ГОДЫ ЖИЗНИ

вдаваясь в подробности этого проекта, хочу лишь сказать, что его модель испытывалась в так называемом «опытовом» бассейне в Институте гидромеханики АН УССР, где я впервые столкнулся с модельными испытаниями и познакомился со многими работниками Института, с которыми впоследствии был связан долгими годами общей работы (Шайбо, Янковский, Белинский, кстати - Виссарион Григорьевич). Дальше в моих воспоминаниях будут встречаться некоторые специальные термины, обычные в судостроении, но непривычные слуху «сухопутных» читателей. В отличие от известного капитана Христофора Христофоровича Врунгеля, который свои бессмертные воспоминания снабдил «Толковым морским словарём для бестолковых сухопутных читателей», я буду давать пояснения таким терминам по мере их появления. Модели судов испытываются не в ОПЫТНЫХ а в ОПЫТОВЫХ бассейнах. Это не поддается объяснению, это надо просто принимать.
   В проектировании любых объектов всегда имеются два вида работ – теоретические изыскания и расчеты - с одной стороны, и чисто конструкторская работа, так сказать - за кульманом, - с другой стороны. В судостроении в связи с большим объемом и сложностью расчетной работы, обычно ее выполняют люди, которые специализируются на ней. Я всегда тяготел именно к такой работе, а не к конструкторской. Будучи загружен именно конструкторской работой, старался почти все расчеты на своих объектах выполнять самостоятельно. Вообще, в отделе до моего прихода уже работали 3 расчетчика – Саша Тисменецкий, Люда Клещёва и пришедший за две недели до меня Рома Нудельман, с которым мы особенно подружились, и наши отношения сохранились на долгие годы. (Недавно мы с ним встретились уже в Дюссельдорфе). Я пытался как можно больше заниматься теорией. Математика, теория корабля, строительная механика - во всех этих областях имелась возможность работать.
   Институтская подготовка оказалась вполне подходящей. Я впервые начал ощущать преимущества работы в небольшой организации. Большое разнообразие работы при ограниченном количестве специалистов исключало очень узкую специализацию, обеспечивало широкий кругозор и предотвращало то, что иногда называют «профессиональным кретинизмом», когда человек становится классным специалистом в узкой области, но совершенно не способен выглянуть за пределы своей компетенции.
   Мы занимались как различными видами судов, так и проектных работ. Одно время я увлекся теорией судов на воздушной подушке в порядке хобби. Делал расчеты для определения необходимой мощности для поддержания подушки и обеспечения необходимой скорости судна. Это хобби со мной делили мои новые друзья-механики Леня Хлюпин и Эдик Маслов. (Теперь Л.Хлюпин работает в ЦНИИ Речного флота в Санкт-Петербурге, Э.Маслов женился на вдове моего сотрудника Т.Гинзбурга и  живет в Израиле - в 1998 году мы гостили у него в Хайфе). Эти работы по воздушной подушке судов не могли быть продолжены в связи с отсутствием в ПКБ необходимой экспериментальной базы и соответствующих средств.
Большинство в нашем отделе получали высшее образование заочно, поэтому теоретическая подготовка была не на высоте. В отличие от этого мы с Ромой Нудельманом оканчивали дневное отделение и выделялись в этом плане в лучшую сторону. Но в «лучших традициях» планового хозяйства нам была назначена минимальная инженерная ставка 900 руб., после денежной реформы 1961 года – 90 р.
Начальник отдела Н.И. Николюк, человек способный и справедливый, чувствовал это несоответствие и пытался его выравнивать повышенными премиями, в чем он имел некоторую свободу действия. Кроме того, он старался нас привлекать к работам особым, например, к составлению официальных заключений, которые требовались от нашего ПКБ по поводу работ других организаций. С этим связана одна комическая история. ПКБ получило на отзыв экспериментальную работу некоего Ч. по изучению управляемости судна (устойчивость на курсе и поворотливость). Ч. был аспирантом Института гидромеханики, и его руководителем был академик Г.В.Павленко. В те времена для академического института очень важным считалось положительное заключение «производственников». Н.И. Николюк написал вполне обтекаемый положительный отзыв, но попросил меня прочитать его на защите в институте. Заодно предложил мне ознакомиться с работой по существу. Со свойственным юности задором я внимательно прочитал отчет и обнаружил некоторые неточности методики эксперимента, а также ошибку при выведении одной из формул. В институте, где меня как представителя «пролетариата» приняли с определенной помпой, я прочитал официальный отзыв ПКБ, но не ограничился этим и нахально заявил, что у меня есть личные замечания по работе. Пока я объяснял возможные неточности эксперимента, ничего экстраординарного не произошло. Сам автор согласился с замечаниями и пообещал уточнить методику. Взрыв произошел, когда я, пытаясь выразится как можно мягче, заявил, что в формуле «допущена некоторая математическая некорректность». Академик резко спросил Ч., где он взял вывод этой формулы. Ч. ответил: «Из Вашей монографии». Тут последовала «немая сцена» из «Ревизора». Кстати, впоследствии Ч. успешно защитил свою диссертацию.
