МЫ, АКАЦИТА

Мэтт Воронье Крыло к полицейскому девизу «Служить и защищать» относился со всей серьёзностью. Пускай он был всего лишь сержантом племенной полиции в индейской резервации Оглала, и его никогда не показали бы по телику в детективных сериалах — краснокожего недоучку, всей заботой которого было ловить и запихивать в кутузку перепившихся соплеменников. Или пацанов, на спор угнавших чужого коня. Или бузотёров из Движения американских индейцев, которые взяли моду торчать там и сям с крамольными лозунгами, обвиняя власти в произволе и лицемерии и требуя не понять чего. Вот их-то как раз по телику и показывали! Ещё бы, они же щеголяли перьями в распущенных волосах да разводами чёрной и алой краски на голых плечах. Снимай, не хочу. Мэтт же мог щеголять разве что армейской стрижкой и стандартной тёмно-синей униформой. И вообще, все эти смутьяны считали его кем-то вроде цепного пса, продавшегося белым за кость и миску похлёбки.

Но Воронье Крыло втихомолку вычитал в энциклопедии, что индейские полицейские были и в стародавние времена у всех племён прерий от Северной Дакоты до Оклахомы. Вот так-то! Назывались они «акацита» и ходили с плётками из сыромятной кожи. Ну правильно, надо же кому-то следить, чтобы порядок был, а не анархия и смута. Глотку-то драть и средний палец вслед полицейскому «форду» демонстрировать всякий малолетний дурень горазд.

Про себя Воронье Крыло с неохотой признавал, что в лозунгах, которые во всеуслышание орали смутьяны из ДАИ, есть немало справедливого. Про 371 нарушенный правительством договор с индейскими племенами, например. Если бы индейцы, как встарь, оставались хозяевами на собственной земле, пусть даже в границах отведённых им резерваций, ребятишкам тут не приходилось бы жрать одну кукурузную кашу и загибаться от болячек вроде туберкулёза или трахомы, о каких белые американцы уже и слыхом не слыхивали. Резервации были настоящей «страной третьего мира», что уж там.

Но и эти мысли Воронье Крыло оставлял при себе.

Поделился он ими только со своим новым напарником, Маленьким Камнем, когда тот пришёл наниматься в племенную полицию Оглалы.

Маленький Камень при первой встрече выглядел таким же охламоном, как и прочий молодняк в Оглале. То есть: распущенные по плечам чёрные лохмы, на куртке — круглые значки с портретами всем известных бородачей-латиносов и индейских вождей прошлого века, на запястьях — цветные браслеты из бисера. «Можно подумать, он знает, что обозначают все эти бисерные узоры», — хмыкнул Мэтт, насмешливо глядя на него из-за своего стола в дежурке.

— А почему тебе вздумалось стать полицейским, сынок? — отрывисто бросил он.

По правде говоря, в сыновья ему Камень вовсе не годился, он был всего лет на десять младше тридцатидвухлетнего сержанта, но под его суровым взглядом смущённо потупился.

— Хочу отселиться от тётки, сэр. Там и без меня народу полно. Я у неё и так всё детство нахлебничал, а теперь вот из техколледжа вернулся и понял, что невмоготу мне.

Мэтт снова хмыкнул. Тётку Камня, Джоанну Беги Быстрее, он, разумеется, знал. Она приютила племянника после смерти его родителей, хотя у неё своих огольцов семеро по лавкам сидело. А сейчас ещё и старшая дочка родила двойню. Немудрено, что парень заявился наниматься в полицию: полицейским можно было жить в казарме, примыкавшей к кутузке, а по истечении пяти лет службы получить собственный дом, точнее, домик с прилегающим куском земли. Как раз в таком обитал сам Крыло. Летом в нём стояла духотища, зимой — колотун, в щели задувал пыльный ветер, но всё-таки это было лучше, чем ничего. Лучше, чем койка в казарме.

Мэтт знал и то, почему парень не отправился работать по специальности, полученной в техколледже. Правительство платило вчерашним школьникам-индейцам грошовые стипендии, чтобы потом дудеть на всех углах о своём благодеянии, но, когда те возвращались обратно в резервацию, тут же выяснялось, что соответствующей работы для них нет и не предвидится. Повертевшись чуток, молодняк разбредался кто куда. Многие уезжали в город, теряя тем самым право на федеральное пособие. Как и их будущие дети и внуки, лишавшиеся статуса «племенных индейцев» и становившиеся просто «индейцами с тротуара». Сплошная экономия для федерального бюджета!

Крыло вздохнул и коротко рассказал будущему напарнику про древних полицейских-акацита — чтобы приободрить и в назидание. А потом строго прибавил:

— Патлы свои подстрижёшь. Ты теперь у племени на службе, а не в своей горлопанской тусовке. И значки с куртки снимешь. Взамен получишь другой значок. Такой, как надо. А браслетики свои…

— Это обереги, сэр, — быстро перебил Маленький Камень. — Хотите, я вам такой же сплету, сэр?

Он счастливо заулыбался, сморщив нос, — понял, обалдуй, что его берут.

— Не надо, — сердито оборвал его сержант. — Тебе ещё предстоит учёбу пройти и экзамены сдать. По знанию законов, по стрельбе и всякое такое. У нас тут, конечно, не полицейская академия, но всё же. А в казарму можешь перебираться хоть сегодня. Шмоток много не тащи, обмундирование тебе выдадут. А я про тебя председателю племенного Совета доложу. Люди-то нужны.

