На расстоянии любви. (Книга 1).

небольшая ухоженная бородка клинышком были так тщательно уложены волосок к волоску, что это, несомненно, говорило о виртуозной работе профессионала, либо требовало регулярного, может быть даже ежедневного посещения парикмахера. И сему обстоятельству можно было только позавидовать. Укладка ее волос, например, занимала максимум десять минут перед тем, как выскочить из дома.
Да еще этот ладно костюм из качественного, дорогого материала с отливом! Он явно был сшит на заказ в ателье, а не куплен на распродаже, и идеально сидел на плотной, подтянутой фигуре. Все эти мелочи ненавязчиво указывали на достаток мужчины.
- Да, я его знаю...– с заминкой ответила женщина, слегка растягивая слова.  
В общем-то, ей импонировал этот мужчина, можно даже сказать, нравился. Подкупал галантностью. Но все-таки она не знала, как отнестись к его расспросам. С одной стороны он производил впечатление респектабельного, интеллигентного джентльмена с безупречными манерами, но с другой стороны… Что тому нужно было от мальчика?
Мужчина продолжал спокойно, терпеливо смотреть на нее, и Донна решилась:
- Его зовут Дэниэл Фримэн. Они с бабушкой живут в паре кварталов отсюда. И это очень хорошие люди!  – в ее голосе прозвучало предупреждение.
От копии голливудской звезды не ускользнуло то, каким тоном женщина это произнесла. Он ответил официантке широкой, искренней улыбкой, обнажая ровные белые зубы. Настолько красивые, что это вызвало подозрение в их натуральности. Этим он хотел показать, что понял намек Донны и на самом деле имеет самые чистые намерения.
- Мне тоже так показалось, – примирительно произнес он. – Но, похоже, у парнишки проблемы с деньгами. Наркотики или нелады с законом?
- Нет, что Вы! Дэни не такой,– официантка присела на краешек стула напротив него и начала теребить край скатерти. - Просто миссис Фримэн - его бабушка - недавно перенесла приступ инфаркта, и ей прописали кучу дорогостоящих лекарств. И, насколько мы знаем, старушка отказалась их покупать, утверждая, что все это ерунда, – разоткровенничалась Донна, задетая за живое предположением этого человека. – Но друзья и соседи знают, что она просто экономит каждый цент, пытаясь сохранить свой дом. Вот внук и пытается найти работу, чтобы оплатить лечение. У него ведь кроме нее никого нет.
- Он, что же, сирота?
Сочувствие в глазах элегантного мужчины подвигло женщину на новые откровения:
- В том то и дело, что нет! – возмущенно продолжила она. Ее щеки даже порозовели.- Родители-то живы, здоровы! Только после развода разъехались в разные стороны, а мальчонку через некоторое время подкинули бабке!
Донна скрестила руки на груди и поджала губы, всей своей позой выражая всеобщее осуждение.
Неизвестно что еще бы мог услышать от нее благодарный слушатель, но раздался звук  бокала о стойку бара, и официантка, очнувшись, вскочила на ноги. Смущенно отряхнув с передника несуществующие крошки, она поинтересовалась:
- А почему Вас это, собственно, так интересует, мистер…?
- Ларкинз, – подсказал, а вернее представился тот. – Видите ли, Донна, возможно у меня будет предложение для этого молодого человека. Очень выгодная работа, но не в этом городе.
Женщина покачала головой:
- Вряд ли он сейчас уедет отсюда. - А потом, подумав, добавила: - Нет, не сейчас.
- Что ж, жаль… Теперь я и сам это вижу. Большое спасибо. Это плата за вкусный обед, который был выше всяческих похвал. Передайте мою благодарность шеф-повару.
Вложив купюры с более чем щедрыми чаевыми в папку со счетом, он снова улыбнулся, кивнул, взял трость с белым набалдашником и вышел на улицу.
А Донна осталась недвижимо стоять на месте, завороженная странным посетителем. Поэтому она видела, как на улице мужчина подошел к большому, дорогому авто, припаркованному недалеко от входа, открыл дверцу, но садиться в нее не стал. Облокотившись о кузов, он какое-то время смотрел в сторону ушедшего парня, словно раздумывал и только после этого залез внутрь. Достав записную книжку, он что-то в ней коротко пометил. После чего мотор мягко заурчал, и машина покатила по дороге, ведущей к выезду из города.
Женщину пару минут еще терзали сомнения, правильно ли она поступила, но оклик шеф-повара из кухни отвлек ее от размышлений, и она легко выкинула не касающиеся ее лично мысли из головы.


