Издательский Совет и все, все, все

доме, построенном по немецкому проекту, через своего любовника-градоначальника, жена которого неоднократно подкарауливала соперницу и била ей лицо, вплоть до стационарного вмешательства.

Были и другие пострадавшие, портящие Ирине Николаевне не только внешность, но и ломавшие рёбра, а посему обладательница косы, за которую её легко было зафиксировать для дальнейшего битья, свалила в Москву на съёмную жилплощадь, чтобы, так сказать, немного переждать. Мне не хотелось верить в подобную чушь, я кивала, однако, вспоминая Иринину набожность, половину цветистого повествования пропускала мимо ушей. И тут я с облегчением услышала, как хлопнула дверь напротив.

Ирина вытаращила глаза, не в силах скрыть своего недовольства.
- Это Вы? Почему Вы здесь?
- Так Вы же меня приглашали…
- Вы ко мне?
- К Вам, к кому же ещё!
- Ну проходите, - Ирина горестно вздохнула, - Вы поломали мои планы, я собиралась поехать в Топловский монастырь.
- Вместе и поедем.
Позади меня фыркнула Иринина соседка.

И да, мы поехали в монастырь. За одно это я благодарна Ирине Николаевне, хотя… ей суждено было навсегда остаться в жопе.
Мы добирались на попутках, на маршрутках, долго шли пешком,
посетили три святых источника, в один из них я попыталась окунуться, но смогла зайти только по щиколотку, вода была ледяная. У меня на этот случай была заготовлена синяя холщёвая рубаха до пят, привезённая Женей из Туниса, Ирина разделась донага, постояла на берегу, оделась, и мы повернули назад.

- Идёмте в трапезную, - сказала Ирина.
- Мы же не трудники, с какой стати?
- Что, думаете, монашки помнят всех, кто тут работает? Идёмте.

Она съела одну тарелку супа, вторую, пошла за третьей. Мне было неудобно, я пожевала хлеба и выпила воды. На обратном пути мы спустились к морю…

В квартире Ирины Николаевны мебели было мало, видимо, она не успела прибарахлиться. Я спала в маленькой комнате на кровати, Ирина в гостиной на полу. Рядом с её лежанкой в ряд стояли иконы. Их было четыре или пять. Ночью я слышала странные звуки, но не придала им особого значения, а утром встала и пошла на море, было шесть часов и рассвет только забрезжил. Я никогда не загораю, так что, купаться люблю рано утром и поздно вечером. Ночью вообще самый цимес, можно плавать голяком.

Когда я вернулась с моря, из квартиры навстречу мне выскочил юноша лет тридцати с глумливой улыбкой. Он оглядел меня с ног до головы и запрыгал вниз через две ступени. Ирина ходила по комнате, напевая и мотая в руке сырую сосиску.
- Вы зачем так рано встали? Вы всегда будете вставать в шесть утра? Завтракать будете? – мы так и не перешли с ней на «ты», несмотря на этот почти что интим наших отношений.
- Я перекусила по дороге.
- Как будем питаться? Вы вообще, когда уедете?
- Когда деньги кончатся.
- А сколько у Вас денег?
- Триста долларов и ещё чуть-чуть.

Ирина смекнула, что мои деньги стоит потратить, как можно скорее, и налегала на еду, которую я приносила с рынка. Хорошо, что я через три дня вкурила, что к чему, и купила обратный билет. Но я неверно рассчитала, деньги кончились гораздо раньше. Мы съездили на экскурсию, сходили на Фестиваль, посетили несколько церквей, дважды поели в кафе, где знакомый Ирины – местный попик - лабал на гитаре, а его матушка и семеро козлят, пардон, деток, подпевали и отбивали такт ножками. Деньги растаяли в одночасье. Ирина ударилась в одинокие прогулки.

На пляже я познакомилась с украинкой, приятной пожилой тётушкой, она отдыхала с внуком, который остался от её погибшей снохи и не был ей родным по крови, но которого она обожала, и с украинцем, майором ОБХСС в отставке. Тётушке нравился майор, я нравилась майору, а мне нравился малыш, с которым мы возились и в воде, и на суше. И вся наша замечательная компания обедала в ресторане, где мне не давали расплатиться. Увидев нас с Ириной в городе, майор пригласил обеих в ресторан, но Ирина заартачилась и пробормотала, что она подождёт меня у фестивальной сцены.

Мы обедали, когда майору позвонили, он сказал, что приехала его дочь, извинился, оплатил счёт и, к моему удивлению, протянул мне денежную купюру:
- Наталья, примите двадцать гривен, купите от меня что-нибудь Вашей подруге, а то она такая злющая, видать голодная, будет на Вас срываться.
Ирина буквально выхватила у меня эти майорские гривны в ответ на вопрос, что ей купить поесть.
- Это мои деньги, дайте их сюда!

Вечером перед моим отъездом мы с моими новыми друзьями в очередной раз посидели в ресторане, и я уже шла в сторону дома, когда из кустов выскочила Ирина Николаевна и, повиснув у меня на шее, задышала в лицо:
- От Вас пахнет хорошим коньяком, где Вы были?
Она думала, что я обманула её, назвав меньшую сумму, чем та, которой располагала. Я ничего ей не сказала и стала молча собирать вещи.

Провожать меня Ирина не пошла, провожали мои украинцы. Я отрывала их от сердца. Мелкий разревелся, я целовала его бархатную рожицу и тоже плакала. За те десять дней, что я пробыла в Коктебеле,  я многому научилась, например, тому, что не всякая сопля, что блестит, как золотая, может претендовать даже на звание козявки.

А в Москве меня ждали новые приключения, организованные ближайшими родственниками. Да и родственниками ли? Кто знает, из какой жопы все они вылезли!