ЛЮБОВЬ ПОБЕЖДАЕТ ВСЁ

оцепенения.
-  Всего два? - удивился я. – И сколько же это стоит?
-  По сто гривен за сеанс.
-  Как по сто гривен? – не поверил я. – Это же копейки!
-  Вы можетэ заплатыты стильки, скильки завгодно. Я  збыраю гроши на строительство малэнькой гостиницы для людэй, шоб вони не жылы у тых палатках. Но з людэй беру тильки сто гривен з дорослого и пьятдесят з малэнького. Для ных цэ велики гроши.
-  И буду здоров? –  я пытался скрыть иронию в голосе, хотя у меня это плохо получилось. Но Димитрий никак не отреагировал на моё недоверие. Он был совершенно серьёзен.  
-  Якшо прислухаетэсь до моих советов, то поправытэсь. Ваша болезнь рождена вамы и вылечить себэ можете тилькы сами. Сёгодни я показав её вам. Завтра покажу путь до излечения,
а пислеязавтра проведу заключный сеанс. Но пройты цэй путь должны вы сами, – он замолчал, давая мне осмыслить сказанное.  Потом улыбнулся. -  А зараз можете йти. Менэ чекають инши больни. Сёмка вам скаже врэмя на завтра.
Я вышел обалдевший. На улице ярко светило солнце. Я сел за Сёмкин стол и задумался.
Нельзя верить этому мальчишке. Всё моё сознание противилось этому. Целые институты бьются с раком, а большинство людей всё равно умирает. Профессор Вознесенский – светило науки! И тот развёл руками и отказался меня лечить, мотивируя бесперспективностью. А этот мальчишка говорит, что я буду здоров через два дня. Чушь! Чушь полная! Да, зря приехал.
-  Сомневаетесь? – спросил меня Сёмка.
-  Конечно. Как может мальчик вылечить рак?
-  А вы не сомневайтеся, - уверенно сказал он. – Делайте, усэ як говорит Димитрий, и проживёте ще сто лет. Он знаете, яких больных пиднимав. До нёго профессора из самого Киева приезжалы советоваться.
-  Врёшь, - не поверил я.
-  Димитрий запрещает крестится, алэ я могу поклясться, - он перекрестился.
-  А чего он запрещает креститься?
-  Каже, шо лукави люды придумали цэ всэ. Верить, каже, нужно в свит и справедлывисть. Тоди равновесие в организме будэ, а болезней не будэ.
-  Какое равновесие? – не понял я.
-  Вин каже, шо в каждом из нас живэ мужчина и женщина. Они должны быть в равновесии. А коли одного бильше чи меньше, человек болеет.
-  А с меня ты, значит, по справедливости две сотни содрал? – улыбнулся я
-  Я предложил – вы согласились. Цэ бизнес. Ничого личного.
Я опять задумался. За два дня меня не убудет. Хуже  всё равно не будет. Зато интересный спектакль посмотрю.
-  Сходить на речку, искупнитесь, - прервал мой мыслительный процесс Сёмка.
-  Точно! Давно я в речке не купался. Как называется?
-  Ну, ты москвич даешь! – удивился Сёмка. – Цэ же Днепр! Сама велика река Украины. Рэвэ та стогнэ Днипр шырокый, - начал декламировать он.
-  Понял. Тем более пойду. В Днепре я ещё никогда не купался.

                                               Глава 3

Вода в реке была чистая, но тёмно-серая и ледяная. На глубине сильно сносило течением. Но именно вода немного остудила ту бурю противоречивых эмоций, которая бушевала во мне.  
Искупавшись, лежал на горячем песке под полуденным солнышком. Закрыв глаза, опять увидел перед собой свои внутренности. Незабываемое впечатление!  Как же всё-таки он это делает? Ведь это не фокус. Я реально всё видел. Да… правильно пел Высоцкий – удивительное рядом, но оно запрещено. Если этот мальчик такой уникальный, почему о нём никто не знает? Почему разных шарлатанов показывают по всем каналам, и они потом по штуке баксов за сеанс с лохов берут.
А тут парень с рассвета за копейки людей с того света вытаскивает, а о нём знают только в узком кругу родственников, кому он помог.  Стоп!  
А кому он помог? Никаких фактов у меня нет. Всё что мне говорил Сёмка можно услышать в окружении любого «мага». Надо по подробнее поговорить с матерью Сёмки, откуда взялся этот мальчик, а потом посмотрим. Она кстати голубцы обещала, а я после купания жутко проголодался.

