" ХОЛОД СВОБОДЫ"- ГЛАВА № 17

- Je ne suis gu un pauvre diabie..."  - Я всего лишь бедный Диаби...- НИКОЛАЙ I 1826 год. после казни декабристов...

ФРАНЦИЯ, в Париже подземельях, где обитали нищие и убийцы, был один главарь банды по имени ДИАБИ, убийца. В своём последнем слове, уже возведённый на эшафот, он спокойно сказал глядя на толпу зрителей:

"- Слушать чтиво суда и приговора скучно и невозможно христианину. Меня оболгали, но пусть это будет на совести власти, суда и церкви...Обои Кресты, а рамы пусты. Скучно господа здесь, жизни не хватает. Ну и славочки божечки..."  Его казнили на Грефской площади.

«  НАДЕВАЯ МАСКУ ЛЖИ, НЕ ЗАБУДЬТЕ ГОСУДАРЬ СДЕЛАТЬ В НЕЙ ОТВЕРСТИЯ ДЛЯ ГЛАЗ, ИБО ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО ВЫ ТРУСЛИВО, КАК ВОР ПРЯЧЕТЕСЬ ОТ ИСТИН И НЕ СМЕЕТЕ ВИДЕТЬ ГОРЕ РУССКОГО НАРОДА РОССИИ ЧРЕЗ ТЬМУ ЧЁРНЕЮЩЕГО,МЁРТВОГО ТУМАНА СВОИХ,НЕ НАШИМИ БОГАМИ ПРИСВОЕННЫХ ВАМ ПРАВ. СКАЖУ ГОСПОДА СУДЬИ ПРЯМО, И ДАЖЕ БОЛЕЕ ТОГО...С ГНЕВОМ: - Я ВИЖУ ЧТО ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ СУД, ЕСТЬ НЕ СУД А СУДИЛИЩЕ, ПРЕДВЗЯТ И НЕ ЧЕСТЕН К ОФИЦЕРАМ ГВАРДИИ, ЛЮДЯМ, КОТОРЫЕ БЛАГОРОДНЫ. ОНЫЕ ДЕЛА ОЗНАЧЕННЫЕ ПРОТИВ НИХ БОЛЕЕ ЧЕМ НЕРАЗУМНЫ, И ЧРЕЗВЫЧАЙНО НЕСПРАВЕДЛИВЫ ДЛЯ ДВОРЯНИНА. НЕ ПРЕРЫВАЙТЕ МЕНЯ И НЕ ПОВЫШАЙТЕ ГОЛОС НА МЕНЯ ГОСПОДА! ПОТОМКИ БОЛЕЕ СПОКОЙНО РАЗБЕРУТСЯ В ВАШИХ ХИТРОСПЛЕТЁННЫХ ДЕЛАХ, ГЛУМЛИВЫХ И МЕРЗКИХ ПОСТУПКАХ. ЧТО ОСТАНЕТСЯ ОТ ВАС КОГДА ТУМАН И ВСЁ ОНОЕ РАССЕЕТСЯ? К ВАМ ЖЕ ОСОБОЕ МНЕНИЕ, КАЙТЕСЬ СУДАРЬ! ПОКА ДЛЯ ВАС ЕЩЁ ЕСТЬ ВРЕМЯ НА РАЗДУМЬЕ И БОГ, НО НЕ НАРОД, МОЖЕТ СНИЗОЙДЁТ И ПРОСТИТ ВАС ГРЕШНИКА. И ИСКРЕННЕ ПРОШУ ВАС, НЕ СМЕЙТЕ ОПОГАНИТЬ ИСТОРИЮ РОССИИ, ОНА ВСЕГДА ИМЕЕТ СВОЮ ВОЛЮ И ОТОМСТИТ ВСЯКОМУ, ВОЛЬНО ИЛИ НЕВОЛЬНО ГОСПОДА,КТО ВДРУГ НЕЖДАННО ГРОМКО ПОСМЕЕТ ПОДШУТИТЬ НАД ГОСПОЖОЮ. ДА ИМПЕРАТОР, И ВЫ ГОСПОДА СУДЬИ, МНЕ ВОЛНИТЕЛЬНО НЫНЕ И СТРАШНО,СТРАШНО СУДАРИ, НО СТРАШНО НЕ ЗА СЕБЯ,А ЗА ВАС И СУДЬБУ НАШЕЙ МАТУШКИ РОССИИ. ДА СВЕРШИТСЯ ПРЕДНАЧЕРТАННОЕ!...»

