Пробка

требует воды, и вскипел яростью. Однако, при этом но почему-то смешался и непроизвольно повторил показанный ему жест, начав барабанить по большому кресту, висящему поверх рясы. «Да-да-да,» - сквозь зубы, покачав головой, выцедил «избранный» и откинулся на спинку, полный чувства интеллектуального превосходства - «это и есть источник мракобесия».
Тут мигалка, которая работала как-то с перерывами, сверкнула в глаза Мелхиседеку еще раз. Вновь ванна теплой воды приятно легла ему на бока. Он уперся ногами и локтями в стенки, чтобы попытаться удержаться, но когда раздались слова: «Темнота! Заскорузлость! Плебейство!»(и он странным образом увидел, хотя был еще не там, как лицо говорящего сморщилось), соскользнул и снова мучительно ушел на водительское кресло, почувствовав себя помидором, разрезанным розочкой на четыре части для сервирования стола, но затем зачем-то сшитым обратно передумавшим наводить красоту поваром.
Его встретило в точности такое выражение, как мгновенье назад почудилось, и добавило: «Невежество!». Тут в голову Мелхиседеку пришла озорная мысль. Он взял бутылку, закрыл пробкой и подал через окно настойчиво просящему. Тот вальяжно принял, не сразу подняв конечность - так, что Мелхиседек вынужден был пару секунд просидеть с протянутой рукой. Взял, брезгливо покрутил в руках и передал водителю: «Попробуй».
Предчувствуя, что маячок сейчас снова вынесет его в другую реальность, Мелхиседек лихорадочно задумался, ища способ в ней закрепиться. Сосредоточение его было настолько высоким, что он даже не услышал вскриков в соседней машине и сразу не обратил внимания на чудовищные последствия своей шалости. «Избранных» джинны не переваривали так же, как и те их, и если кто-то из первых попадался врасплох, доставалось ему по полной программе.
«Пробка!» - осенило Мелхиседека – «Пробка для ванной». Он ясно вспомнил ее висящей сверху на дальнем краю и, готовый за нее ухватиться, перед самой вспышкой увидел, что водителя в машине наглеца нет. Однако, чьи-то руки держались за руль. А росли они по бокам из пустого сиденья. Голова же заняла место подголовника, и на лице сверкали полные ужаса глаза.
Ванна приняла на этот раз Мелхиседека более дружелюбно. Он это сразу почувствовал. Ободренный, вскочил, сцапал пробку и бросился затыкать ею сливное отверстие.
«Еще ж Гагарин доказал вам, что Бога нет!» - услышал он страшные завывания из-под воды, и уже вставленная затычка была всосана, как будто, ее кто-то проглотил.
Мелхиседек инстинктивно положил руку на края отверстия и нащупал человеческие губы. Ребром ладонь дотронулась до носа. «Что же это меня в рот к кому-то засасывало?» - успела мелькнуть отчаянная мысль – «А пробка, в которой я стоял, это чей-то желудок, в котором всех таким образом переваривает?».
Лицо, торчащее из дна ванны, было таким же чугунным, как и она сама. Но губы двигались, словно, хватая воздух. Существо, скрытое под этим всем, явно подавилось и теперь задыхалось.
Тяги, возвращающей Мелхиседека в его обрыдлый автомобиль, не было. Он осторожно отполз в дальний конец ванны и сел в ожидании дальнейшего развития своей судьбы, намереваясь оглядеться и наметить комплекс действий в случае возобновления неприятностей.
Когда он пытался опереться о стенку ванны, его спина наткнулась на что-то там плавающее и сразу по появлении им не замеченное. Оно нырнуло ему под руку и оказалось перед лицом, когда он облокотился.
Еще не отойдя от предыдущего стресса, Мелхиседек взял и вытащил этот предмет из воды. Это была отрубленная человеческая голова. Через мгновение поняв, что это джинн, он подавился истерическим хохотом. Голова выглядела совершенно мертвой: бледная, с кровью, запекшейся на губах и явным следом от рубящего инструмента на шее. Торчал кусок позвоночника, и в ванну лилось, делая ее воду все более и более красной.