В «Колыбе» хозяйки не было, но была Вера, её помощница.
-  Доброго дня вам, - увидев меня, она приветливо заулыбалась. -  Наталья вам овощных голубчиков зробыла. Ось в духовочке томятся.
-  Несите скорее, Вера. Я проголодался.
Через пару минут девушка поставила передо мной большую тарелку горячих, дымящихся голубцов. Приятно запахло тушёными овощами.
-  Вера, а можно у вас спросить?
-  Да, шось не так? – она немного опешила.
-  Нет, нет. Всё в порядке. Мне у вас очень нравится, и кормите вы очень вкусно, - успокоил я её, используя старый приём – чтобы расположить к себе, похвали человека. – Присядьте, пожалуйста. Я хочу спросить про Димитрия.
-  А, - девушка  сразу успокоилась и присела за мой стол.
-  Скажите, Вера,  откуда он приехал.
-  Да ниоткуда, - неожиданно ответила она. – Вин у нас родывся. Вернише не в нас, а у Херсоне. Наша, Верка Лысак, его родила, царство ей небесное, - девушка перекрестилась. -  Сама помэрла при тых родах. И вин, кажуть мэртвым родывся. Врачи казалы в морге, аж тилькы через час ожил. Представляете? – она опять перекрестилась. - От кого там Верка понэсла, нихто не знае. Тильки, мати у Верки давно померла, а у сели у неё одна титка Антонина, старая и осталася.
Ось вона и взяла пацана, шоб дитё в детдоме не мучилося. Вы помитыли, шо вин босый ходыть?
-  Да, заметил, - кивнул я.
-  Цэ тому, шо его мати босую в том ноябре до роддому привэзли. Ось и вин николи обувь не носыть. Даже в зымку.
-  А как же нашли эту тетку Антонину, если Верка умерла? – недоверчиво спросил я.
-  Так у Верки при соби паспорт був. А там пропыска. Вона ж у Херсоне кимнату знимала. Тута у нас ни роботы ни мужиков. Ось и поехала.
-  И потом что?
-  Ну, шо потом, -  девушка задумалась, припоминая те события. -  Мальчик той доходягой був, думалы, не выживэ. Усё Антонине  рукой на цветок, якый на окне стояв, показував. Вона и пиднесла его до того цветку. Так он отломил, и увесь цветок изжевал дёснами, прям со стеблем.  С того дня всю хворь у него як рукой зняло.
-  И сколько же ему тогда было? – удивился я.
-  Так месяца три, мабуть, и було. Потим и говорыты почав. И зразу як дорослый, предложениями. И пишов рано, ще до року.
-  А лечить когда начал?
-  Так з Антонины и почав. Вона тоди сыльно ревматизмом мучилася. Особенно в зымку. Так он ей поназывал яки-то травки, сказав, як зварыты. Видтоди у нэё ни разу спына не болела.
Як молода ходыть. А ей вже за семьдесят!
Я пытался оценить услышанное. Всё было очень похоже на разные местечковые легенды.
-  А почему о нём никто не знает, не пишут, не снимают?
-  А вин усих прогоняе. Приезжали декилька раз с камерами, так вин дома закрывся и никого не пустыв. Усем, каже, не поможешь. Здесь, каже, родывся, тут и помру.
-  То есть ему деньги и слава не нужны?
-  Ни. Вин каже, шо человек должен иметь стильки, скильки йому потрибно, шоб жити и займатыся своим дилом. Остальное, вин кажэ, для эго, -  она посмотрела на тарелку с голубцами. – Так вы кушайте! Шо ж я, дура, забалакала вас, воны и остыли.
Я попробовал один голубец.
-  Нет, нет, Вера. Они как раз тёплые, такие, как мне нужно, - успокоил я её. -  А что такое эго?
-  Нэ знаю, я з ним  сама не балакала. А цэ тётка Наталья так казала.