Робкий рассвет.

Глава 2.

Холодный северный ветер, свободно гуляющий по кладбищу, пробирал Дэна до самых костей, заставляя его тело сотрясаться мелкой дрожью. Но он допускал мысль, что не пасмурная погода была причиной его озноба, а сказывалось то напряжение, в котором он пребывал последние несколько дней, начиная с момента смерти бабушки.
Все звуки покрылись рыхлым слоем снега, и остался только этот заунывный вой ветра да монотонное бормотание священника, читающего панихиду. Перед ним в лакированном гробу лежала его любимая и единственная бабушка, которая при жизни носила имя Ханны Фримэн. Теперь ее прозрачная кожа была покрыта толстым слоем пудры, но руки сотрудника похоронной конторы  не смогли скрыть лучики морщин  возле губ и в уголках глаз. А вот маленькая, сухонькая фигурка почти полностью скрывалась под белоснежным покровом.
Заметив, что у левого виска небольшая прядка седых волос, подстриженных в форме короткого каре, выбилась из общей массы и упала на подушку, Дэниэл нежно заправил ее за ухо, устраняя беспорядок. Бабушка всегда и во всем любила аккуратность и чистоту, и даже последние нелегкие годы не смогли повлиять на заведенный в доме распорядок.
Два года болезни... Она никогда не жаловалась. Даже после приступа бабуля продолжала суетиться по дому и жить в привычном для нее ритме. Но Дэн порой замечал, как вдруг застывала на долю секунды ее маленькая, щуплая фигурка, и внезапная судорога боли пробегала по ее лицу. Правда он никогда не показывал этой сильной женщине, что все видит, чтобы не расстраивать ее - бабушка не выносила жалости к себе и шла по жизни, как стойкий оловянный солдатик.
 Боль и щемящая тоска сжали сердце. Чувство потери и страха от неизвестности перед порогом перемен накатывали волнами, сдавливали горло и затрудняли дыхание. И пусть ему уже исполнилось восемнадцать, он вырос, но ощущение собственной ненужности и острого одиночества, которые он испытал много лет назад, когда стоял на пороге бабушкиного дома, снова вцепились в его душу.
Мысли побежали обратно в прошлое.
Десятилетнего мальчишку в тот момент пугала сама мысль жить с этой строгой, требовательной и холодной пожилой леди, которую он раньше видел только пару раз в году по праздникам, когда сыновний долг обязывал его отца наносить визиты в дом матери.
«Будь хорошим ребенком, слушайся бабушку!» - это все, что он услышал от него перед тем, как звук захлопнувшейся двери разбил любовь испуганного мальчика к собственным родителям. Но у него уже тогда хватило силы, чтобы, до боли стиснув зубы, сдержать непрошеные слезы, грозившие прорваться наружу, и, высоко задрав голову, встретить новый поворот судьбы.
Кто же мог знать, что под суровой маской, безукоризненными манерами и строгими правилами этой пожилой женщины, являющейся для него кровной родственницей, скрывается истинно любящее сердце?! Она не выставляла свои чувства на показ. Вся ее любовь проявлялась в ежедневной заботе и беспокойстве за единственного внука.
Дэн мысленно усмехнулся.
Да-а-а…, несладко ей пришлось с ним в первый год! Постоянные драки в школе и жалобы учителей на упертый, неуправляемый характер могли довести до белого каления кого угодно.  Подростком он был готов врезать любому, кто кинул бы в его сторону хоть один мало-мальски косой взгляд.
