Протокол тишины

Симптом острого живота.
Диагноз подтверждён. Катастрофа в брюшной полости. Отец удалён. Остался хирург. Протокол начат.
С каждым движением его пальцев теплая кожа под перчаткой все больше ощущалась как обманка, как чехол, наброшенный на сломанный механизм. Этот твердый, незнакомый живот принадлежал не его дочери. Он принадлежал пациенту. Клиническому случаю.
Максим выдохнул. И в этой выдохнутой пустоте не осталось ничего, кроме тишины. Не тишины горя, а тишины операционной — стерильной, безэмоциональной, наполненной лишь ровным гулом аппаратуры.
Как странно, — мелькнуло где-то на задворках сознания, — здесь не надо любить. Здесь не надо быть отцом. Здесь надо работать.
А это он умел.
Протоколы своей работы он знал безукоризненно. Они были выжжены в нем, как дорожки на микросхеме. И сейчас эти дорожки замкнулись, подавив последний сигнал, идущий извне. Внутри остался только холодный, безошибочный алгоритм.
Дверь операционной бесшумно распахнулась, впуская тихий гул коридора, и медсестра вкатила внутрь тележку с УЗИ-аппаратом. Следом, на ходу натягивая стерильные перчатки, вошел дежурный врач-узист. Его взгляд скользнул по окружающим, задержался на лице пациента — и тут же, без слов, уткнулся в экран. Он взял датчик, замер над животом девочки и выжидающе посмотрел на Максима.
— Сканируй всю полость, — голос Максима прозвучал ровно, без интонаций. — Диффузное напряжение.
Тот коротко кивнул. Медсестра широким, отработанным движением выдавила на кожу холодный прозрачный гель. Все присутствующие, будто по команде, перевели взгляд на монитор, где уже плыло призрачное черно-белое изображение.
— Свободная жидкость... — бормотал узист, неспешно двигая датчик. — Анэхогенная, с нитями фибрина... Кровь. Печень... Контур неровный, здесь, похоже, разрыв капсулы... — он задержал датчик, указывая на темное пятно на экране.
— Вижу, — резко перебил Максим, не отрывая взгляда от монитора. — Дальше.
— Селезенка... — узист сместил датчик левее. — Анэхогенные зоны, контур прерывистый... Множественные разрывы, паренхима...
— Всё. Убирай, — Максим резко отвернулся от экрана. Картина для него была ясна и безоговорочна: несовместимые с жизнью повреждения. Брюшную полость нужно было вскрывать, но это была уже не операция по спасению, а протокол отчаяния. Сейчас каждая секунда промедления была преступлением против последнего, что от него требовалось, — безупречного исполнения этого протокола до самого конца.
Максим взял скальпель, и дождавшись, когда медсестра обработает живот девочки, резко рассек кожу от эпигастрия до пупка. Затем последовало еще несколько четких выверенных движений, и когда медсестра убрала кровь,  внутренние органы предстали перед бригадой.
— Боже... — прошептал ассистент, оценив размах трагедии. Картинка на УЗИ-мониторе не передавала и половины тех повреждений, что открылись их глазам.
— Молча, — негромко сказал Максим, и принялся за дело.
Первые пятнадцать минут все шло по плану. Максим накладывал швы, скобки, вычленяя разорванные сосуды со скоростью запрограммированного механизма. Медсестры в четыре руки едва успевали заряжать иглы. Ассистент молчал, полностью сосредоточившись на выполнении команд хирурга. Работа превратилась в конвейер: промокнуть, осмотреть, найти, зашить, промокнуть. Внезапно эту стройную работу нарушил громкий писк кардиомонитора.
— Давление ноль, асистолия — озвучила медсестра и посмотрела на анастезиолога.
Резким, отработанным движением руки тот открыл баллон с кислородом на максимум.
— Кубик адреналина, начинайте массаж, готовьте допамин, мезатон.
Не вслушиваясь в возникшый гул голосов, Максим обеими руками залез в рану, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь крупный кровоточащий сосуд. Пока его ассистент пытался запустить сердце Кати массажем, а медсестры один за одним вводили в катетер разные препараты, он перебирал пальцами нити сосудов, выискивая поврежденный. Но тщетно.
— Дефибрилятор! — услышал Максим. Значит эффекта нет. Максим убрал руки. Дальше искать было бессмысленно. Все крупные сосуды, видимые и доступные они уже пережали. Но при таких повреждениях кто знает, где и что еще порвалось. Он отступил на шаг назад и просто смотрел как другие занимались его дочерью. Одна медсестра заряжала капельницу с адреналином, другая поочередно, шприц за шприцом, вкалывала что-то по команде анестезиолога, третья накладывала электроды дифибрилятора. Четкая, слаженная, выверенная до мелочей работа, внешне напоминающая хаос, но идущая по своим, тысячу раз утвержденным правилам. Вот только Максим знал, что в этот раз все было бесполезно.
