О-о-х-х-х, - выдохнул, наконец, мужчина, мучительно, с дрожью. – О-о-х-х, - эхом повторила она, не отрывая взгляда от его залитого слезами лица. Некоторое время они помолчали, и ничего не происходило. Но, следовало продолжить. Осмотревшись, она подняла с земли закопченную кастрюльку на длинной ручке. Небрежно выплеснула содержимое. И начала методично, краем кастрюльки, бить мужчину по голове. Он дергался при каждом ударе, но рук от паха не отнимал. Из-под волос по его лицу заструилась кровь. Ручка, однако, отломилась. Не была приспособлена кастрюлька для забивания людей насмерть. Пришлось поискать и найти на расстеленной рядом смятой трофейной тряпке, среди разных бесполезных предметов, полезный. Большой складной нож, с ручкой, украшенной золотыми китайскими драконами. В открытом виде эта штука никак не выглядела предназначенной для мирного труда, лезвие длиной в 12 см просило крови и получило ее. Руки мужчины взметнулись, хватаясь за нож, но он уже вошел в скрипучую глину, насквозь пробив ему горло. Он рывком перевернулся на спину, разрывая гортань о клинок, ноги его вытянулись и задрожали, из раны под кадыком блестящей лентой потекла кровь, но было ее на удивление мало. Придерживая свободной рукой его руки, Амазонка ударила еще раз, лезвие, скрежетнув по шейным позвонкам, снова воткнулось в землю, рот мужчины наполнился кровью. Амазонка заглянула в его глаза и глаза повернулись в ее сторону, во рту зашевелился черный язык. Он жил, он продолжал жить. Но это следовало закончить. Отбросив вверх его напряженную, как палка, руку, она воткнула нож ему под мышку. Тело убиваемого сотрясла длинная, рычащая икота, на горле вздулся и лопнул кровавый пузырь, он захрипел, но он жил, он продолжал дышать. Что очень озадачило Амазонку. Поскольку после такого удара жертва должна была умереть мгновенно. О-о-о-о, дьявол! Она хлопнула себя по лбу красной ладонью и расхохоталась, - бить-то надо было под левую мышку! Не переставая смеяться, она быстро убила страдальца ударом в сердце. Ничего особенного не произошло. Как всегда. Жизнь этого человека, как и его подруги, была не более важна, чем жизнь травы. Пришла и ушла. Как дуновение ветра. Как звук хлопка одной ладонью.
Как всегда, она искоса, через плечо глянула в небо. Как всегда надеясь увидеть в нем лик разгневанного или ублаженного Бога. Но не было Бога в небесах. В небесах вращались огненные колеса внутри колес. Как всегда. Там шла война, зажигая и взрывая ненавистью сердца звезд. Амазонка чувствовала это всегда, с тех пор, как ощутила себя живой. Особенно остро – после убийства.
Она глубоко вздохнула и вытянулась на спине рядом с трупом, глядя в небо. Там в вихре сражения сталкивались Силы и Власти, непостижимые человеческим разумом. И некоторым непостижимым образом, они касались сердца распростертого в пыли человеческого существа. Оно было причастно. И вдруг небо вспыхнуло. Не было больше тьмы, тьма стала светом, в небесах разлился океан огня и пульсирующие, разноцветные пламена пронзали его из бесконечности в бесконечность. Сердце, распростертое в пыли, отозвалось виолончельным стоном и поползло вверх по золотой струне оргазма, потянув за собой грудную клетку. Тело Амазонки выгнулось дугой. Она в ужасе закрыла глаза и рухнула во тьму, под звон лопнувшей струны. Ударившись о землю, она успела ощутить, что промежность ее оросилась горячей влагой, и провалилась еще глубже, в багровый, пульсирующий лабиринт.
Глаза открыло Другое Существо. Удар выбил из сущности личность. И личность, выбитая ударом, метнулась прочь и присела, дрожа, за мелкой дюной, зажав в руке авоську со своим жалким скарбом – мусором воспоминаний, слов и мыслей.
