Сальвадор

своего стула, снял с головы воображаемую шляпу и по-мушкетерски подмел ею пол.

Все у него получалось как-то естественно и весело, даже же это клоунское представление. Серега ощущал, что невольно проникается симпатией к этому парню.
Однако от дальнейшего анализа своих ощущений его отвлекла неожиданная мысль. Шу достал спрятанный было в карман телефон, немного покопался в меню и нажал вызов. Через пару секунд где-то в куртке Игоря раздался звонок. Игорь понимающе хмыкнул, достал трубку и не глядя нажал отбой. Серега тоже убрал свой телефон.

- Сальвадор? – произнес он.
- Для друзей, - ответит тот.
- А как же берет… вчера…
- Какой «берет»?, - не понял Забалуев. – А-а-а! Вот ты про что! Ты на Макса подумал? Что это он – Сальвадор, да?, – Игорь весело засмеялся. – А что, он у нас красавчик. Ну, просто команданте Че. А самое главное, удар у него хорошо поставлен, с детства руками-ногами машет.  

Серега молча проглотил намек.

- Это что такое? – указал он глазами на кругляш в пальцах Сальвадора, совершающий ритмические взлеты и падения.
- Это?, - переспросил Игорь, ловя вещицу и протягивая ее Шу. – Это, брат, судьба!

Серега принял и разглядел сальвадоров предмет. Серебряный советский полтинник двадцать пятого года, начищенный до блеска. Шу уже видел такие раньше. Невысокой цены, но симпатичная нумизматическая штуковина. Вернул денежку обратно.
Разговор как-то не клеился. Но ведь Забалуев его зачем-то сюда притащил. Сидит, не уходит. Все те слова, адресованные Сальвадору, что крутились на языке у Шу еще вчера, сегодня почему-то уже никуда не годились. Все изменилось.
Все так разительно изменилось после того, как Шу заглянул в глаза высоте, что... Нет, он по-прежнему считал Сальвадора виновником всех случившихся смертей и по-прежнему намеревался сделать все, чтобы засадить его за решетку. Но в серегину душу уже прокрадывались сомнения, которых у полицейского быть не должно.
«Зачем он меня спас?», - думал Шу, - «Не проще ли ему было позволить мне завершить начатое? Тут-то к нему вообще никаких претензий бы не было». И мысли Сереги потекли в том ключе, что а ведь и в самом деле, Сальвадор в его случае был бы абсолютно ни при делах. А не могло такое быть, что и в других прыжках он не повинен?

- Я не хотел и не хочу, чтобы все они прыгали! Никто из них!, – с нажимом произнес Сальвадор, глядя прямо в глаза Шу и перестав наконец ухмыляться. Его лицо выражало крайнюю серьезность.
- Ты что, мысли читаешь?, - покосился на него Серега.
- Нет. Просто попытался представить, о чем ты сейчас думаешь. Это не так уж и сложно. Ведь мы с тобой похожи гораздо больше, чем тебе представляется.
- Ага, ну, конечно! Я малолеткам в уши не дую, и из-за моей болтовни они не лезут на подоконники и на парапеты крыш!
- Ты ничего не знаешь и не понимаешь!, – повысил голос Сальвадор. – Я тоже их в прорыв не толкаю!
- Ах, значит, «в прорыв»! Вот как у вас это называется, - Серега тоже начинал заводиться. А ты видел их раздробленные черепа и вывернутые кости? Ты с родителями их хоть раз разговаривал?!
- Видел… - тихо, почти про себя прошептал Сальвадор и опустил голову. Но тут же поднял ее и с вызовом посмотрел в глаза Шу. – Видел! Каждого!
- А-а-а, - издевательски протянул Шу, - Ну, конечно! Видел. Это же ты их на видео снимаешь! Что ты потом со всем этим делаешь? Продаешь?
- Сергей, ты ошибаешься, - опять очень тихо проговорил Сальвадор, - ты ловишь не того.
- Не того?! А кого? Кого я должен ловить?!

