто из его родни, как упомянула Шерри, прознал о его связи с Сарой Мэй и сделал всё, чтобы их разлучить?
— Да кто угодно мог, — пожимает плечами Лу. — Его родители к тому времени уже умерли, но остались всевозможные добропорядочные кузины, кузены, тётушки, дядюшки и другие столпы общества.
— Между прочим, — живо предлагает Зак, — мы можем сейчас навестить в больнице Виктора Леруа и попытаться получить от него более внятную информацию о том, что с ним произошло. Ну или хотя бы выразить своё сочувствие. И, кстати, — после некоторой заминки добавляет он, взглянув на Лу, продолжающую сосредоточенно изучать свои ногти. — Ты ведь знала Виктора и раньше? Откуда?
Лу поднимает глаза. С её выразительного лица вмиг исчезают всякие эмоции, словно стёртые губкой со школьной доски условия задачи.
— Мы были знакомы шапочно и скорее заочно, — роняет она наконец. — Просто вращались в одних и тех же кругах. Клубах. Которые я до сих пор посещаю, сам знаешь, по долгу службы, а ты нет, — она озорно фыркает, снова развеселившись.
— Слуга покорный, — бурчит Зак, внезапно осознав, что ему не нравятся предполагаемые обстоятельства даже шапочного знакомства Лу с Виктором Леруа. Хорошо, что сейчас она под его, Зака Пембертона, покровительством. Под защитой его имени и его респектабельности.
Как когда-то в школе.
Лу тем временем откидывается на спинку сиденья и вытягивает длинные ноги, насколько позволяет тесный салон:
— Я с Виктором дела не имела. Говорю же — мы знакомы лишь заочно, лицом к лицу практически не сталкивались.
— Я и не думал, что ты с ним… э-э… — Зак обрывает себя на полуслове и начинает медленно краснеть. — Господи… Ты чудовище, Лу Эмбер Филипс. Тебе нравится надо мной издеваться. Зря я заступался за тебя в школе.
— Пусть бы мне сломали нос и выбили парочку зубов? Да ладно, это только бы добавило мне шарма, — парирует Лу, продолжая довольно ухмыляться. — Вон почтамт, Зак Пембертон, ты что, его не узнал? Сворачивай.
Она звонко хохочет, слыша, как чертыхается Зак.
Разослав и получив нужные факсы, детективы действительно едут в городскую больницу, где их ждёт разочарование: Виктор через медсестру передаёт им, что ничего не помнит и не в состоянии ни с кем разговаривать.
Задумчиво насвистывая себе под нос мелодию из «Крёстного отца», Лу покупает для него в киоске больничного холла небольшой букет цинний, отсылает в палату с открыткой и напрямик заявляет:
— Моей хвалёной интуиции это не нравится, но делать нечего. Пошли, я обаяю главврача и расспрошу его про сиделку Монтгомери, эту мисс Кинселла, которую Белинда именует пьянчужкой.
Главврач больницы оказывается молодящейся пышнотелой дамой лет пятидесяти, с интересом воззрившейся на Лу. Но ничего нового о профессиональной биографии Софии Кинселла, она сообщить не может.
— Её порекомендовал семье Монтгомери мой предшественник, который вскоре ушёл с этого поста, — извиняющимся тоном заявляет она. — Но я уверена, что мисс Кинселла весьма компетентна.
Таким образом, детективы откланиваются ни с чем и направляются перекусить в больничный кафетерий. Достав свой кейс, Зак начинает методично сортировать полученные бумаги, одновременно их просматривая. Лу терпеливо ждёт, но Зак помалкивает.
— Что-то назревает, — повторяет Лу, когда они снова возвращаются к «лендроверу». — Даже такой толстокожий мамонт, как ты, должен это почувствовать.
Она склоняет голову набок, будто к чему-то прислушиваясь.
— Я не мамонт, — только и отвечает Зак, заводя мотор и направляя машину к федеральному шоссе.
— Давай колись уже, что там сообщили! — через десяток миль не выдерживает Лу, и Зак наконец говорит:
— Касательно своего прошлого Шерри Уильямс не солгала. Единственное, о чём она умолчала, так это о том, что её покойный муж был активистом радикальной организации, защищающей права цветного населения. И он, скорее всего, был убит, поплатившись за свою политическую деятельность. Жаль, чёрт побери. Судьба жестоко обошлась с этой семьёй.
— У миссис Уильямс и её сына есть серьёзные счёты к системе, — подытоживает Лу, отрешённо уставившись в лобовое стекло на дорогу. — Учитывая ещё и семейную историю… Чёрт! Осторожней!
Зак выворачивает руль и резко тормозит, едва не съехав в кювет. В предзакатном сумраке видно, что шоссе стремительно пересекает чья-то тень. Белое подхвостье оленя исчезает в кустах, будто помахав детективам на прощание.
— Чёртова луизианская фауна, — Зак длинно выдыхает, чувствуя, как колотится сердце. — Уф, пронесло! Храни Господь этого рогатого дуралея.
— Аминь, — меланхолично заключает Лу, принимаясь рыться в «бардачке». — Мать его за ногу, я бы закурила. У тебя ж вроде тут валялась какая-то пачка…
Она вскидывает голову, заслышав вой сирены.
Мимо них стремглав проносится машина «скорой помощи», вся в огнях, направляющаяся туда же, куда и детективы, — к особняку Монтгомери.
К Мэнгроув Плейс.
— Что за… — начинает было Лу, но стискивает зубы. Наступает черёд Зака бессильно выругаться — их «лендровер» не заводится.
* * *
Лицо Шерри Уильямс, неподвижно лежащей на носилках, которые проворно выносят из дома парамедики, — пепельно-серое, глаза плотно закрыты. Сломанная кукла, да и только.
Но она жива. Всё ещё жива. Парамедик подносит к её рту кислородную маску.
— Надышалась соляной кислотой. Вылила в ванну средство для чистки и начала задыхаться. Потеряла сознание. Там оказалась почти сплошь соляная кислота, — отрывисто поясняет Стив подбежавшим детективам. — Во флаконе.
Лу и Зак бросили машину на подъездной дороге и помчались к Мэнгроув Плейс, как осатаневшие гончие. Они растрёпаны, еле переводят дух. Зак оставил где-то на кусте свой пиджак. Он едва поспевал за Лу, несущейся как пуля. Та почти сразу точно так же выбросила шляпку.
Лу устремляется в дом, на ходу перехватив Майка:
— Где это случилось, парень? Когда?
— На первом этаже, в ванной, — с трудом выговаривает тот. Губы у него дрожат, лицо такое же серое, как у матери. — Полчаса назад. Мама же не умрёт?
Парамедики захлопывают дверцы «скорой».
— Нет, конечно же, нет, — Зак успокаивающе обнимает его за плечи. — Её ведь уже почти откачали. Несколько дней в больнице, и с ней всё будет хорошо. Кто её нашел? Ты?
[justify]— Я… да, я. Они сказали…