творческий заряд.
Я собрался с силами и стал перечитывать все её письма, всё, что сохранилось на бумаге. Я читал их критически, отстраненно, как исторические документы, ко мне не относящиеся. Я старался вспомнить всё, чего мне не доставало для воссоздания полной картины. Я заметил многие вещи, которые раньше пропускал, оставлял без внимания. Постепенно всё: и Никин характер, и сущность наших отношений – открывались мне; я тотально пересматривал её личность.
В тот период мне в руки попалась повесть Зощенко "Возвращенная молодость", в которой астрофизик моего возраста уходит из семьи к двадцатилетней соседке и первые недели чувствует себя помолодевшим и счастливым, пока не застает свою новую жену с другим мужчиной. Зощенко помог мне увидеть свою собственную историю в ироническом ракурсе. Вспомнились и слова Леонида Утёсова, сказанные по поводу ухода 25-летней любовницы: "Выбирая молодую подругу, вы покупаете рояль, играть на котором будут другие". Я писал, и силы возвращались. Я решил, что "надо снова научиться жить". Я перестал думать о суициде; зачем? Ведь она и поссать на мою могилу не придёт.
Работа над повестью позволила мне прервать перманентный внутренний диалог с Никой. Я думал о ней всё больше, как о вымышленной героине, не имеющей реального прототипа. Повесть стала жить своей, независимой жизнью, её судьба становилась мне всё дороже. Я беспокоился о стиле и языке, о построении, о подходящем названии. Я без сожаления удалил избыток эротической лексики из переписки и диалогов, но оставил то, без чего было не обойтись. Я сокращал длинноты, одновременно вставляя некоторые сцены, происходившие не с нами, но хорошо ложившиеся в сюжет. Я поменял имена героев, топонимы, названия организаций и должностей. Ведь моей целью была теперь не месть, не разоблачение, не исповедь, а успех повести. Я взвешивал её шансы быть принятой читающей публикой, подыскивал редактора и издателя.
А она? Что она? Её реакция на мою повесть, её участь стали мне безразличны. Пусть гордится обнародованием своих писем, или злится, или мстит. Или "пускай себе поплачет, ей ничего не значит". Пусть продолжает "искать такого человека, который сможет реализовать её мечты". Если не в десятый, то пусть хоть в сотый раз она его найдет.
Моя жизнь продолжается. Я, конечно, знаю, что такого у меня больше не будет. Тем не менее, я опять работаю, пока что через силу. Ведь теперь работа – это главное. Я снова хожу с семьей в синагогу. Община приняла меня тепло, как будто не отсутствовал. К тому же моя седина вызывает там уважение, а не насмешки. Стал ли я очень набожным? Вряд ли. Но иногда да. В Йом-Кипур 2007 года, покрыв голову и плечи талитом, я молился со всеми, искренне, от всего сердца. Ведь семья меня простила. Теперь у меня был шанс заслужить и Его прощение.
"И вот, Господь мой, не внял я голосу Твоему и ходил путями, на которые склоняло меня дурное побуждение…, гнушаясь добра и избирая зло…. Горе мне, ибо ходил я вослед глазам своим и осквернил их, разглядывая всё, что не чисто.
Взгляни на разбитое сердце моё, ибо я раскаиваюсь в дурных деяниях…, плачу и скорблю, и говорю: я согрешил, сбился с пути, преступил волю Твою.
За грех, который мы совершили перед Тобой помыслами сердца,
За грех, который мы совершили перед Тобой распутством…,
Прости нас, извини нас, искупи нас".
