Пробка

удостоверения. Больше от растерянности, чем с интересом, Мелхиседек взял его и открыл. Оттуда выглянула его фотография, уголок которой был захвачен странной витиеватой печатью с древним гербом, содержащим львов, атрибуты власти и непонятные орудия то ли труда, то ли войны.
На другой стороне документа сверху было написано: «Агентство «Салим». «Какое?» - подумал Мелхиседек – «Охранное, рекламное...?». В графе «должность» стояло «царь». Мелхиседек покачал головой и усмехнулся: «И.о. царя...». Поразмыслил, бросить ли его обратно, но решил положить в карман. Следующий его яростный рывок за штурвал заставил эту железяку чуть-чуть поддаться.
Каждый миллиметр ее перемещения давался со струями пота. Но вот что-то щелкнуло, и навалившись всем телом и отталкиваясь ногами от пола, Мелхиседек заставил также неспешно, но отъезжать вглубь толщиной сантиметров в двадцать стальную дверь. Из образовавшейся щели сразу ворвался ветер, и свечу задуло. Голова джинна над белым цилиндрическим тельцем исчезла.
Перед Мелхиседеком был еле освещенный коридор, в глубине которого горела тусклая лампочка, а правая сторона ограничивалась не крашенной стеной, как слева, а металлической сеткой. За ней зияло непредсказуемое темное пространство. Не став брать погасшую свечу, Мелхиседек двинулся по этому коридору.
С приближением лампы становились видны все большие его подробности. За решетчатым ограждением находился тоннель, имеющий бетонную стену. По ней тянулось множество кабелей, а по полу внизу шли рельсы. Стена рядом с Мелхиседеком была покрыта ярко зеленой масляной краской, поверх которой красовались иногда живописные, но большей частью, абракадабрские граффити.
Он остановился под самой лампой. В окружении изломанных букв, напомнивших ему древний иврит (с кое-где рахитически недоразвитыми, кое-где гипертрофированными, как половые органы у порно-актеров, загогулинами), со стены взирало человеческое лицо..., венчающее лошадиную голову.
Тело было также от упомянутого животного. Только имело крылья. Хвост походил на скорпионий - загибался кверху кольцом и заканчивался жалом. Под самыми копытами еле заметно, но уже по-русски и без художественных изысков примостилось двустишье (другой природы и из другого измерения – это почувствовалось сразу): «Хуй сосут у Сатаны / все, кто «избранным» верны». «Да. С этим не поспоришь,» - улыбнулся Мелхиседек.
Однако, лицо нечисти притягивало к себе внимание. Вообще, вся картина была сделана с таким мастерством, что казалась, сейчас эта тварь спрыгнет со стены и ужалит Мелхиседека своим хвостом. Внизу под стишком было что-то еще более мелко нацарапано. Мелхиседек нагнулся и увидел подпись, как это делают художники на настоящих полотнах: «Врубель».
«Где-то ж я слышал такую фамилию». Но в этот момент в тоннеле за решеткой раздался гул. Он быстро нарастал и наконец перерос в грохот. А вслед за этим в метре от Мелхиседека из мрака вылетело огромное техническое сооружение с яркими фарами спереди и замелькало мимо него светящимися окнами.
«Метро,» - отщелкнулось от какой-то извилины Мелхиседека неизвестное ему слово, покатилось в пустом пространстве головы, как шар при розыгрыше лотереи, и вывалилось изо рта. Он шагнул дальше по коридору – в темноту, так как это было прочь от злополучной лампы, и через несколько метров уперся в тонколистовую металлическую дверь.
Она была заперта хитрым замком с кнопками и на дерганье нащупанного - чем-то жирным сильно измазанного - рычажка не поддавалась. Когда глаза немного привыкли, он различил рядом наклеенную бумажку с надписью «786». Нажав последовательно эти цифры, попробовал свое счастье. Замок не открылся. Повторил еще раз - медленнее и сильнее давя. Результат тот же.
