наполовину пустой, кстати, я говорю иначе - недопитый, и это непорядок. Оставлять мы ничего не будем, сорри, кажется, отвлекся. Так вот, самое интересное то, что финал для каждого будет один. Громкий стук и последующая за ним темнота. Стоп, кстати о стуке, он прекратился, похоже, у нас скоро будут гости.
Я угадал и занял выжидательную позицию, прикрывая телом разрушенную трубу. Вошел палач, блин, с ним была еще какая-то девица, явно обкуренная. Наш вудуист притащил кроме подружки еще и баллончик «черемухи», а также два респиратора, я почти угадал. Но радоваться было некогда. Пока он там копошился со своим барахлом, я решил не дергать бога за бороду и, прекратив изображать из себя Прометея в ожидании клюющего печенку орла, влупил наручником по красному балахону и лупил до тех пор, пока крики вудуиста не стихли, а хохот обкуренной твари не перешел на истошный визг. Я на всякий случай наподдал и ей, а потом обшарил карманы пахнущих экскрементами спортивных штанов в поисках ключа от наручников, без помощи всяких там ангелов я его нашел, освободился от железа и стал окончательно горд собой. Потом, действуя как робот, я надел респиратор, облил черемухой девицу, на всякий случай этого садиста еще облил, вышел из подвала, запер дверь на засов и стал подниматься наверх, где к счастью пока было тихо.
Первое что я увидел, поднявшись, был громадный барабан непонятного происхождения.
х х х
Спящая красавица. Адажио.
День тянулся за днем, и никаких событий не происходило. Присцилле-Вере было поначалу интересно, а потом стало скучно. С присущим ей здоровым скептицизмом, она жила в новом теле, наблюдая и вспоминая заново знакомых ей по прежней жизни людей, но в жизни этой не происходило ничего. Размеренная жизнь в этом старом валлийском доме, была чем-то созвучна той неторопливой будничной жизни Веры Анатольевны, которую она вела и в мире будущего так она стала называть реальность покинутого ею Города с его мемориальным комплексом, однокомнатной квартирой на окраине, Светкой наконец. Увы, человек является животным привыкающим и несмотря на отсутствие любимой марки кофе, сигарет и телевизора Вера как ни странно вполне стала вживаться в образ юной Присциллы, а к тому же она чувствовала, что после всего произошедшего ей требовалась передышка, и это место как нельзя лучше подходило для этого.
«Может быть, это и есть пресловутый Покой?»- иногда думала Вера Анатольевна, сидя у окошка своей спальни и глядя на заходящее солнце, на уютный деревенский пейзаж, на перемещающихся за окном людей в странной одежде, охраняющими ее грядущий сон и просто спешащих по разного рода делам, и ей действительно становилось спокойно.
Вся эта дикая с точки зрения человека двадцатого века ситуация, уже не казалась ей дикой. Сначала она решила, что это ее послесмертие. Так это называлось в одном популярном журнале, но какое же к чертям послесмертие, если ей опять семнадцать и жизнь кипит вокруг. Переселение души, тоже, похоже, но почему она не забыла себя прошлую. И все события связанные с Верой Анатольевной Одинцовой жили в памяти, как и прежде. И этот непонятный симбиоз двух разумов и отсутствие паники со стороны Присциллы, которая, казалось, приняла Верино сознание как дар божий. Раздвоение личности? Может быть, но тоже какое-то ненормальное. И самое ненормальное в нем было отсутствие неудобства что ли. Маниакальности.
Вера была собой, цельной и неделимой, и похоже собою осталась и Присцилла, а порой Вера была ею… Ох и позабавились бы психологи над проблемой. Особенно психологи из комитета, общества которых так удачно Вера избежала. Благодаря своему таинственному спасителю.
Кто он? Было тоже непонятно. Как и странные картины, показанные незнакомцем и эти Хроники Акаши. И Бомж-Бруевич тоже этот…
С ума сойти. А впрочем, день меняла ночь и с каждым восходом солнца Вере все меньше и меньше хотелось вникать во все это. Потом как-то наступил день, и она с особенным удовольствием отметила, что просто-напросто почувствовала себя дома. Вот так. И ей абсолютно не хотелось больше разбираться в ситуации, мучить себя вопросами, на которые все равно никто не спешил дать ответ.
« Ну и пусть…» - сказала себе Вера и самым волшебным образом превратилась в Присциллу. Ей быть было удобней. И безопасней…
Сэр Арчибальд Ледли так звали Вериного покровителя. Ни много, ни мало. Такие вот повороты судьбы. Присцилла была сиротой, как и Вера. После того как умерли родители Присциллы, а это случилось тогда, когда малышке не исполнилось и года, некий этот влиятельный человек оформил в память дружбы с отцом девочки опекунство над нею, и на воспитание юная Присцилла была отправлена в Уэльс в дом тетушки Терезы приходившейся вышеупомянутому сэру кем-то вроде троюродной сестры. Она то и занималась воспитанием как Присциллы, так и двух своих племянниц, а своих детей тетушка Тереза не имела. Эта информация хранилась в голове Присциллы. Вера же решила, что история довольно запутанная и окутанная тайной, но пока приняла все как есть. Этот сэр Арчибальд навещал свою племянницу раз в год, аккурат на ее день ангела. Привозил подарки и все грозился выдать замуж за принца. В этом году сэра Арчибальда ожидали с особым нетерпением, Присцилла достигала совершеннолетия, и последнее письмо, которое получила тетушка Тереза, недвусмысленно намекало на возможность устроить судьбу Присциллы в ближайшее время. Так что на момент вселения Веры Анатольевны в мозги бедной девушки, та пребывала в довольно серьезном смятении чувств, в связи с предстоящими волнующими событиями.