Князь Щепин-Ростовский Д.А.из ответа судьям,апреля 10 дня 1826г.О чём писал в письме майору Вятского полка Василию Васильевичу Аврамову брату Аврамова Павла Васильевича (1790-1836г.)-полковнику Казанского пехотного полка. Член Союза Благоденствия и Южного Общества. Декабрист.

... Постоялец гостиницы "...Изба", молча стоял у окна в своём номере, и с грустью смотрел на заснеженную, всю в сугробах Москву. Последние два дня были солнечными и тёплыми, даже снег, вначале робко и неуверенно, словно ему не хотелось верить что пришла его долгожданная сестрёнка весна, начал чернеть и таить на газонах и тротуарах улиц. Снег и Весна, были родными близкими родичами, если переводить на человеческий язык, они были двоюродными, брат и сестра. Их дед, суровый и редкий на похвалу дед Мороз, как прозывали его люди-человеки, в своих лесных кругах прозывался просто и уважительно Хозяин Мороз лесной-Ведун. Старик мечтательно и с грустью заулыбался, вспомнив рассказы матушки о России и её чудесах. Дед Мороз-Красный нос, был ему знаком с самого детства, и он по рассказам матушки, даже, когда он был малышом, побаивался его прихода и сразу накрывался одеялом и старался побыстрее заснуть. Мама гасила ночник и тихонько уходила, уверенная что он теперь не сбежит к холодильнику и не стащит кусок колбасы, которую любил и частенько подворовывал...

Князь тяжко вздохнул вспоминая матушку. Проносившиеся мимо гостиницы красивые ухоженные хозяевами разноцветные машины, весёлыми облаками водной стихии радужно сверкали в лучах яркого весеннего солнца, а огромные лужи и весёлые ручьи, образовавшейся от растаявшего снежного покрова, потоком вновь опускались на дорогу словно лаская и прощаясь с нею до следующего года, при том становясь пугливыми от"душа" и грязными, беспокойными, болотного цвета лужами. Но, всё это касалось только весенней столицы, ибо Иркутск сегодня, куда он собирался выехать уже неделю, был измучен снежными бурями и последними в этом году сильными весенними морозами, пугливо перемешанными жгутами сильнейшего ветра и внезапно набегающей тьмы.

Местный Иркутский Аэропорт был закрыт уже почти вторые сутки, и пассажиры утомлённые ожиданием не могли, ни прилететь, не улететь в благодатную Москву. Князь Александр Павлович, уже не раз звонил юристу пытаясь прояснить ситуацию, но ответ от него был один, ждать. Старик устало опустился на кресло и задумался, проклиная начальство аэропорта, области и всю небесную канцелярию. Бездельники паршивые, только деньги хапать умеют и налоги драть мать вашу- шептал он, людей не жалеют сатрапы чёртовы. Чиновники,чтоб мать их, кумовья  зоновские! На шконку небесную их всех. От бешенства мыслей и бездельного томления старик не находил себе места уже сутки. Он волновался и иногда даже пил временами сердечные капли, не по надобности, а так, для приличия и по привычке.

Созданная за последний день в аэропорте  ситуация, напомнил ему один персонаж прошлого века, Губернатора нижегородской губернии генерал лейтенанта Баранова (1837-1901) участника обороны Севастополя в Русско-турецкую войну 1877-78 годов. В прошлом сия личность, был командиром малого крейсера "Веста" и при обороне города вёл огонь из всех орудий по кораблям турок, и при одном из выстрелов даже повредил один из кораблей, броненосец    "Фехти Булен". И всё вроде-бы ничего, герой! Но, как оказалось, он превысил и довольно сильно, свои заслуги и подвиги, приписав к заслугам многое, что при расследовании не подтвердилось и его судили военно-морским судом. Многие командиры попытались его защитить, мол всякое на войне в бою бывает, в пылу боя и заяц становиться медведем. Но их заслушали, а во внимание приняли факты подтверждённые матросами. Сам командир был чрезвычайно жесток к нижним чинам и матросам, не жалел их, и они очевидно, и по всей видимости отыгрались на нём в суде...

