Сальвадор

подмышке, проверяя, как прижился «Макар». Вроде нормально. И покинул Управление.

Для начала Шу съездил в Политех и в Педагогический, пообщался в деканатах о студентах Галахере и Забалуеве. Никакой особо полезной информации из этого не вынес, так как - ну что могут знать о студенте в деканате? Сколько у него «хвостов» за прошлый семестр? Так это Сереге даром не надь. То, что кое-кто попался пьяным на занятиях, так это тоже особо ни о чем не говорит. В целом, оба парня вели себя довольно тихо, особо не бузили, а следовательно, и под пристальные взоры власть предержащих не попадались. Серега на всякий случай записал, как найти кураторов групп, в которых учились парни, в надежде, что кураторы получше знают своих студентов. После чего отбыл восвояси.
Шу немного поразмыслил и решил, что на поиски фитнес-клуба, где на поприще йоги подвязался третий кандидат в сальвадоры Рустем Керимов, он пойдет попозже. Все равно он практически не сомневался, что уже точно знает Сальвадора. А пока решил проверить еще одну свою идею, что возникла у него вчера. Для этого нужно было съездить на места гибели всех «прыгунов» и сориентироваться на местности. Есть ли там стрелки? Ведь наличие у большинства самоубийц сходных татуировок уже позволяет усматривать некую систему, не так ли? А если ему удастся доказать, что и места свершившихся суицидов промаркированы знаком стрелы, то вряд ли у кого-либо останутся еще сомнения, что все случаи связаны между собой. И связаны они, скорее всего, через Сальвадора.
Сверившись со своим списком, Серега спустился в метро.
В первом же адресе он довольно быстро отыскал изображение стрелы на стене дома. Достал мобильник и сфотографировал стрелку с разных ракурсов.
Во втором адресе он долго ходил вокруг дома, где погибла тринадцатилетняя девочка, но стрелка никак не находилась. Шу даже соседние дома рассмотрел. Ни-че-го! В конце концов, Серега вернулся к месту, куда упала девочка. Здесь на асфальте лежал неряшливый букет из белых роз. Он их увидел с самого начала, как только подошел к дому, и сразу вспомнил:

-… Лишь розы четные лежат…

Цветы были старые, такие же некрасивые, каким выглядело на фотографии искореженное молодое тело, занимавшее этот асфальтовый пятак за полтора месяца до них. Листья сморщились и засохли, несмотря на дождь. Белые лепестки пожелтели, как будто их окунали в мочу, и стали грязными от городской пыли, перемешанной с водой. Зрелище было одновременно печальное и отталкивающее.
Серега стоял и не отрываясь глядел на цветы. В ушах, заткнутых наушниками, отбивали четкий ритм барабаны «The BreakOut!». Гулкие низкие удары бас-бочки странным образам совпадали с ритмом серегиного сердца, отчего на душе становилось как-то горько и муторно. Хотелось куда-то идти и что-то делать, лишь бы вырваться из этой дождливой питерской серости, лишь бы разжались эти тиски, сдавившие сердце.
Шу в безумном порыве подскочил к цветам и ударил по букету ногой…
Она была здесь. Из-под рассыпавшихся жухлых стеблей выглядывала белая стрела, разрывающая тонкую преграду.