Вдруг с противоположной стороны к двери кто-то подошел, щелкнул один раз, и дверь отворилась. На пороге стояла толстая женщина в синей одежде. На груди у нее висла бирка «дежурная по станции».
«Я, как здесь написано, нажимал,» - смущенно улыбнулся Мелхиседек. «Надо было все три клавиши сразу,» - сказала она – «тремя пальцами,» - и сложила их, как для осуществления крестного знамения.
«А вы, батюшка, что тут делаете? Тоннели что ли освящаете? ... Вообще, надо бы. А то теракт недавно был. Целый вагон народу по тоннелю размазало. Так после этого на стене рисунок с каким-то конем крылатым выступил. Сколько его не закрашивали, все равно, сволочь, возобновляется. Я уж и ходить там боюсь. Жуть. А недавно диггеры,» - она скривила лицо презрительно, но, не смотря на это, перешла на шепот – «сказали, что здесь портал из ада открылся. Так вы по этому поводу приходили?».
У Мелхиседека не было желания потакать ее разговорчивости. Он, молча, осенил ее крестом, обогнул огромную тушу, как колонну, и вышел на станцию. «Три клавиши сразу,» - повторил он про себя – «Ctrl-Alt-Del... Чего?» - какой-то странный код всплыл у него в мозгу. Поезд только что отошел, и на перроне было пусто.
На скамейке валялась брошюра. «Книга Еноха» - гласила ее обложка. Мелхиседек листнул ее, увидел там какой-то странный текст – типа как руническим письмом – и положил обратно.
Под соседней лавкой мелькнул какой-то зверек и скрылся за пилоном. «Может быть, «Книга Енота»?» - он внимательней присмотрелся к названию. «Нет. Именно Еноха. Но зверек-то был енот. Ладно. Хрен с ним».
Чем-то смутило его это животное. Как будто кусок его собственного мяса вырвался, к примеру, из ляжки и самостоятельно куда-то дернул. Он задумался: тварь я дрожащая, или луч света в темном царстве. «Вообще, кто я в данном своем виде? Откуда я двигаюсь и куда? Есть ли какой-то смысл во всех этих превращениях?».
Он осознавал, что с одной стороны, этот енот показал ему что-то успокаивающее и умиротворяющее, но с другой, жестко поглумился над ним. И теперь, испытывая странную смесь чувства опущенности с чувством блаженства, Мелхиседек подумал, что так, наверное, бывает на душе у педераста, когда это происходит с ним в первый раз.
От таких мыслей ему стало еще более погано. Он сплюнул, поморщился, и как будто, даже почувствовал вонь из чьей-то задницы. Однако, енот, несомненно, оторвал нитку от клубка и начал ее разматывать. А клубком тем был сам Мелхиседек. И теперь он становился все тоньше и тоньше. Из него как бы вытягивали его существо.
И оказалось это на самом деле так элементарно! А ведь он был высокого мнения о надежности своей оболочки. Даже иногда тяготился этим, как рыцарь латами. А теперь был и не рад, и не расстроен, но обескуражен.
Он как-то на одном дыхании преодолел расстояние по платформе от двери, из которой вышел, до ближайшего пилона, чувствуя, что образовавшуюся течь надо заткнуть, хотя не вполне понимал зачем.
Он прежде думал и о себе, и обо всем окружающем как-то трагичнее и сложнее. А все оказалось веселее и проще. Но с другой стороны, явно содержало заморочки, к которым он при всей своей во всех вопросах искушенности готов не был.
«Книга Еноха... . Книга Енота... . Каждой твари – по лучу света. Каждому «избранному» - по мигалке, каждой станции метро - по толпе народа».
Ему представлялось, что центральный зал также пуст, как и перрон, и он был сильно удивлен, когда, выйдя туда, увидел громоздящуюся массу людей. Она начиналась прямо от этого крайнего пилона и тянулась в противоположный конец станции к предполагаемому эскалатору, которого отсюда видно не было.
