Но, дело даже не столько и не только в этом данном случае, а в том, как по воле случая из безвинного человека делают закоренелого преступника и страдальца. В одном письме, к своей старой, одинокой матушке, княгине Ольге Мироновне, в ноябре 1841 года, он пишет, может быть, как сегодня говорят с надрывом и болью, но честно и прямо: «…— Помните матушка всеми уважаемого Александра Фёдоровича ( фон Бригген А.Ф. -1792.16.08 -1859.27.06 – автор) истинного героя войны с Наполеоном, честнейшего и благороднейшего человека нашего века, он при возможности избежать смертельного наказания, за его общение в Северном Обществе, и уехать в Европу, остался со своею болезненной супругой ради её спасения, и был арестован властью. Не знаю, знаете ли Вы, что он был осуждён по очень неприятному положению, по седьмому разряду, и в результате каторга и вечное поселение. В России, благородство и честь, не истребимы в народе, как Крест пред казнью обречённого уходящего в вечность, уже видящего смерть у своих ног, но разумом не понимающего происходящего и отвергая реальность его бытия и событий. Это как время, данное (или подаренное. Приписка Д.А.) человечеству господом нашим, для своего вечного существования. Время истинное, время существования наших мыслей и чувств, но мы должны учесть, что это не часы созданные человеком, неважно песочные или механики, и могущим измерять не время бытия человека, а лишь время его жизни, столь короткое и временное для нас. Только здесь, я понял, насколько жизнь и желания людей в обществе различны. Здесь, в заключении, я увидел, что все эти люди, хотя и объединённые единым, общим долгом перед народом, тем, от чего они не откажутся даже под угрозой смертной казни, однако в отдельности они все очень разные. Не было в их, в нашем содружестве, обществе, людей одинаковых, оловянных как солдатики из коллекции Наполеона, сплошь похожих друг на друга, как это раньше я предполагал. Дорогая матушка, наши друзья каторжане в испытаниях все разные. Одни до тошноты слишком гордые и спесивые, простите меня за мелочность, не способные понять слабых и отрешённых от заключения товарищей. Другие – толстокожие и не восприимчивые к слабости и безденежью друзей, и под разными предлогами уклоняющиеся от их дружбы и общения, критикующие помощь генерала Лепарского Станислава Романовича коменданта диких Нерчинских рудников. Третьи – мягкотелые и податливые, как воск свечи, и готовые ради послабления выслуживаться перед надзирателями и начальниками, четвёртые - слишком любят жизнь, чтобы без страха умереть, пятые – герои и Святые по рождению и благородству дворянина, готовые ради счастья народа и свободы, пожертвовать собою для исполнения своей праведной цели. Не каждый мог в наших условиях претерпеть муки нахождения в закрытой камере-комнате, в которую, были втиснуты: стол со скатертью и два стула с большими спинками, о которые, если можно так сказать мы грели свои спины, стараясь как можно ближе подать их к печи в миг одиночества, искренне завидуя семейным и «ухоженным» везунчикам. Особая статья, это у нас матушка всегда, Князь Трубецкой Сергей Петрович, он кажется мне всегда именно героем, с его холодной рассудительностью и трезвостью ума, особым благоразумием человека нюхавшего порох войны и видевшего смерть своих товарищей и друзей! Но он очень изменился с декабрьских событий, его трудно признать в нынешнем положении. Он стал всегда очень осторожен в суждениях, рассказывая даже случаи из своего прошлого, иногда оглядывается на дверь, боясь не за себя, а за нас товарищей, чтобы не навредить нам. Страх измены, так видно и повис над ним дамокловым мечом, хотя мы все, каждый из нас, знали истинные причины его неучастия тогда, 14 декабря и о его особой миссии в тех событиях. В этом плане наш Тютчев, вы его помните, Алексей Иванович, он полная противоположность, он строит планы побега и борьбы на воле. Мы же, тщательно избегаем даже мысли об этом. Надеюсь, он остепенится и женится, правда, скорее, без венчания, ибо боится их преследования, да и одни крестьянки здесь. Алексей Иванович человек сильной воли и любознательности, частенько просил товарищей рассказать о нашем командире Московского полка, бароне Фредериксе Петре Андреевиче, пытавшегося остановить нас в тот кровавый день четырнадцатого декабря двадцать пятого года. Всё что знали и слышали о нём, мы рассказали. И то, что он был в войне 1812 года, где за храбрость при Бородине, был награждён государем Александром Павловичем орденом Святого Владимира 4-й степени, и то, как был ранен в левую ногу, при сражении при Кульме, в августе 1813 года, и что прихрамывал с тех пор. А начинал он свою службу, как Вы помните, ещё в 1801 году, во втором кадетском корпусе, потом служил в Семёновском полку ( с 1804- 1819г.г. Автор), в составе которого участвовал в сражениях и под Аустерлицем в ноябре 1805 года, и там же награждённого орденом Святой Анны 3-й степени, а с 1817 года он уже адъютант Николая Павловича и с 1819 года, уже полковник и командир Лейб-Гвардии Московского полка. Почему матушка, мы их так всех раскладывали по полочкам и обсуждали, особо врагов, очевиднее и скорее даже не врагов, а противников наших по духу, в отношении к русскому народу. Скажу просто, мы хотели разобраться в произошедшем, и в тех событиях, которые творились и с нами, и с теми, кто был и пересекался с нами в тот декабрьский день. Предательство, доносительство, как мы узнали много позже, Кирсанова и иных, конечно в какой-то мере повлияло на наши отношения с личным составом и командирами полка. Здесь фигура Фредерикса, интересна особо, и важна для понимания произошедшего, а я думаю, именно она была ключевой в нашем полку в тот день. Как боевой, смелый и верный отечеству офицер, не смог понять свой долг пред Россией и народом, впрочем, если вспомнить кто его супруга, то всё встаёт на свои места. Его супруга ( с 1814 года.