... Первая партия декабристов, как мне помнится и это точно, была доставлена из самой Читы уже 22 сентября 1830 года, всего 71 человек. Самые известные и кого ты матушка помнишь из арестантов были я, князь Щепин-Ростовский Д.А., Анненков И., Муравьёв Н, Трубецкой, Лунин М.С. , князь Волконский, Розен и многие другие, ты их не можешь знать всех, были и их соотечественники, как нас прозвали-декабристы. Большой бедой для нашего начальства были прибывшие к ним чуть позже, измученным каторжанам, их жёны и невесты. В начальстве казалось произошло искажение свойств Веры православной в Бога. Не было в них духовного порядка, стойкости христианина... Но, время побеждает всё. Одной из первых, кто достиг преисподнюю Сибири, Петровский острог, преодолев более шести тысяч вёрст, стала Мария Николаевна Волконская. Она почти сразу стала душою и сердцем великих женщин России в Сибири. Оная дама несла в себе семена всесущего божественного начала. Ей прямо таки сразу, без сделки со своею совестью, удалось впервые же дни тягот, организовать связь с нами каторжанами. Уже потом она, все лютые годы каторги, передавала многие десятки, сотни тайных писем заключённых (декабристов-автор) на волю, так как нам самим категорически была запрещена связь и переписка с кем бы то, ни было, тем более с родными в столице. Её верная, героическая подруга Екатерина Ивановна Бибикова, (в девичестве Муравьёва-Апостол- автор), помогала ей, как и многие другие всем чем можно, конечно по мере своих сил и возможностей, стараясь объединить общие усилия женщин в налаживании не только быта осуждённых, но и что было главным, уход за малолетними детьми их семей. Мария Казимировна Юшневская, Княгиня Трубецкая с малолетней дочерью Александрой, пережившая казалось всё самое страшное, даже и не предполагала какие ещё более тяжкие испытания выпадут на их и её долю. У Княгини Трубецкой, удивительной по силе и духу женщины, необычайно великой верности своему долгу и любви к супругу,уже в 1838 году родился долгожданный мальчик, которого назвали Володя. Прекрасный, умненький и очень красивый мальчик с изумительными глазами, глазами Святого мученика, уже как казалось предвидевшего свои недолгие дни. Дитя с огромной любознательностью и жадностью смотрел на этот суровый, уходящий от него мир, мир его родителей и увидевший в нём, лишь однажды, короткое лето Сибири. Осенью при переезде из Петровска, он простудился и первого сентября тридцать девятого,несчастный умер на руках своей матушки. Не помогла и древняя удивительная присказка:
-ВОЗЬМИ ДЕНЮШКУ( МОНЕТКУ) В ДОЛГ, ЭТО ОБЕРЕГ ОТ СМЕРТИ!
И это, как оказалось, будет не первая её потеря. Княгиня, изумлявшая твёрдостью и мужеством своего характера даже представителей властей, изредка посещавших столь убогий уголок их обитания, с любопытством спрашивали об этих трудностях и испытаниях, выпавших на неё долю. Сотворив разумную диктатуру в России, сделку с совестью, потом с изумлением глядя и изучая её осунувшееся и похудевшее лицо. Она же уставшая от их лицемерия, в десятый раз с улыбкой отвечала:
« - Бог терпел и нам велел… Неважно куда ты собрался идти и с кем, важно то, куда ты пришёл и кто остался с тобою рядом...Многие господа, меняя по жизненной тропе золочёную-лайковую обёртку чести и материнской совести, поступков, на шелка греха, и не осознают, что человек при том, теряет чистоту мысли и цели на пути к богу...».