«Толпа – как большой енот,» - подумал Мелхиседек, подходя к ней сзади. «Тьфу ты! Привязалось же! Звероложство какое-то!».
Пилоны – безликие в сторону поездов – в сторону внутреннего зала имели выдающуюся архитектуру. Середину каждого из них занимало изваяние какого-нибудь архангела.
«Вот Гавриил,» - узнал Мелхиседек – «Начальствующий. Можно подумать, что у него за спиной рай... . Кстати, возможно, что внутри этого пилона и спрятан тайный ход куда-то...». По бокам же шли барельефы разных размеров и расположенные в беспорядке, если не смотреть на всю композицию долго и созерцательно.
Шелестящая, вздыхающая и кашляющая толпа почти не двигалась. Многие поднимались на цыпочки, смотрели вдаль и обреченно вздыхали.
«А вот Рафаил,» - бегающие мысли Мелхиседека, подобно овцам, почувствовали приближение пастуха и его овчарки. Запахло порядком и наказанием за непослушание. В руках архангела были ключи («неужели, от человеческого разума?»), а за ним в пилоне, видимо, располагалась лаборатория Института Мозга, где на полках под бирками лежали порезанные на мелкие пластиночки для исследования мозги Ленина, Мессинга, Чикатило....  
Как будто целительный бальзам вливался в растерявшуюся и заблудившуюся душу Мелхиседека, пока он смотрел на статую. Ему захотелось усесться прямо здесь в позу лотоса – пусть обходят – и отключиться от всего постороннего. Но в этот момент кто-то рядом вдруг поднял над людским скопищем руку с телефоном, и сработала вспышка фотоаппарата.
Она была гурьбой разлетающихся фотонов долю секунды, затем вдруг приобрела какой-то стеклянный оттенок и превратилась в подобие огромного горлышка бутылки, диаметром приблизительно соответствующего размеру тела Мелхиседека.
Он вздрогнул и отшатнулся, облокотившись на стоявшего сзади, и это тоже продолжалось считанные мгновения.
Словно из аэродинамической трубы, но адресованный лично Мелхиседеку, рванул засасывающий поток. Уходящее в другой мир сознание его на непонятный промежуток времени (впрочем уместившийся по меркам той станции метро в отрезок, требующийся, чтобы вырвать человека из толпы вверх и запихнуть его в огромное сверху открывшееся жерло)обречено было созерцать фабричное помещение, в котором не было ни одной живой души, а бессмысленные роботы пододвигали к себе бесчисленные бутылки с шампанским и затыкали их пробками. Затем он больно ударился челюстью о край унитаза.
В этот момент ему подумалось, что Бог — это не просто бородатый моджахед, обвязанный пулеметными лентами и сидящий на облаке, как считают многие, а личность-закон, непостижимым для человека образом сочетающий в себе невероятную волю (впрочем, реализуемую не Им лично, а порученцами) и то, что ограниченные материалисты называют «необходимостью». При этом к бунту людей против «необходимости» Он относится скептически, а к ее утверждению разочарованно.
Противоречие между внутренним и внешним, какая-то разница потенциалов выворачивала Мелхиседека наизнанку. Стоя на коленях и обняв унитаз, он решительно блевал в его недры со страшным хрипом и невыносимой болью в органах пищеварения при каждом приступе.
Наконец, он встал, обтер подбородок и затравленно огляделся. Потрогал дверь. Сортир, разумеется, был заперт снаружи. Открыл шкаф над бачком, осмотрел пространство между трубами. Нет, здесь ему не пролезть. Надавил на левую стенку, за которой предположительно должна была располагаться ванная. Она показалась хилой, и это решило ее судьбу.
С проворностью Брюса Ли Мелхиседек подпрыгнул и врубился обоими ногами в намеченную преграду. От этого она треснула и в противоположное помещение вывалился небольшой кусок.
Успех ободрил Мелхиседека. Он молотил в стенку ногами, что есть сил, и через пять минут уже пролезал в щель, образовавшуюся между туалетом и ванной.