Когда выходил из «Колыбы», мимо, поднимая клубы пыли, пронеслись три чёрных джипа. Они ехали в сторону домика Димитрия. Я догнал их и припарковал свою машину в теньке под деревом, так, чтобы хорошо видеть двор.
Все три джипа остановились у двора знахаря. Из первого вышел крепкий мужчина в чёрном костюме и зашёл во двор.  Быстро поговорил с Сёмкой и незаметно сунул ему зелёную купюру. Сёмка подошёл к какой-то женщине, которая ожидала своей очереди, что-то пошептал ей на ухо, и та закивала головой, соглашаясь.
Когда от Димитрия вышла вчерашняя девушка с младенцем на руках, охранники вышли из всех трёх машин. Из второй, кто-то вышел и в плотном кольце охранников прошёл в дом. Лица разглядеть не удалось. Было только понятно, что это женщина и шла она очень медленно. Все охранники остались снаружи, а женщина вошла в дом.
Девушка с младенцем на руках стояла у своей палатки. Её мать счастливо рассматривала своего внука или внучку.
-  Бачиш, дочка, и ночью вже спав спокийно, и днём не плакав, - говорила женщина.
-  Ой, мамо, нэ знаю. Аж, не вирытся, шо вылечили.
-  Вылечили, дочка, вылечили, - женщина крестила малыша.
Я подошёл к ним.
-  Извините, я вижу, вам Димитрий помог? – почти шёпотом, чтобы не разбудить малыша, спросил я.
-  Да, у Тёмочки «младенчик»  був, -  так же шепотом ответила мне женщина.
-  Что врачи не справились?
-  Врачи цэй «младенчик»  нидэ не лечат.  А у ребёнка судорогы. Всэ тило крутыть,  пэрэкручуе. Орав сутками. Якшо цэ не вылечить, ребёнок чы помирае, чы эпилепсия.
Мы уж куды его тилькы не возылы. Нихто не змиг помогти. А ось Димитрий за три дни вылечил. Храни его господи, - она повернулась и перекрестила его дом.
-  Желаю малышу здоровья. И вам тоже, - тихо сказал я и пошёл в свою машину.
Примерно через сорок минут вышла та женщина и в кольце охранников вернулась к машине. Лица я опять не разглядел. Видимо охранники её для этого и закрывали. Все быстро сели в машины, и кортеж уехал, оставив после себя облако пыли.

Я размышлял. Значит не шарлатан этот мальчишка, раз к нему такие крутые тётки лечиться ездят. Эти если, что не так и похоронить могут. Да и этому мальцу помог, новорождённому. Видимо есть у него дар целителя. Но, неужели от всех болезней лечит? Разве можно всё знать и лечить?
Да и деньги смешные берёт.  В Москве наоборот. Если дёшево – значить гадость или подделка. Поэтому и стоит всё в разы дороже. Типа, за качество. И при этом никаких гарантий, что в элитном, дорогом бутике не купишь китайскую дешевую подделку, а в дорогом ресторане не отравишься несвежей рыбой или мясом. Да, как всё таки разнообразен мир.
Вечером решил немного размяться и пройтись к реке. Солнце как раз было на закате. Пошёл к обрыву.
Димитрий уже сидел на своей смотровой площадке. Услышав мои шаги, он оглянулся.
-  Цэ вы?  Присаживайтеся, -  подвинулся, уступая мне место на скамейке.
Я спустился по ступенькам. Площадка была довольно большая и скрывала меня почти полностью. Посередине была врыта скамья, на которой сидел Димитрий.  Я присел рядом. Внизу, казалось, под самыми ногами, текла река. А солнце было прямо перед глазами. Оно было какое-то удивительно большое и яркое. Даже в очках тяжело смотреть на него, а Димитрий без очков, не мигая, смотрел перед собой.
-  Можно вас спросить? – вдруг спросил он, глядя перед собой.
-  Конечно, - согласился я.
-  Одни люды думають, шо сами роблять свою  судьбу, другие, шо всэ предопределено.
Як вы думаете, хто з них прав?
-  Думаю, что каждый может в любой момент изменить свою судьбу, - уверенно ответил я, потому, что искренне считал - выбор всегда за мной.
-  Цэ не так. Правы и вы, и ти, хто думае шо всэ предопределено.
Я посмотрел на Димитрия. Передо мной сидел мальчик. Противоречие визуального образа и того, что он говорил мне явно мешало. Тогда я представил, что это взрослый карлик. И сразу картинка совместилась со смыслом.
-  Как могут быть правы и те, и другие, - не понял я. - Если их мнения противоположны?
Димитрий отвечал, продолжая смотреть перед собой и держа ладони на коленях.
-  Каждый сам решае, дэ вчитыся, на кому женитыся, робыть чи быть артистом, маты своих дитэй чи не. Алэ життя, воспитание, возможности и желания человека заставят его прийняти тэ ришеня, якэ вин приймэ и ниякэ другэ.  Полгода назад вы моглы не йты на ти