... В Петровске обустроились, правда с осложнениями и А. Муравьёва, с красавицей дочерью, Софьей. А другие величественные дамы: госпожа Вишневская и Анненкова с двумя своими милыми малолетними дочерями, вечно что нибудь изобретавших и убегавших, от проказ в доме. Так они сразу с первого дня, стали наводить порядок и хоть какой-то уют в своём семейном гнёздышке. Особо трудно и очень хлопотно было госпоже Розен, она с огромным трудом переносила сибирский климат, впрочем, как и Фонвизина, прибывшая в северный край с верною своею няней Матрёной Петровной истинно Святой русской женщины, искренне, мужественно и твёрдо, не пожелавшей покинуть свою хозяйку. Помогая выжить ей в испытаниях, выпавших на её долю по вине властей и обстоятельств судьбы супруга. В самом Петровске, порядки были чрезвычайно строгие и запретов хватало. Но, были и довольно потешные, например: запрет на передачу вина и спиртных напитков, на запрет кого-либо приводить или принимать. Декабристы никогда не пили и не пьянствовали, это было не принято в их сообществе и резко осуждалось ими, ибо цель жизни их была совсем другая, труд, просвещение и Свобода родного для них Отечества. Да и гостей не откуда было ждать, царский режим сделал всё, чтобы в Сибирь не могли въехать родные декабристов. Многие судьбы перемолол Петровский острог. В разное время, здесь прошли самые свои тяжёлые годы, Оболенский Евгений Петрович, которому тогда шёл четвёртый десяток лет. Он был, после Благодатного рудника, довольно слаб и Дамам приходилось буквально вытаскивать его из пелёнок смерти тяжких болезней, а также чередовавшихся от оных дальнейшего осложнения здоровья. Самым молодым из каторжан был Одоевский А.И., судьба которого трагически оборвалась уже будучи на Кавказе, в 1839 году. Очень горевал о его судьбе друг князя Дмитрия Александровича, знавший его родителей и общавшийся с Одоевским чрез письма князя, поручик Осипов Николай Иванович. Он также трагически погиб, но уже на дуэли в Вятке в 1847 году защищая память и честь имени декабристов от поругания их сослуживцами офицера, неразумно высказавшихся о них с презрением и смехом на балу местного, их полкового товарища. Каторга сломала судьбы многих, если они были одиноки и отходили от общения, хотя бы в письмах, с друзьями, но не всех, лишь малую часть каторжан. Впрочем, это свойственно не только слабым, но и даже сильным по духу воинам, но часто лишь на миг, в минуту страданий и потери родных, друзей, не боле. И вновь возрождается сила и мощь казалось бы поверженного и униженного человека. Штабс-капитан Муханов П.А., так никогда и не смерившийся с властью, и по этой причине его переводили из одного селения в другое, осел он только в селе Усть – Куде. Он так описывал тамошнюю жизнь: « … - Деревенские селяне, здесь молчаливы и неприветливы. Жизнь их бедна и скудна. Едят чаще всего толчёнку, блины и ржаной хлеб на хмелю. Печи свои кормят преимущественно хворостом, ибо лес в котором они пытаются иногда набирать павшие деревья, принадлежат помещикам и всякая там порубка ими запрещена. Неужели будущее России в том, чтобы унижать и грабить свой народ? В каждом из нас, вложены знания веков, да в немалой степени Григорьевского подворья, а также, явный страх, висящий над нами от имперских законов, терзающего любого, будь – то дворянин или крепостной. Удивительно другое, странно, но именно они дарят нам надежды на будущее, на просвещение нашего отечества в будущем времени, но при этом сжигая и обугливая наши души от безумия власти и священных призывов к Свободе. Там, где столичный придворный и обыватель видели в Сибири лишь дикий нецивилизованный край, перед мысленным взором нашим возникали селения и города, заводы и железные рудники, способные изменить облик сибирского края и народа...». Лунин, впервые увидевший Петровскую каторгу, грустно произнёс глядя на своих товарищей:
«- Истинно Петра творение! Только не Святого, а Великого Петра! Если только, не вздумают меня повесить, или расстрелять, меня замордуют плетьми. Тут же, очень серьёзно добавил, смотря на друзей:
«- Бывают минуты, когда даже самый яркий и трезвый ум вдруг поддаётся дикому страху. Но и смирение заводит нас слишком далеко господа. От людей можно отделаться, от идей Свободы, нельзя… Не даром Николай Павлович выказал мне доверие и щепотом произнёс прямо на ухо свой мелодичный текст палача:
«- ВСЕХ ВАС И ЭТИХ ВАШИХ СВЯТЫХ ДРУЗЕЙ, НА ПЛАХУ И ОСТРОГИ ОПРЕДЕЛИТЬ НЕМЕДЛЯ! ВРЕМЯ НЕ ЖДЁТ!».
[justify]Слова оказались пророческими, его труды, начатые им в Петровском аду и потом продолженные в Акатуе, « Взгляд на русское тайное общество» и «Разбор донесения тайной «следственной комиссии» принесли ему смерть, но, часть их, он успел передать друзьям, именно из них мы узнали о роли цесаревича Константина Павловича в деле "государственных преступников" и тех далёких событий и где хранятся на Романовых документы об их истинном происхождении. В них он описал и каким способом его убьют. К тому времени он знал секретный приказ Николая I, об изъятии книг и об устранении написавших их, при этом имени Лунина в донесении не упоминалось, но говорилось, кто исполнит сие важное задание. Как оказалось, исполнителем распоряжения, стал офицер Григорьев Николай. Это подтвердилось и косвенно, о его «внезапном» повышением и отбытии. По пути он неожиданно захворал и, не доезжая Иркутска скончался, а его вдове была назначена большая пенсия. Также это подтверждается и словами одного из отбывавших в Акатуе наказание, поляков ссыльных, повторивший, слова одного из умиравших причастившегося и исповедовавшегося у пастора, каторжанина (по истории повара). Он, обслуживающий дом коменданта, случайно услышал приказ зачитанный Григорьеву, самим начальником. Человек чрезвычайно набожный, как истинный католик, он (Кшиштов по одним воспоминаниям и записям, по другим Казимир- впрочем как мы мыслим, это скорее всего псевдонимы польских революционеров и нам надобно время чтобы в этом разобраться не спеша и достойно памяти польского героя рисковавшего жизнью) испугался и в