Луна наблюдала рождение Другого. О, Луна, повитуха колдовства, видела это много раз, именно здесь, на плоском берегу этого древнего моря, родине амазонок. Как много странных предметов, осколков странных культов, погребено было в этих мертвых песках и соленых глинах, на поверхности которых нынешние жалкие люди влачили свое усталое существование!
Луна коснулась Существа своей серебряной рукой. И Новая Амазонка вскочила на ноги, рывком содрав с себя мокрую тряпку трусов – так повелела Луна. Она стояла в алмазной броне наготы, попирая ногами кровавую землю, смеясь. И все, что пищало, шуршало, стрекотало и бродило в ночи – стихло. Хозяйка вернулась.
У начала Миллениума, раз в тысячу лет, Сила соединила Жрицу, Жертву и Жертвенник в избранном месте.
Чтобы не остановилась Машина Войны.
Глава 1
Лучи заходящего солнца ласкали листву лип. – «Червонное золото и малахит» - подумал он. Солнечный диск еще владел половиной неба, но на другой половине, синей, уже восходила прозрачная луна. В горячий еще дневной воздух вплетались вечерние струи, покачивая асфальт под ногами ажурными тенями листьев. Скрываясь в лабиринте улиц, подкрадывалась ночь. И крылья сумерек на крышах затевали кошачьи игры с лучами умирающего солнца, раскрывая призрачную трещину между мирами.
Он шел, вбирая в себя звуки, запахи и цвета, печально размышляя о месте, в которое ему предстояло отправиться вскоре, чтобы уже не возвращаться.
Под липами, где вдоль бульвара тянулись лотки, прилавки и мольберты уличных художников, начала появляться вечерняя публика. Толстые молодые люди, облаченные как ко сну в длинные трусы и свободные майки, со своими голенькими подружками. Старички со старушками, печально озирающиеся в поисках утраченного времени. Машины. Две льнущие и лижущие алое мороженое немолодые леди в детских юбчонках глянули ему в глаза неоновыми глазами и громко расхохотались. Он улыбнулся им и приблизился к лоткам.
Здесь, среди картинок и вещиц из дерева, глины и кожи, попадалось кое-что по настоящему классное. Например, вот эти трубки красного дерева. Ничуть не хуже английских. Может и лучше. Но ему не нужны были трубки, поэтому он прошел мимо, лишь скользнув взглядом и не замедляя шага, дабы не возбуждать ненужных надежд у симпатичной продавщицы. Дальше – ряд фантастических пейзажей, как бы светящихся изнутри. Он-то, конечно, понимал, что это ширпотреб. Но, все равно, черт возьми, красиво. В конце-концов, какой-то американский парень рисовал яркие консервные банки из-под супа «Кэмпбелл» и зашиб на этом сумасшедшие деньги. Потому, что, черт возьми, красиво.
А вот… Что это? На переднем плане был сумрачный готический зал, заставленный какими-то механизмами. Взгляд, словно магнит, притянутый химерическим нагромождением блоков, шатунов и колес, не сразу отмечал фигурку, то ли мальчика, то ли девушки, карабкающуюся вверх по лестнице вдоль одной из стен. Но, отметив, начинал следовать за ней, пока не добирался до рода металлической площадки вверху строения. И далее – до другой площадки, гораздо выше первой. И снова та же фигурка бежит вверх до следующей площадки на краю пропасти. И так до тех пор, пока не теряется в бесконечной перспективе сумрачных сводов залы. Картина была выполнена в серо-голубых тонах с небольшой примесью желто-горчичного света. Рядом с ней и как бы продолжая ее, стояла другая картина, зеркальное отражение первой, но с перспективой, направленной вниз. Здесь фигурка, нисходя, исчезала в болезненно-желтом тумане, наполняющем сводчатые подвалы.