Сальвадор не ответил. Он сидел молча, глядя куда-то в сторону. Потом со вздохом повернулся к Шу и сказал:
- Знаешь что, у меня сейчас есть не слишком много того, что я мог бы тебе об этом рассказать. Нужно еще кое-что уточнить… А времени мало. Я повторяю: я не хочу, чтобы они прыгали. Все что узнаю я, ты тоже будешь знать. Обещаю…

Он поднялся, вынул из кармана серегины патроны и положил их на край стола. Невесело улыбнулся:
- Все. Бывай покуда…

«Иманапуп, он же уходит!», - всполошился Шу.

- Стоять!, - заорал он, и подхватился со стула.

Тут же в голову ударила волна горячего жара, и в глазах потемнело. К горлу подступила тошнота, а ноги подкосились. Крепкие руки подхватили его под мышки и не дали упасть. Так, похоже это становится какой-то ненормальной традицией!
Сальвадор, держа Шу поперек туловища обеими руками, осторожно усадил его на место.

- Ты бы поаккуратнее, ваше благородие!, - на его лицо вернулась кривая ухмылка. – Лидок! – это уже бармену. – Плесни-ка господину полицейскому еще соточку…

Подумал и добавил:

- Ну, и мне, пожалуй.

И уселся за стол.
Через минуту, в течение которой оперативник судорожно глотал открытым ртом воздух, появилась Лидок с подносом, на котором стояли две большие рюмки с водкой и блюдце с бутербродами. Невозмутимо поглядев на парней, она поставила поднос и перегрузила его содержимое на стол.
Серега, пребывая в каком-то оцепенении, тупо следил за ее руками. На запястье правой разрывала преграду маленькая татушная стрелочка. С трудом оторвавшись от созерцания наколки, Шу вопросительно уставился на Сальвадора. Тот в притворном изумлении поднял брови и пожал плечами. Мол, я-то тут при чем? Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю.

- Слушай, Сергей, ты сейчас… м-м-м… не в лучшей форме. Посиди здесь часок спокойно. Водочки, вот, попей… И завязывай с этой фигней. – Игорь указал на гарнитуру с наушниками, все еще торчащими из серегиного телефона. - Я про «BreakOut!», понял? Есть у меня одно сомненьице… - он подхватил свою рюмку и без тостов и чоканий лихо опрокинул ее в рот. Выдохнул, подцепил с тарелки бутерброд и стал его медленно жевать. – Я понимаю, у тебя куча вопросов ко мне. А у меня совсем нет времени на них отвечать. Так что, давай компромисс? Ты задаешь парочку самых главных, я на них честно отвечаю и отваливаю. Идет?

Шу медленно кивнул, не сводя глаз с Забалуева.

- Почему «Сальвадор»?
- Чего?... – не понял Игорь.
- Ну, «Сальвадор», кличка откуда?
- Ну, ты, блин, нашел самый главный вопрос!..

Он помолчал, вспоминая не такой далекий зимний полдень, когда они с однокурсником смылись со скучной пары и от нечего делать завалились в пивную где-то в Александровском парке, недалеко от метро. В пивняке стоял полумрак, звучала тихая музыка и по причине неурочного часа было совершенно пусто. Друзья-оболтусы незаметно, потихоньку-полегоньку набрались пивом до бровей, и часа через полтора, пошатываясь, вывалились наружу. Их ослепило полуденное солнце, особенно яркое после темноты пивной. В самом радужном расположении духа они пошли прогуляться по парку. Рано или поздно это должно было случиться. Прозвучал трубный зов природы, и товарищи свернули в кусты. Придурковато хихикая, они принялись окроплять снег желтеньким. При этом Забалуев даже пытался струей изобразить какой-то домик с трубой. Взирая на его художества с видом знатока и застегивая при этом штаны, его корешок выдал:

- Ну ты прям этот… как его, мля… Сальвадор…
- Какой еще «Сальвадор»? – не понял Игорь.
- Ну, какой-какой… Дали, мля…

Улыбнувшись своим воспоминаниям, Сальвадор в слух произнес:

- Бабушка сильно Сальвадором Адамо увлекалась.

Шу непонимающе уставился на Игоря.

- А, ладно! Проехали… - махнул Сальвадор рукой.