«Брошу ведь на пол...,» - сказал Мелхиседек, щелкая зубами. «Я тебе брошу,» - после паузы вымолвил джинн и приоткрыл лукавый глаз. «Это чья рожа там в ванну замурована?» «А, этого пидора. Он теперь так и останется. Да еще пробку схавал. Прикольно, да?! Пробка спасла тебя от пробки...».
«Ты, блять, шутки будешь шутить!» - еле смог произнести еще не избавившийся от дрожи Мелхиседек. «Шутки – это жизнь,» - парировал джинн. «Я чуть не обосрался,» - он поставил голову на стеклянную полочку рядом с дезодорантом и пеной для бритья и вылез из ванны.
Вытираясь огромным махровым полотенцем с изображением гибели Содома и Гоморры, Мелхиседек вновь задумался о Боге: «Нет. «Власть имеющий» - это не харизма. «Власть имеющий» - это реальная власть. А харизма – это понты. Но как отличить возможность приказать горе прыгнуть в море от неудержимой сосредоточенности на самовозвышении, на подавлении других и утверждении своей воли?».
«Бремя Мое легко,» - сказала голова на полке и скосила на Мелхиседека глазами. «Да. Но жулики это тоже знают, и поначалу ты их бремени не заметишь, пока они тебя своим гипнозом не покалечат и карманы не вывернут».
Он повесил полотенце и одел висевший рядом с ним халат: «Ну хватит дурака валять. Прими человеческий вид». «Тогда, когда мы выйдем из ванной, все решат, что мы – пидорасы».
Здесь Мелхиседек в первый раз задумался, что ждет его за этой закрытой дверью. Прежде всего, там должно было быть хотя бы что-то. И теперь протягивая руку к щеколде, он все меньше был в этом уверен.
Запор оказался бутафорским. Просто был нарисован на двери и косяке. Дверь не открывалась. На сердце Мелхиседека навалилась неимоверная тяжесть. Он вдруг почувствовал себя как-то глобально, вселенски одиноким, понял, что ни в этом, ни в каком другом мире у него никогда не было ни родителей, ни других родственников, а также, что он был священником всегда. И не был никаким профессиональным водителем.
В истерическом отчаянии он отошел на шаг и со всем своим весом ударил дверь плечом. Она чуть сдвинулась, но до того, чтобы пропустить, еще не созрела. Он молотил ее ногами, другим плечом. Образовалась щель, и из нее посыпалась земля.
«Это чо за хрень?» - отпрянул в замешательстве Мелхиседек. «Это могила жены Нира,» - ответил джинн безучастным тоном. «Кого?!» - подступил к нему в ярости Мелхиседек – «Ты, блять, голова профессора Доуэля!...». «Нира,» - ответил джинн флегматично, будто и не заметив эмоций Мелхиседека – «брата Ноя». «Какого, на хер, Ноя?! Это ты меня закопал, сука. Я знаю. Ну-ка быстро кончай стебаться! Иначе, я тебе больше не друг». «Да, успокойся,» - рассмеялся джинн – «все идет по плану, как говорит председатель Мирового Правительства. Забыл что ли Ноя? Ну того, что на ковчеге рассекал». «А-а, Ноя...,» - обмяк Мелхиседек – «это, который: «каждой твари – по сансаре»?». «Каждой твари – по паре,» - поправил джинн. «А кто ж тогда нас примет за пидорасов, если ты отсюда выйдешь со мной в человеческом виде?» «Они и примут. Ной, Нир и его жена».
Мелхиседек поискал вокруг какой-нибудь инструмент для копания. Обшарил полочку, даже приподнял голову, чтоб посмотреть, нет ли чего под ней (джинн при этом скосил глаза на его руку).
Под ванной обнаружились веник и пластмассовый совок. Первый был не к чему, а вторым Мелхиседек, не медля, принялся орудовать, набрасывая внутрь ванной все более высокую кучу земли и бубня себе под нос: «каждой твари – по макиваре».