Шмоток у Камня оказалось немного, все они уместились в картонной коробке из-под телика, торжественно внесённой им в казарму. Вместо телика там обнаружился здоровенный магнитофон, откуда громко заорали какие-то рокеры. «Двери», что ли, или как-то так.

Мэтт, опиравшийся на косяк у входа, поморщился. В казарме стояло шесть коек, занятыми из них до появления Камня были только две, и соседи новичка — Кон Дождь В Лицо и Джереми Зимний Ветер — как раз патрулировали резервацию. Так что оглушительный рок никому не мешал. Сержанта беспокоило совсем другое.

— Ты с горлопанами из ДАИ, из Движения этого не якшаешься, случаем? — резко осведомился он.

Маленький Камень, сидевший на корточках возле коробки, вскинул на него удивлённые глаза и выключил магнитофон.

— Я в Оглале три года не был, сэр, — просто пояснил он. — Ни с кем пока не якшаюсь. Но про ДАИ наслышан, как же, кто про них не знает.

— И что ты про этих ребят думаешь? — продолжал настороженно допытываться Крыло.

Парень немного поразмыслил и серьёзно ответил:

— Они мне нравятся, сэр. Они не трусы. Но они всех подставляют, когда хватаются за пушки, как «чёрные пантеры». Не думаю, что это идёт на пользу Оглале.

Мэтт выдохнул с невольным облегчением. Пацан оказался рассудительнее многих своих сверстников.

— Вот именно, — одобрил Мэтт. — Они добиваются справедливости, это да, но не теми методами, какие нужны нам, лакота. Незаконными методами. Поэтому мы обязаны нарушающие закон действия сразу же пресекать, а самих бузотёров арестовывать. Понял?

Маленький Камень задумчиво кивнул, и сержанту вдруг захотелось потрепать его по стриженой макушке, как младшего брата. Кстати, то, что парень успел подстричься, выполняя отданное распоряжение, тоже говорило в его пользу.

«Сработаемся», — удовлетворённо подумал Крыло, а вслух сказал:

— Я тебе не «сэр», а сержант. Так и называй.

Камень снова радостно кивнул. Его круглые карие глаза просияли, и Мэтт почувствовал, как у него теплеет на сердце.

Вскоре они вообще перестали разводить друг с другом китайские церемонии — типа «сержант» да «офицер». Маленький Камень сдал все тесты и стал полноправным полицейским, получив значок и револьвер. Хотя Мэтт привлекал его пока только к мелким делам. Например, поручил ему расследовать таинственное исчезновение нижнего белья с верёвки перед домом учительницы Джоан Ливенуорт. Бельё, кстати, спёр не какой-то маньяк, а втюрившийся в училку дуралей-старшеклассник. Ну или розыск пятигаллоновой бутыли самогона, изготовленного Питом Хромоногим. Самогон они нашли в специально вырытой яме за домом Пита. Тот, хоть и не старшеклассник, но тоже дурак дураком, судья Одинокая Птица справедливо вкатил ему три месяца общественных работ.

На более серьёзные дела Мэтт пока старался нового напарника не брать. Мальчишка напоминал ему доверчивого весёлого щенка. Но, когда в резервации стало происходить странное, рядом с Мэттом не оказалось никого, кроме Маленького Камня.

* * *
Всё началось с того, что в участок приехал на своей пегой кобыле Уолт Прыгающий Волк. Телефона у этого ещё не дряхлого, но совершенно седого старика отродясь не было, как и машины. Кашлянув, он обратился к Мэтту, который свирепо барабанил по клавиатуре пишущей машинки, сочиняя для председателя племенного Совета отчёт о работе за неделю.

— Хейапи, сержант.

Мэтт поднял хмурый взгляд:

— Привет, Волк. Что-то стряслось?

В глубине души он был даже рад оторваться от опостылевшей писанины.

— Стряслось, хотя это как посмотреть, — туманно сообщил старик, комкая в руках снятую с седой головы чёрную шляпу. — Моего пса кто-то растерзал.

— Койоты? — резонно предположил Мэтт. Он помнил этого пса, который по собачьим меркам годился в ровесники своему хозяину. По крайней мере, морда у него была седая, и брехал он на проезжавших мимо хозяйского дома без всякого энтузиазма. Больше лежал и грелся на солнышке.

— Непохоже, — скупо обронил старик, и, внимательнее посмотрев на него, Мэтт понял, что тот просто убит горем, которого не хочет показать.

— Уоштело, — кивнул сержант, поднимаясь из-за стола. — Попробуем выяснить, как это получилось.

Старик не то что приободрился, но вздохнул с таким явным облегчением, что у Мэтта защемило сердце. Он полез в ящик стола за револьвером, но, уже засовывая его в кобуру, спохватился. Полицейский «форд» ещё утром взял Джереми Зимний Ветер, чтобы отвезти в больницу беременную сестру. На втором «форде» сегодня дежурили Маленький Камень и Кон Дождь В Лицо. А собственный пикап Мэтта как раз был в ремонте. Вот незадача-то. Не на стариковской же кляче ему было ехать, усевшись позади Прыгающего Волка!

Хмыкнув, Мэтт обратился по рации ко второму патрулю.

— Слушаю, сэр! Приём! — бодро отозвался Маленький Камень.

— Дуйте в участок, мне машина нужна. Приём, — распорядился Мэтт и отключил радиосвязь.

Чем-то рассказ старика его встревожил, а он привык доверять своему чутью.

Патрульный «форд» подкатил, лихо взметнув облако ржавой пыли, и тут