…Когда, выйдя на поверхность из метро в районе пятого падения, Серега увидел на асфальте под ногами нарисованную стрелу, он уже ничему не удивлялся. Привычно достал мобильник и сделал фотографию. Стрелка свои острым концом указывала в том направлении, где в представлении Шу находилась многоэтажка, с крыши которой отправился в свое бессрочное путешествие мальчишка-восьмиклассник. Пройдя несколько десятков метров, Серега увидел вторую стрелу. Потом еще, и еще, и еще. Вскоре он обратил внимание, что почти бежит от стрелы к стреле. Но не как гончая, почуявшая след. Нет. Его как будто что-то тащило за шкирку, за грудки, заставляя все быстрее переставлять ноги. В конце концов он чуть не уперся носом в стрелу, намалеванную на стене дома, к которому Серега так стремился.
Шу лихорадочно оглядывался по сторонам, что-то ныло в мозгу и не давало ему покоя. Он судорожно сканировал местность глазами. Но вот Шу заприметил невдалеке забор новостройки, и понял, что искомое найдено. Он бросился туда. Очень быстро отыскал дыру в ограде, через которую пролез на стройплощадку и бегом устремился к голой бетонной лестнице без перил, ведшей внутрь.
Серега наматывал виток за витком, поднимаясь все выше и выше, пребывая в каком-то непонятном исступлении. Барабаны грохотали в ушах, задавая бешенный ритм. Гитарное соло разрывало душу в клочки. Сереге казалось, что его просто нанизали на мелодию, как бабочку на иглу.
Виток, еще виток.
Все, это здесь! Шу выскочил на площадку с голыми ребрами стен, из которых торчали обрубки арматуры и куски провода. Внешней стены, где по идее предполагалось окно, выходящее на дом со стрелой, не было. Шу остановился, с трудом переводя дыхание. Он сам не понимал, откуда знает это, но здесь было именно то место, откуда снимали один из роликов, что он видел на YouTube.
Медленными неуверенными шагами, весь в каком-то оцепенении, Серега направился к краю площадки, за которым метрах в десяти внизу виднелись нагромождения бетонных блоков, вертикальные штыри арматурной вязки, горы битого кирпича и прочий строительный мусор. Шу подошел так близко к краю перекрытия, что струи дождя, скошенные верховым сквозняком, уже вовсю хлестали ему в лицо. Он посмотрел вниз.
У Сереги были свои взаимоотношения с высотой. Нет, он ее не боялся. Но простыми эти отношения назвать было нельзя. Когда Шу находился на высоте и смотрел вниз, у него в пятках начинали свербеть мурашки. Они постепенно поднимались по ногам все выше, пока не перепрыгивали на туловище и не обнимали, как шлемом, всю голову, начиная с затылка. И вот тут Сереге становилось страшно! Но и это не было страхом высоты. Он катастрофически боялся … самого себя. Его так манила высота, так тянула и так звала, что он боялся только одного: что однажды не выдержит и шагнет за перила.
Вот и сейчас он испытал эту тягу, отчего-то ставшую вдруг в тысячи, в миллионы раз сильнее. Он почувствовал гибельную отрешенность, охватившую его разум. В ушах все чаще стучали барабаны.
Бам-ба-бам, бам-ба-бам, бам-ба-бам!
Он больше не мог сопротивляться. Да он больше и не хотел противиться самому себе. Его тело наклонилось вперед. Вот сейчас пространство прыгнет ему навстречу, и он наконец-то поймет, постигнет, узнает…
Какая-то неистовая сила рванула его назад и развернула на сто восемьдесят градусов. Шу понял, что кто-то держит его в руках и что есть силы тормошит.

- Ну, приди в себя! Слышишь?!

Тряска все не прекращается, голова Сереги болтается из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.

- Ты слышишь меня?!... – кто-то орет ему прямо в лицо. – Ты слышишь?! Слышишь?!!!

Серега не слышит. Точнее, он слышит, но вовсе не то. Он слышит вой ветра за краем, он внимает зову высоты. Ну почему ему не дали закончить? Кто имеет на это право? Он вырывается из крепких рук и устремляется обратно, к развезшейся пропасти.
Его догоняют. Разворачивают. Шу чувствует обрушившийся на его челюсть свинцовый кулак, и мир тонет в вязкой темноте…


… Кажется, его куда-то ведут. Все плывет, как в тумане. Чье-то твердое неудобное плечо подпирает его справа. Если бы не оно, Серега непременно завалился бы прямо в грязь. Какой-то самый отдаленный краешек сознания пытается фиксировать происходящее, однако Шу не понимает, ни где он, ни кто он, ни который сейчас день или год. Действительность отстраненно шествует мимо, как призрак, как Летучий Голландец, идущий под обрывками парусов…

