Я взаимодействую по-особому. Находя неординарные способы. Так было всегда и во все время моей жизни. Скорее всего это происходит, что обыкновенные способы не действуют на людей и мне, чтобы выживать надо изощрятся. Я понимаю, единственное, что может повлиять на мое освобождение это огласка. Признаемся честно мое место не в больнице, а в тюрьме и лагере, но так распорядилась судьба и я придумываю план действий.
Мне нужен телефон с выходом в интернет. Телефон обыкновенный есть это чёрно-белая звонилка, по которому больные связываются с родственниками. Телефон находится у смотрящего Андрея Щеблыкина. Телефон выдается по очереди друг другу если нужно. Но меня такая связь не устраивает.
Не для всех и у некоторых которых можно просчитать по пальцам есть смартфоны. Их всего три на все отделения, шестьдесят больных. Об этих телефонах не может быть речи и нужен новый, и чтобы он был в моем распоряжении в любое время. Это стоит денег. Да ничего особенного, за деньги можно решить и неважно, что это строгий режим и принудительное лечение. Но конечно не всем, если вы действительно помешались, об этом не может иди и речи. Но я на протяжении трех лет всегда отвечал за свои действия и поступки. С каждой передачи уделял на общие и поддерживал хорошие отношения с смотрящем и где-то даже поддерживал арестантский уклад, который как бы этого, кто не хотел, живет на Мишкино, потому что все больные поступают в больницу только из тюрьмой камеры и этим приносят собой особый тюремный уклад и мировоззрения.
Мне называют цену, я знаю, что денег спрашивают на много больше, чем стоит, телефон, но в том то и дело, что телефон не может взяться из воздуха. Часть денег уйдет на телефон, другая на общие и львиная доля пойдет, чтобы подкупить охранника. Да охранник, который совмещает собой еще и санитара, хочет зарабатывать. Ему все равно, что передним преступник и больной, он знает, что даже если станет известно, что он достал телефон это сойдет ему с рук. На его место не много желающих работать, а заведующая не захочет, чтобы подобное дошло до начальства. Заведующая сама как бы даже разрешает телефоны больным только с той разницей, что это тоже регулированный процесс. И время от времени телефоны изымаются, но потом снова появляются у больных. Это вроде что-то стимула и дрессуры, так чтобы больного, обладающего связью можно было контролировать и он вел себя прилично. Поэтому смартфоны только у ярых и злостных уголовников, чтобы иметь на них воздействия и контроль.
Я нахожу деньги частями. Какую-то часть приводит мене мать и большую часть суммы отправляет на нужный счет мой друг детства Петр Калашников. Это человек один из немногих, который не побоялся вот так просто привести деньги для уголовника друга, чтобы он совершил противоправное действие. Нет он в своем уме, но в нем всегда жило и разливалось чувство благоговения к справедливости. Я преступник, но встал за мать, которую закалываю в больнице и которая может вообще не дождаться сына и в первую очередь потому что я преступник и не сумасшедший, а значит если я не опустил руки и не сдался, Петя поможет.
И у меня в руках заветная свобода, нет она не эфемерна. Я построил систему, которая взаимодействует с той действительностью, которая меня окружает. Психиатрия как ни какая другая система и часть здравоохранения, которая зависит от общественного мнения. Потому что психиатрия и в частности психиатр именно что размаривает человека по отношению к окружающей среде. И я начинаю планомерно и последовательно сообщать о себе, о своем преступление и о месте в котором нахожусь в социальных сетях на разных публичных форумах. Делая уклон в первую очередь на условия содержания больных, и тех нарушениях, которые осуществляются на принудительном лечение по отношению к больным. Доходит до того, что пишу письма в министерства здравоохранения России, в общественные организации по правам человека, вплоть до Верховного Суда и Следственного комитета.
Моя деятельность прожила и осуществлялась ровно четыре дня, но и этого оказалось достаточным.