— Руки! Разряд!
Тело Кати дернулось. На секунду все затихли, с надеждой уставившись в монитор. Ноль. Линия, заколебавшаяся от поданного электричества вновь выпрямилась отрицая жизнь.
— Продолжаем. Заряжай, — скомандовал анестезиолог.
Вновь в дело пошли шприцы. Вновь ассистент взял на себя роль сердца девочки.
«Иди, помоги, это же твоя дочь...» — услышал Максим тихий голос где-то глубоко внутри. «Глупость, — одними губами прошептал он в ответ, — это просто тело. Там нечему жить». И словно в подтверждение своих слов он сделал полшага назад.
Разряд за разрядом. Ампула за ампулой. Шприц за шприцом. Максим смотрел на это действо со стороны, периодически поглядывая на часы над дверью. Минута, следующая. Ещё одна. Краем глаза он заметил, как медсестра сменила пакет с кровью. Еще один наготове повесила рядом. «Бессмысленные траты...» — пронеслось у него в голове. Время, препараты, силы... Все это сейчас нужно кому-то другому. Тому, у кого есть перспективы. Здесь это не нужно. Как-же им сказать об этом. Пока никак. По протоколу положено. Значит делаем.
Максим шагнул к столу, и отстранил своего ассистента. Тот уже громко пыхтел и покрылся испариной.
— Отдохни, я сам, — сказал он и принялся за массаж.  Руки сами знали, что делать. Не в первый раз. ИВЛ дышит, значит считать не нужно. Можно просто смотреть на мониторы, надеясь, что хоть какая-нибудь цифра пойдет наверх. Впрочем, надежда – удел верующих. А Максим был знающим. Он знал, что ни одна цифра уже не изменится. Как и вся ситуация. Будут расти только минуты на часах, да гора ампул в лотке.
— Двадцать минут. Асистолия. Капнограф – ноль. Ответа нет... — голос анестезиолога прозвучал как приговор.
Но Максим испытал облегчение. Можно было заканчивать. Впрочем он видел, что от него явно ждали другой реакции.
— И не будет, — услышал он свой спокойный голос.
Убрав руки с груди дочери он сделал шаг назад и посмотрел на часы. В последний раз.
— Время смерти – двадцать три часа двадцать восемь минут.
Сказав это он развернулся и, не отрывая глаз от пола, быстрым шагом вышел из операционной.
Акустика больничного коридора, обычно резкая и звонкая, в этот раз сплющилась, став густой и ватной. Шаги Максима глухо отдавались в тишине, наступившей после звона аппаратуры и приглушённых команд в операционной. Он шёл к ординаторской, и его разум, всё ещё работавший в режиме диагностики, начал сканировать собственное состояние.
Симптомы: тахикардия (сердце колотится о рёбра, ритм неровный, около 110). Тремор (лёгкая, высокочастотная дрожь в кончиках пальцев, особенно левой руки). Гипервентиляция (дыхание поверхностное, частое, диафрагмальное). Диагноз: острый стрессовый ответ. Рекомендация: пауза, 200-300 мл воды комнатной температуры, дыхание по квадрату (вдох-4, задержка-4, выдох-4).
Он зашёл в пустую ординаторскую. Свет был приглушён, только настольная лампа над его столом отбрасывала жёсткий конус света на клавиатуру. Максим сел. Руки сами, короткими, экономными движениями, потянулись к клавиатуре и мышке. Щелчок. База данных. Поиск по фамилии. Список из одного результата.
История болезни № 4471. Коврова Екатерина Максимовна. 16 лет. Дата поступления: сегодняшнее число. Красный значок «STAT» (срочно) всё ещё горел в углу, никуда не пропал. Он кликнул на него.
Открылась электронная история болезни. Форма. Максим начал заполнять её сверху вниз, методично, как всегда. Поля «жалобы при поступлении» и «анамнез жизни» он оставил пустыми — технически, у него не было времени их собрать, значит пусть так и останется. В графе «объективный статус» его пальцы, холодные и точные, вывели: «Состояние крайне тяжёлое. Множественные сочетанные травмы. Гемодинамически нестабилен.»
Прокрутил ниже. К графе «Исход».
Выпадающий список выдал давно знакомые варианты: «Выписан», «Переведён», «С направлением»,