- Автор) графиня Цецилия Владиславна Гуровская ( 1794 – 1851г.г.- Автор), была одно время подругой принцессы Изабеллы Испанской, из всего этого и политика нашего командира, генерал адъютанта Фредерикса… Яркая и дерзкая. Если же говорить матушка о тех, кто нам здесь служит по долгу своих обязанностей, то следует отметить одного из команды, подчинённого плац- майора Лепарского, прапорщика Громова. Он удивительный человек, несмотря на столь трудную службу, связанную с общением с каторжанами, убийцами и ворьём, он остался человеком и по духу, и по совести, а эти качества трудно сохранить в наших условиях. Он очень весёлый и добросовестный исполнитель, хотя многие из наших товарищей против такого почитания и имеют своё собственное мнение о нём. Я же, расскажу Вам о нём то, что познал из его же рассказов. Запах сапожья, как называет он свои тюремные сапоги, был для него более привычен, чем запахи местных дворянских и купеческих усадеб. И хотя на свою «свободу» безбрачия он смотрит со страхом и болью, надеясь всё – же в будущем завести потомство, но от предложений, довольно выгодных для него, местных отцов и матушек семейств, он категорически избегает даже в своих разговорах с нами. Он, из его слов, надеется на мудрость и проницательность Божью, который решит все его проблемы, и ему самому нет нужды утруждаться, а остаётся только ждать в очереди жаждущих, желающих получить кусочек своего счастья. И что удивительно, он сам прекрасно понимает, что для многих из его товарищей и друзей, встреча, связанная с брачными узами страшна и загадочна, но к ним, к узам, их тянет и влечёт каждого, как к мечте, неумолимо и неизбежно. Громов, даже как-то привёл мне пророческие слова великого Сандра Боттичелли : «...Что жизнь, её бытие, познаётся и определяется не только совестью и благородством мысли, а скорее всего грехом, пусть и невольным, иначе бы у нас не было Святого Рима… и заказов на росписи Храмов…». Вот с кем и как протекают наши дни и каторжные годы. Все мы, как Иисус, вошедший на голгофу во имя спасения народа. Знаете, любезная матушка, я же, не могу с точностью определить себя ни к одной из названных положений, я как говаривал наш предок, князь Олег Святославич, нёсший в 1080 году всю тяжесть заключения, а это более двух лет в греческих тюрьмах, и мой батюшка Александр Иванович, часто повторял слова Великого Князя: «— Не пристало судить меня епископам, игуменам и смердам…», и я бы видя и как причастный к этим мукам, дополнил бы речи царя, наш род благоразумен к народу и отечеству нашему. Власти слишком надеются на наши разногласия и слабость, в разность социального положения восставших и в этом они конечно, несомненно, проиграли. Горе и мучение за народ, только объединило и сплотило людей в их несчастиях, как вера наша объединяет в любви к Богу, отечеству, и крепостного русского крестьянина и гордого русского дворянина. Неразумность политики власти, во многом способствовала декабрьским событиям, дорогая моя матушка. Теперь-то все понимают, что древняя Русь - Великое государство, и только владыки, цари разные, отсюда и поступки их. Они, по отношению к своим князьям и народу, безумны, если раньше цари защищали своих князей, дружину, как византийский царь Алексей Комнен, помог освободить из плена князя Олега (1083г.), то нынешние, настолько мелкие в своих поступках, что в свою угоду заключают своих же князей в полон. Теперь, прошли почти два столетия после восхвалений царя-императора нынешней молодой аристократией, мы в страшных муках находим подтверждения об истинной роли злого духа в судьбе нашего Николая Павловича Романова. Судьба привела его к краю политики, где он осознанно и намеренно унижает и казнит свой народ, либо в рабстве, либо на виселице. Будьте осторожны с этим дьяволом в короне, его приторная любезность отдаёт смертью и мерзостным духом благовоний Европы, не всё что блестит золото. Так творит бесчестие он, а принц Эдуард, названный в народе «Чёрный Принц», казнивший в 1370 году, в одну ночь более трёх тысяч сограждан не желающих выполнить его волю, стал самым жестоким «рыцарем» во Франции и Германии.
«— Так лучше быть смердом и холопом от Бога, и Святым в своих помыслах и трудах, чем чинить казни своему народу, за счёт и благодаря которому, ты князь живёшь…»
[justify]- говорил Князь Муромский Константин Святой. Всё поведение императора Николая Павловича, мне напоминает басурман – Батыя и более Мамая, сгубивших лучших князей отечества нашего, Святых Михаила Константиновича и брата его Феодора Константиновича Муромских. Мамай же, десятки порубил на поле Куликовом, и хотя была одержана Великая победа Руси, но ещё столетия, эти потери княжеских родов и народа, эхом отзывались в целых поколениях, нехваткой людей чести. Но это почти уже забыто Россией. Ставя памятники язычным богиням Сфинкса, церковь молчит, ставят царям, и все на конях, и почти все поставлены на дыбы, ибо без оных они мелки и невзрачны для народа, Храмы народу, а героям забвение. Не удивлюсь, если чрез сто лет тюрьма Петрова, станет символом столицы, а останкам императоров будет смиренно покланяться народ … Он отходчив и добр даже к тем, кто