Художница – молодая девчонка, стояла рядом, безразлично покуривая. Удивительно красивая девка, только слегка грязноватая. И даже на расстоянии от нее тянуло каким-то странным душком. – Сколько за обе? – спросил он, указывая на картины. – Сто, - ответила она, чуть повернув голову. Глаза у нее были, как голубой лед. Он сразу понял, что никакой торговли не будет, да он и не собирался. Кроме этих картин там были еще две, очень темные морские пейзажи. Он не стал к ним присматриваться и отсчитал деньги. Девушка, не глядя, сунула их в карман линялых джинсов. – У меня есть к вам предложение, - сказал он, - Деловое предложение. – Девушка смотрела не него, и не было заметно, что она его услышала вообще. Она не пользовалась косметикой, и ее прямой нос был несколько сплюснут, что придавало лицу по-мальчишески жесткое выражение. – Мне нравится ваша манера, - сказал он, указывая на картины, - и я хочу, чтобы вы сделали рисунки, иллюстрации для книги. – Она слегка пожала плечом. – Я никогда этим не занималась. – Ну и что? – он был удивлен ее незаинтересованностью, - Чем это отличается от обычного рисования? – Она бросила окурок на асфальт и раздавила его грязно-белой кроссовкой, - Я никогда не работала под диктовку. – Коллеги художницы начали прислушиваться и принюхиваться. – Послушайте, - сказал он, - Уже поздно и вам все равно пора собираться. Давайте выпьем по чашке кофе вон там, - он кивнул в сторону уличного кафе, - и я вам детально все объясню, речь идет о творческой работе. – Ничего вы мне не объясните без бумаги и карандаша, - сказала она, - Я отнесу картины и вернусь с альбомом минут через тридцать. Ждите. – Она собрала картины в плоский деревянный ящик и пошла прочь вдоль бульвара. Он забрал свои, благо они были небольшими, и медленно направился к столикам кафе.
Уже почти совсем стемнело. Психоделически засиял неон. Появились совсем безликие тени в черной коже. Он сел за столик, заказал рюмку коньяку и, прикрыв глаза, эйдетически проинвентаризировал весь материал: волосы очень светлые, коротко стриженные слегка встрепанные, по моде 20-х годов (а может и без моды), брови и ресницы намного темнее волос, нос прямой, рот четко очерчен, подбородок крепкий. Эфеб. Фигура у нее, однако, была отнюдь не эфебская. Грудь ее и попа были отменно хороши. Да и вся она была очень даже не плоха. Настолько неплоха, что и стояние на бульваре и белый полумесяц соли под правой мышкой и драные кроссовки и черная кайма под ногтями (впрочем, это могла быть и краска) оказывались совершенно непонятными. Что интриговало.
Она появилась из цветной тьмы настолько внезапно, что он даже слегка испугался: вот она была на сетчатке его глаз – и вот она сидит напротив, с большой папкой в руках. – Ну что? – сказала она без улыбки. – Что будете пить? – спросил он. – Ничего. – Ну, тогда слушайте. Есть книжка, то есть рукопись. Для книги надо сделать четыре иллюстрации, две на обложку и по одной для начала каждой части. Эти иллюстрации – заглавные, предваряющие. Поэтому они должны быть очень информативным и нести эмоциональный заряд. В книге речь идет о…- Постойте, - она слегка хлопнула папкой о стол, - Как я могу сделать такие иллюстрации, не просмотрев рукопись? – Вы не боитесь мужчин? – спросил он. Ее лицо стало слегка презрительным, - Нет. – Тогда идемте ко мне. Я дам вам рукопись, покажу рисунки, которые сделал сам, набросочно, угощу хорошим кофе, и вы поможете мне найти место для ваших картин. А потом мы поработаем над иллюстрациями. – Несколько секунд она молчала, покусывая нижнюю губу. – Хорошо, пойдемте.
Глава 2
Картины оказались очень уместны на светло-коричневых обоях его гостиной. Диана не позволила ему прикоснуться к работе. Она сама выбрала место – на неосвещаемой солнцем стене - и сама разместила полотна. Разумеется, кряду.
Она сняла свои дневные тряпки и была теперь в коротком платье, угольно-черного, льющегося шелка. Туфли, однако, отсутствовали – на ногах ее были сандалии из