Устав, он сел, привалившись к стене, и укоризненно произнес: «Превратился бы в мини-экскаватор, да откопал нас в две минуты...». «А мне это неинтересно,» - цокнул языком джинн. Привыкший к его закидонам Мелхиседек ничего не ответил и продолжил остервенелое рытье.
Через некоторое время его усилия вознаградились и, когда полка с джинном уже почти была ему не видна из-за холма, под ноги свалился череп. «Это череп жены Нира?» - спросил Мелхиседек. Но не услышал ничего в ответ.
Дверь стало можно открыть так, чтобы в щель пролез человек. На расстоянии метра от пола ванной в земляной толще проявилась ниша. В ней виднелась еще куча костей. «Посветить не надо?» - осведомился джинн. Мелхиседек пробрался обратно к полочке под зеркалом и взял с нее свечу в тяжелом красиво оформленном металлическом подсвечнике, огонек которой имел миниатюрную форму головы джинна.
Ниша, помимо костей, содержала еще наскальную живопись. Вообще, она была похожа на захоронение вождя австралопитеков. Здесь то ли с первобытной непосредственностью полуобезьян, то ли с развращенностью современных детей в примитивистской манере были изображены обитатели, видимо, все того же Ноева ковчега. Но по паре они здесь присутствовали, или как-то иначе, сказать было сложно.
Занимались они на этих рисунках исключительно сексом, но каким-то уж очень нетрадиционным. Настолько, что попадись им в те ветхозаветные времена правозащитник, он не знал бы, как применить к ним свою толерантность.
Слон (или мамонт) намеревался забраться сзади на кобылу, медведь яростно насиловал ослицу, пес оприходовал кошку, а самец гориллы пытался опустить кого-то из рода человеческого (возможно даже, и самого Ноя).
В общем, оформление помещения было вполне в духе доисторической пещеры, но стоял здесь почему-то обшарпанный канцелярский стол, какие, как Мелхиседек теперь вспомнил, имели место в советских госучреждениях. Висел на стене пожарный щит с ведром, топором, киркой, лопатой и огнетушителем. А дверь, возможно, позволявшая это помещение покинуть, имела запор с большим металлическим штурвалом для своего открывания.
«Как в бункере олигарха,» - подумал Мелхиседек, и тут же перед его глазами мелькнула картина: небольшое, но шикарно оформленное помещение – с картинами, вазами, эксклюзивным дизайном мебели, золотым унитазом, биде, душевой кабинкой, мягким креслом и похожей на аэродром огромной столешницей, которая как будто висела в воздухе, потому что под ней были стеклянные ножки.
В кресле сидел маленький вспотевший человечек и считал деньги. Их по всему столу лежали разного размера стопки. Он брал их, запускал в счетную машинку и после складывал в большую кучу, которая была у него под левым локтем. За спиной человечка располагалась как раз похожая дверь со штурвалом.
Себя Мелхиседек осознал стоящим на расстоянии, но в почтительной готовности мгновенно приблизиться. Руки его держали автомат. Вдруг всю комнату тряхануло. Сверху раздался оглушительный грохот. Человечек поднял от денег маленькие затравленные глазки и произнес: «Не успею». Но, однако, продолжил свое дело.
«Кем же я все-таки был при жизни?» - напряг он  свою интуицию – «Водителем-охранником, может быть? У олигарха?». «Какая уже теперь разница?» - сказал джинн, чья крошечная огненная головка слегка колыхалась от создаваемых движениями Мелхиседека воздушных волн и плюс, как ему показалось, и от того сотрясения в другом измерении. «Да никакого, в принципе,» - ответил Мелхиседек – «просто интересно. Хотя...». «Не теряй времени,» - посоветовал джинн.
Мелхиседек покрутил головой, чтоб избавиться от наваждения, и поспешил, поставив предварительно свечу на стол, попробовать повернуть штурвал. Первоначально это не удалось, и его даже на секунду охватило отчаяние.
Передыхая, он уперся взглядом в поверхность стола рядом со свечой и заметил там красную корочку какого-то