…Небытие…

Что-то обжигающее прокатилось по языку, попало не в то горло, и Серега отчаянно закашлялся. Однако именно это и привело его в чувство. Продолжая перхать, как завзятый туберкулезник, сквозь выступившие на глазах слезы Шу оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где находится. Судя по высокой стойке слева, стоящим то тут, то там столикам, всяким декоративным финтифлюшкам на стенах и на потолке, это был какой-то бар или кафе. Впрочем, кто сейчас понимает разницу между ними?
За барной стойкой, кивая хвостатой головой в такт негромкой музыке, протирала стаканы девушка-бармен лет двадцати. Она иногда бросала безразлично-профессиональные взгляды на Серегу, и снова отворачивалась к своим стаканам.
Шу переместил взор и с некоторым усилием установил его прямо перед собой. Сначала он увидел на столе стакан, из которого в него, похоже, только что влили хорошую порцию водки. Через стол, напротив сидел парень серегиного возраста и раскачивался взад-вперед на задних ножках стула. Он насмешливо улыбался, глядя на Шу серо-голубыми, как полдень Тавриды, глазами и в такт свои покачиваниям подбрасывал вверх ярко поблескивающий серебристый кругляш. Подбросит – поймает, опять подбросит и поймает. И снова, и снова…
На столе перед Сероглазым лежали: какая-то газета, серегин телефон, его же потертый бумажник, а сверху на бумажнике алела корочками полицейская ксива. Заприметив свой документ, Серега дернулся было за удостоверением. Но тут его обожгла другая мысль, и он потянулся к левой подмышке. Кобура была пуста.
Заметив его движение, парень покивал с напускным сочувствием, поцокал языком, поймал и положил на стол свой кругляш. Потом этой же рукой сгреб в одну кучу бумажник, удостоверение и газету, и одним движением подвинул все это к оперативнику. Газета при этом странно прогрохотала по дереву. Телефон парень оставил себе. Продолжая улыбаться и по-прежнему не говоря ни слова, он пощелкал кнопками серегиной мобилы. Сунув в одно ухо горошину наушника, послушал немного, хмыкнул и покачал головой. Положил телефон на стол и толкнул его по столешнице к хозяину. А сам снова подхватил свою серебристую игрушку и подбросил ее вверх.
Серега в это время рассовывал по карманам возвращенное добро.
Лицо парня почему-то казалось ему странно знакомым, хотя он мог поклясться, что ранее никогда его не встречал.
Кто же это такой?
Кто же это?
Видел его по ящику?
В Сети?
На фотографии?
Тут реле в мозгу Сереги громко щелкнули, и все встало на свои места. На фотографии в Сети! Ну, конечно!... И его рука, потянувшая было пистолет из-под газеты, чтобы убрать его в наплечку, непроизвольно замерла и покрепче обхватила рукоять. Ствол чуть приподнялся и уставился в грудь парня своим черным зрачком.
Парень, с интересом наблюдавший за всеми серегиными эволюциями, вздернул левую бровь и выразительно поглядел на руку Шу с зажатым в ней стволом (Серега так и не вытащил ее из-под газеты). Затем перевел взгляд на собеседника и впервые за все время открыл рот:

- Эх, и дурак же ты, ваше благородие!

В голосе его не было ни обиды, ни даже досады. Скорее удивление и легкий упрек. Он двумя пальцами полез в нагрудный карман оливковой натовской куртки, в которую был одет, и наполовину вытащил из него обойму от серегиного пээма. Убедившись, что Шу оценил ситуацию правильно, разжал пальцы, и обойма плавно скользнула обратно.

- Пусть твои маслята пока у меня полежат. Так поспокойнее будет.

Шу извлек из-под газеты пистолет, недоверчиво посмотрел на пустую рукоять и сунул оружие под мышку. Он понемногу начинал приходить в себя. Серега откашлялся и произнес:

- Игорь Забалуев, как я понимаю?
- Всегда к вашим услугам, - он привстал со