И тот факт, что бабушка везде горячо защищала и отстаивала своего внука перед остальными,  ставило в тупик даже школьного психолога. Ханна Фримэн, как маленькая львица бросалась на любого, кто осмеливался кинуть в ее внука камнем, предпочитала видеть в нем только хорошее, считая происходящее  лишь временными трудностями переходного возраста. Это то и растопило внутренний лед и замкнутость бунтующего подростка и протянуло незримую нить между ними, которая только крепла с годами.
 И только благодаря бабушке у Дэна появилась уверенность в завтрашнем дне, чувство защищенности и стабильности. И только здесь он обрел свой настоящий дом, как в прямом, так и в переносном смысле. То самое, что не смогли ему дать в свое время его собственные родители.
Противный стук мерзлой земли о дерево выдернули его из теплых воспоминаний в холодную, враждебную действительность. Над ямой с опущенным в него гробом стоял отец и со скорбным посеревшим лицом кидал очередную горсть. После чего подошла мать, а затем настала и очередь Дэна отдать дань ушедшему от них близкому человеку.
 Отойдя в сторону, и давая тем самым возможность проявить уважение многочисленным соседям и друзьям, он поднял глаза к небу, которое начало заволакивать серыми свинцовыми тучами. Обида и злость на несправедливость этого мира жгла его изнутри.  
За что ему это все?! Почему небеса вновь ввергают его в ад одиночества?! Зачем нужно было забирать от него ту, которая была для него по настоящему единственно дорогим и близким человеком, оставлять с родителями, которым он в принципе никогда не был нужен?
Что его вообще может связывать с этими людьми?
Дэн скосил глаза в сторону родителей.
Его отец, Вильям Фримэн, стоял прямо - даже как то неестественно прямо, как будто внутри него находился несгибаемый стержень - и смотрел в сторону ямы. При таком ракурсе в глаза бросался его длинный орлиный нос, придающий лицу хищническое выражение. Похоже, привычку  поджимать губы в моменты переживаний или волнений Дэн унаследовал именно от него, поскольку в данный момент рот Вильяма Фримэна представлял собой две узкие полоски, прочерченные посередине прямой линией. Отец был практически так же высок, как и он и возвышался над остальными людьми, от чего казалось, будто он надменно смотрел на них свысока.
Мать Джулия - в девичестве Торнтон - сохранившая фамилию мужа после развода, стояла по правую руку от отца. Не позади, не впереди него, а четко на одной линии. Даже здесь она старалась ничем не уступать ему, демонстрируя свою независимость.  Ее худенькая фигурка была облачена в темный строгий костюм с прямой юбкой чуть ниже колен. Дэн заметил, что пшеничного цвета волосы - такие же, как и у него - она  коротко остригла с момента последней их встречи, которая была всего лишь месяц назад.
- Крепись, сынок! – совсем уже старенькая их соседка миссис Кидман, задрав голову вверх и обняв худенькими, высохшими ручонками его за плечи, потянулась, чтобы поцеловать Дэна в щеку.
Пришлось наклониться, чтобы та могла это сделать.
– Совсем еще молодая… - добавила она с сожалением, качая головой.
Переваливаясь с боку на бок, старушка заковыляла к выходу с кладбища.

***

Когда же позже все переместились к ним домой, Дэн сразу забился в угол гостиной между книжным шкафом и маленьким круглым столиком. Прислонившись спиной к стене, он отстраненно наблюдал за теми, кто пришел для того, чтобы помянуть его бабушку. Люди медленно переходили от одной группы к другой, переговаривались приглушенными голосами, вспоминали прошлое,