Серега выпил свою водку, поморщился и стал закусывать. «Я с врагом своим хлеб преломил…». Да, как-то не так складывалась встреча с Сальвадором, не по писанному.

- Зачем… Почему они вообще прыгают? – спросил Шу.
- Это довольно сложный вопрос, - помолчав, ответил Сальвадор. – Чтобы все тебе правильно объяснить, нужно потратить не один час или даже день. Ты что-нибудь знаешь о Креативе, Миротворении, Демиургии?

Серега, собирая информацию по Сети, разумеется, сталкивался с подобными терминами, звучавшими в контексте каких-то путанных рассуждений. Более или менее внятно что-то объяснялось в лекциях и книгах профессора Касатовкина. Но Шу, с первого курса универа ненавидевший философию, очень бегло пролистал некоторые из попавшихся ему на глаза файлов с касатовкинскими опусами. И поэтому не был уверен, что все понял правильно.
Речь там шла примерно о том, что якобы человек одной лишь силой своего сознания может создать собственный мир. Причем вовсе не мир иллюзии, как это бывает, например, у наркомана или писателя. А вполне реальный мир, с горами и долами, животными, птицами и даже людьми. А может вообще создать нечто невообразимое, подвластное только его фантазии. Понятное дело, он тогда получается для этого мира типа Бог, со всеми вытекающими отсюда кайфами. Правда, Касатовкин не говорил, а что происходит с этим, с нашим миром. Он, что исчезает? Человек, который создал свой собственный мир, он куда девается? Навсегда уходит в свое творение, или может болтаться по своему желанию туда-сюда? И как он это делает, в своем собственном теле или только духовно. Короче говоря, вопросов гораздо больше, чем ответов. Это, конечно, при условии, что весь это бредовый бред принимать за чистую монету. Но самое главное, причем здесь прыжки? Зачем нужно девчонкам и мальчишкам прыгать с крыши и разбиваться насмерть?
- А умирать зачем? – спросил он Сальвадора.
- Ты прав, умирать незачем. Важна не сама смерть, а то состояние сознания, в которое попадает человек перед лицом неминуемой гибели. Как ты понимаешь, впасть в какое-либо состояние – это требует времени, хотя бы минимального. Выстрел в висок здесь не подойдет! Именно поэтому – прыжки. Нужно видеть, как смерть со свистом неотвратимо приближается к тебе. Нужно понимать, что нет в мире абсолютно ничего,  - никакого противоядия, никакой Скорой, - что спасло бы тебя. Только ты сам.
- И что, в чем спасение?
- Под угрозой потери этого мира ты создаешь новый, свой собственный. Ты слышал когда-нибудь о неделании? Кастанеду читал?

Шу отрицательно покачал головой.

- Жаль! Мне было бы значительно проще тебе объяснить… Видишь ли, когда человек рождается, его сознание такое же голое, как и его тело. Вокруг него пустота. Нет никакого «вокруг». Есть только «внутри», только он сам. Со временем, сначала очень медленно, а по мере взросления все быстрее и быстрее, под влиянием окружающих его взрослых людей, родителей, он начинает выстраивать свой мир, свою вселенную, один в один похожую на ту, что знают его воспитатели. По кирпичику, по крупице звука, по мизерным оттенкам цвета, по тысячной доле прикосновений. И в конце концов, он видит то, что видит.

Сальвадор выразительным жестом обвел вокруг себя рукой. Потом продолжил:

- С самого начала, как только начинается строительство мира, и мир приобретает черты материальности, возникает обратная реакция. Реакция подтверждения. Создав в своем сознании горящую спичку, ребенок обжигается, и боль как ни что другое лучше убеждает его в реальности этой спички. Дальше – больше. И вот спустя совсем непродолжительное время нет уже никакой силы в мире, способной нас убедить в том, что на самом деле спички нет…

- А-а-а! Погоди-ка, погоди-ка! Я кажется начинаю понимать, - прервал его Шу. – Ты хочешь сказать, что для того, чтобы построить свой собственный новый мир, сначала нужно разрушить старый… То есть, нет не так! Его совсем не обязательно разрушать! Нужно просто понять, что этот мир – не единственное, что возможно в природе, и он не существует сам