Заведующая отделения Ткаченко зашла в палату на четвертый день, выдержала паузу и громко сказала:
- У нас родился новый Сахаров, новый Солженицын!
- Кто был никем тот станет всем! - ответил я, не сколько не возвышая себя, а так разозлившись.
Ткаченко снова выдержала паузу.
-Кто сказал Артур?
-Ленин!
-Артур, а ты помнишь, как Ленин закончил? – проговорила заведующая давая мне пищу для размышления, больше не сказала ни слова и вышла.
Ленин великий человек, создавший прецедент в мировой истории, создав неведанную прежде систему взглядов, процессов и самое важное принципы и форму нового сосуществования людей, строй и образ и первостепенно новое мировоззрения на осуществления быта путем социального равенства. За это Ленин расплатился болезнью, беспомощностью и погиб, принеся себя и свою жизнь и свою борьбу, учения и труды миллионам, тем у которых не когда не было бы шанса на развитие если бы не он.
За это не страшно умереть и раде этого стоит жить, но я еще тогда только стоял на пороге подобного и только вынашивал замысел, нового слова и учения, которое стала формироваться и зародилось именно на принудительном лечение. Это была научная теория, нет не по построению совершенного общества, это утопия. Я рассматривал существования жизни и способы ее сохранения. Я знал, что способ есть и я его открою. На это надо только было время, я так и назвал дело всей своей жизни, Теория времени, но чтобы тогда все осуществить мне нужно было время, время свободы и я ее получил.
И в самым скорейшем времени мне назначили внеочередную комиссию, которая рассмотрит мое освобождения. Но это формальность уже принято решения меня выписать, назовем все своими именами, избавится. И то утро, которое, когда я не спал всю ночь и был поднят с рассветом, мне объявило об этом.
На комиссию вас отправляют в душ, вы бреетесь и вам выдают новую пижаму. В пижаме вы по-домашнему, словно с постели идете на разговор с главврачом и заведующей.
Ёлкина, главврач красивая еще не старая женщина в элегантной юбке и строгом черном пиджаке, но одежда не может скрыть, что она взволнована и ей не безразлично как это было все прежнее годы, что она провидела у меня комиссии.
Ткаченко Елена Владимировна полная в платье без излишеств. Заведующая молчит, спрашивает Ёлкина. Она задает вопросы, ответы на которые ей известны.
— Сколько вы уже у нас?
— Три года!
— К вам приезжают родственники?
— Мать!
— Вы читаете?
— Читаю!
— Что?
— Достоевского!
— Хороший писатель!
Заведующая Ткаченко Елена Владимировна качает головой:
— Не вижу ничего хорошего в Достоевском!
Ёлкина смущается.
— Убийство на убийстве! — говорит Елена Владимировна.
— Так Россия же! Что хотите и прикажите другого? — отвечаю я.
— Да, одни необыкновенные! — говорит Ткаченко.
— Жалко, что на всех старух процентщиц не хватает!
— Чтобы ограбить и убить?
— Нет, чтобы оказавшись на дне пропасти понять суть вещей и поступков.
— Вы верите в Бога? — спрашивает Ёлкина.
— Если бы не верил, церковь не взрывал бы!
Ёлкина удивляется.
— Ничего удивительного, — говорит Ткаченко. — Это и есть Достоевщина!
— Да! И Ленин верил! Но вера мыслящего человека не может быть слепой, истинная вера это взаимодействие твое и Бога!
— Да, и мир вы не принимаете? — вздыхает Ткаченко.
— Да, купленный слезами мир не принимал, потому и сделал бомбу!
— Раскаялись! — с надеждой спрашивает Ёлкина.
— Это больше чем просто раскаяться! Я посмотрел на мир по-иному. Познакомился кучей людей. Увидел Россию изнутри. Бог не причем! И церковь! Вообще нет, не виновных — все виноваты!
[justify]— Что же из этого выходит? Как собираетесь жить? — спрашивает