Веру весьма забавляла вся эта ситуация, иногда все казалось ей настолько же ненастоящим насколько и невозможным. И возможное ее замужество, было из этой же серии… С одной стороны бред, идиотизм, а с другой… Вера гнала эти мысли прочь, но как ни странно смутное предвкушение чего-то не оставляло ее. Хотя чего тут странного-то? Дело житейское. Интересно только, что скажет мама… Но мама молчала как и папа. Не помогали и сны, они снились, были яркими и цветными. Но вот те раз, наутро Вера ничего не помнила, и Присцилла ничего не помнила. И родители в них не фигурировали и советами не помогали.
Так что рассчитывать можно было лишь на свои скромные силы. И в конце концов, из всякой ситуации всегда найдется какой-нибудь выход. А замужество… Видно будет. Но, но, но…
И Вера хранила гордое молчание, как и пристало, приличной девушке из валлийской семьи, да и стоит ли заморачиваться этим? Но со своей стороны она была довольна случившейся отсрочкой, а там уж будь, как будет. Так она для себя решила и поплыла по течению своей новой жизни.
Она словно заново училась смотреть на мир. Наверное из-за присутствия Присциллы, все происшедшее не казалось ужасным. И Вера потихоньку училась принимать все как есть. И чувствовала при этом, что это есть верно, и это есть правильно, и накатывала уверенность, что все идет, как идет, и так и должно быть. Так оно и шло потихоньку.
Обитатели этого валлийского дома и примыкающего к нему поместья нравились Вере. Опять же благодаря Присцилле ей не нужно было знакомиться с ними и изучать их, она знала о них все и любила их, также как они ее.
Хозяйка дома миссис Тереза была весьма религиозной и почти не расставалась со святым писанием, кроме общения с воспитанницей и племянницами, она общалась только с Господом. Поначалу Веру, как и всех окружающих, немного доставали все эти ее бесконечные притчи о племени Вениаминовом и прочих Иродах Галилейских, но Тереза была добрая и славная женщина. И потому все принимали ее, такой как есть.
Как уже упоминалось, круг общения Присциллы, кроме некоторых служанок, составляли еще две юные племянницы Элиза и Карла, это были довольно забавные девчушки, обе светленькие и веснушчатые и довольно милые создания 9 и 10 лет соответственно.
Развлекалась Вера тем, что рассказывала племянницам сказки, которые придумывала сама, используя известные ей из литературы сюжеты, и разумеется пользовалась у девчушек непререкаемым авторитетом. Правда часто некоторые истории приходилось объяснять приснившимися ей снами, а то иначе девчушки могли бы не на шутку испугаться, если бы решили, что их тетушка способна сочинять столь кровожадные и явно не библейские истории. Ну не все они, конечно, были кровожадные, случались иногда и другие накладки во времени, но племянницы охотно перемалывали как драконов с гномами, так и Бэтменов вместе с Карлсонами и прочими созданиями двадцатого беспокойного века. Вера уже почти подобралась к Гарри Поттеру, и сейчас в уме старалась наметить план новой интерпретации истории о Философском камне, попутно рассматривая новый гобелен, которым Хьюз – управляющий, здоровенный и добродушный дядька-увалень, души не чаявший в Присцилле, возжелал украсить ее спальню.
Он казался немного озабоченным, в доме ждали вестей из Лондона, ибо в стране шла гражданская война. Некий Кромвель громил короля Карла и со дня на день все ждали падения монархии. Ждали этого и в Уэльсе, в доме тетушки Терезы.
х х х
…общая проверка структуры. Базовая готовность инициализации. Уровень реальности 000…
Это была громадная усыпальница, таких Коновалов еще не встречал. Сюда привела древняя, покрытая плесенью винтовая лестница, начинавшаяся сразу за украшенной изображением дракона и оббитой бронзой дверью. Великолепие дворца осталось снаружи там, где сияла золотая парча и гордо взирали на пришельца портреты великих воинов и глаза диковинных геральдических зверей с их покрытых древней славой гербов.
Здесь все было иначе, здесь пахло смертью и тленом, здесь была оборотная сторона блестящей медали, усыпальница королей...
Надгробия стояли ровными рядами, их были десятки и сотни, и на каждом из них возлежала статуя владельца со всеми регалиями, в короне, с оружием и тем бесстрастным выражением лица, что говорит живым о вечной тайне человеческой жизни.
Освещался сей некрополь вспыхнувшими вдруг факелами, и капитан подивился уже в который раз задумке неизвестного архитектора. Он прошелся вдоль первого ряда и осторожно дотронулся рукой до крайнего слева надгробия. Оно было холодным на ощупь. Монарх возлежал, воздев каменную бороду к низкому своду. Фигура, выполненная в полный рост казалась напряженной, руки сжимали тяжелый двуручный меч лежащий вдоль тела.
Капитан отошел от гранитного тела, и тут послышался легкий мелодичный звон, словно кто-то открыл музыкальную шкатулку, капитан отскочил к лестнице, ожидая любой неприятности вплоть до того, что статуи начнут оживать, но этого не произошло.
Музыка растаяла в затхлом воздухе и снова воцарилась тишина.
Примерно через минуту Коновалов решился на следующий осторожный шаг. Теперь он прошел мимо целого ряда изваяний и остановился у крайней фигуры справа, лицо хозяина могилы показалось Коновалову знакомым, но он не мог вспомнить, кого же напоминал этот полный и довольно миролюбивый с виду король. Капитан прикоснулся и к этому надгробью и снова как в первый раз зазвучали хрустальные аккорды, но несколько иначе.
«А провались вы...» - неизвестно к кому обращаясь, произнес капитан и пошел вдоль рядов, поочередно