Старик раскурил старинную трубку, вырезанную из красного дерева, доставшаяся ему от прадеда. Она своим теплом напоминала старику обо всём этом, память об отце и его рассказах, в свою очередь о своих родителях и предках. Дед задумался, тревожно и напряжённо перебирая в своей памяти притчи и легенды рода. Обычно это, как помнил он, происходило перед самым сном, когда отец стремясь убаюкать сына, произносил хвалебные мадригалы, целые тирады, которые я по большей части и не понимал вовсе, но старательно и внимательно слушал, о великом могуществе родословии предков, о величии имперской России и как она вскоре бесславно пала от народного гнева, от бесправия и лжи, предательства дворцовой элиты семейства императора. Получалось, много интересного в его "лекциях" о прошлой жизни и истории рода, и я засыпал прижавшись к отцу прислушиваясь к биению его сердца. Правильно тогда говорил отец:

"- Поступки и планы наши, а воля на всё Божия сынок..." Что ж, будем ждать, будем ждать- слышалось мне сквозь сон и перестуки его старого сердца, представляя на яву наше уходящее в небытие  прошлое...

...Гостиная старинной усадьбы князей Щепиных-Ростовских, освещённая многоликим светом свечей, благоухала ароматом женских духов и алых роз, выращенных трудами местного садовника с трудно понятным для всех именем- Егория Мякиша. Он все эти годы, старательно поддерживал выписанные ещё княгиней Ольгой Мироновной кусты роз из самой Франции, ежегодно аккуратно прививая их и обрезая, высаживая их из бочек по мере надобности в почву. Князь, безумно и нежно, с самого  детства полюбивший цветы, особо розы, что так свойственно писателям, дворянам и поэтам, был счастлив. Было всем дворовым понятно, что его старое уставшее от невзгод сердце просто истосковалось по ним,  и их нежной божественной красоте. В далёкой и холодной Сибири об этом можно было только мечтать. По приезде же в родовую усадьбу, он приказал Егорию, как на французский манер всегда называл слугу-садовника князь, восстановить и расширить французские оранжереи, отстроенные ещё по указу и распоряжению его отца князя Александра Ивановича и матушки, Княгини Ольги Мироновны Щепиной–Ростовской. Князь, набираясь сил перед встречей с приглашёнными им в усадьбу гостями, молча наблюдал из тайной комнатки бельэтажа залы, рассматривал входящих в зал гостей, в своём большинстве среди них молодёжь, и отношения к ним своих домашних встречавших их. Смотря на них, он как-то жестко подумал:- Хотите господа войти в историю, напишите от скуки на досуге восспоминания о прошлом, где вы невольно и не подозревая, утопите в них матушку правду. Утопите в потоках лжи и сочувствия к себе.

Громкие разговоры приглашённых местных помещиков и офицеров гусарского полка расквартированного ныне в Шуе, а так же ярославских и ростовских дам в нарядных платьях из яркого, красивого бухарского и французского шёлка, заглушали звук старого рояля и голос Василия Ивановича Иванова, учителя, служившего при Сиротском институте и лично приглашённого супругою князя, Екатериной Юрьевной. Его приятный бархатный голос, чарующий слух дам баритон, ошеломивший всех гостей и не только их, чистый и красивый, как сказали бы профессора столичной академии, звучал Пиано, Пианиссимо.

Тихо и тонко на нижних пределах голоса переходящего почти что в шёпот, но звучащего в большой зале с куполообразным, как во храме потолком-куполом так ясно и чётко, что позволяло расслышать все слова до последнего слога даже на втором этаже зала. Акустика дома и правда была великолепной, князь-дед отца сам разрабатывал проект дома, ещё при императоре Петре. Второй этаж при таких мероприятиях и балах было излюбленным местом посиделок старого князя, вот и сейчас он уютно приспособился к наблюдению и  находился в это время как истинно хозяин дома. Здесь ему никто не мог помешать наслаждаться одиночеством и покоем.  Однако прослушав исполнение романса, прозвучавшего томно и чарующе под пристальным вниманием гостей, князь решил что уже пора-бы и спуститься к гостям поприветствовать и познакомится с ними, некоторые из его старых друзей, а их было немного, уже начали тихо и приглушённо перешёптываясь расспрашивать хозяйку дома о князе и задавались вопросом почему он отсутствует и вообще, где сам хозяин усадьбы?