   В молодые годы легко сходишься с людьми, легче завязываются приятельские и дружеские отношения. На работе я наиболее сблизился с Ромой Нудельманом. В основном это была дружба, основанная на общности технических интересов. Вне ПКБ у Ромы имелся круг знакомств, связанных с его участием в танцевальном коллективе Киевского университета. Оказалось также, что близким знакомым Ромы был мой бывший коллега по заводу Натан Фельдблюм. Мой же досуг я делил с молодыми людьми из ПКБ, занимающимися подводным плаванием. Раз в неделю мы посещали бассейн Киевского военного округа, а в субботу выезжали за город на озера, Днепр или Десну с ночевкой, где плавали с масками, ластами и подводными ружьями. В воскресенье поздно вечером возвращались домой. В нашей компании были уже упомянутые Л. Хлюпин и Э. Маслов, два друга - Первухин и Мозжухин, Хавчин, Пильдон. Хорошее было время!
   Март 1961 года запомнился мне страшной катастрофой, произошедшей рядом с моим домом. Городские власти в Бабьем Яру на месте массового расстрела киевлян, в том числе 33000 евреев, решили создать парк отдыха. Памятника жертвам там тогда не было. С этой целью Бабий Яр перегородили плотиной и начали накачивать туда песчаную пульпу. Гидрологи предупреждали об опасности этой затеи. В районе яра имелось множество источников, выход которых был закрыт. Песок не осаждался на дно яра а продолжал сохранять состояние пульпы. 13 марта и произошло несчастье. В плотине образовались прорехи, и сначала пошла только вода. Затем плотина рухнула и вся гигантская масса песка и глины, скопившаяся за плотиной, в виде волны высотой несколько метров, набирая скорость, ринулась по оврагу, выходящему к улице Фрунзе. На склонах оврага стояло несколько десятков частных домов, которые были сметены, как спичечные коробки вместе со спавшими в них людьми (дело происходило утром). Дальше пульпа вырвалась на улицу Фрунзе, снесла оказавшееся на ее пути трамвайное депо имени Красина и разлилась на многие сотни метров. Была разрушена часть больницы, стадион «Спартак», залита территория мостостроительного предприятия. Точное количество жертв так и не было установлено, но то, что это были сотни людей, сомнений не вызывает. Я жил совсем рядом с упомянутым оврагом в массиве пятиэтажных домов, состоящем из семи корпусов. Корпус N 5 оказался непосредственно под ударом. В нем залило глиной подвал и первый этаж. Наш шестой корпус стоял в глубине двора и не пострадал. Я и мои родители случайно избегли печальной участи, уйдя на работу до катастрофы.
   Прошел почти год, как я начал работать в ПКБ. Все готовились к очередному отпуску. Рома Нудельман, Леня Хлюпин и я решили ехать отдыхать в Сочи. Я еще не знал, что эта поездка окажет решающее влияние на мою жизнь.
   В это время мы с Ромой работали над конструкцией мостка для погрузки самоходной техники на суда-площадки. Проблема была в том, что погрузка должна была осуществляться в полевых условиях, где отсутствовали подъемные средства. Сборка мостка осуществлялась вручную. Уже существующая конструкция была очень тяжелой, и мы должны были ее облегчить. Оканчивать работу мы собирались после отпуска, так как срок сдачи еще был далеким, а билеты в Сочи уже в кармане. Но не с нашим гл. инженером. Он заставил нас перед отпуском доделать работы. Пришлось сдать билеты и поехать в Сочи на десять дней позже. Возможно, это был знак судьбы. Все совпало так, что в Сочи я познакомился со своей будущей и вот уже 50 лет действующей супругой. Кстати сказать, этот погрузочный мосток так и не был изготовлен по характерной для «планового хозяйства» причине. Для изготовления опытного образца надо было около 2 тонн легированной стали. Приобрести же можно было только так называемую «вагонную норму» - 42 т. Это стало непреодолимым препятствием.
   У нас в Сочи образовалась веселая компания. Кроме нас троих было трио москвичек. Встретил я и своего коллегу по студенческим годам Алика Готтесмана с приятелем. Тот в свою очередь познакомил нас во время прогулки на катере с тремя девицами-киевлянками. А через год я снова приехал в Сочи с одной из этих девиц Валей, но в качестве уже женатого человека.  Подробно о моем знакомстве с будущей супругой и наших отношениях с ней в досвадебный период я не пишу, так как это тема опасная. У нас совершенно противоположные мнения по теме, а я, как человек покладистый, стремлюсь избегать обострений.

4.4. ТЯЖЕЛАЯ ШАПКА ПРЕДМЕСТКОМА

   Итак, началась моя семейная жизнь. Мы жили в двух комнатах  коммунальной квартиры вместе с моими родителями, которые занимали проходную комнату. Это доставляло всем достаточно неудобств, но жили мирно. По тем временам наша «жилплощадь» позволяла претендовать на дополнительное жилье. Но ждать приходилось многие годы в совершенно безнадежной очереди. В 1962 году только начиналась кампания по строительству кооперативного жилья. Валя, работая на заводе «Арсенал», записалась на всякий случай на однокомнатную квартиру. В конце года такая возможность неожиданно представилась. Предложили вступать в кооператив Проектного института «Гипростанок». При обсуждении этого вопроса у нас дома голоса разделились пополам. Валя и папа были решительно «за», мы с мамой были против. Причина была проста – у нас не было достаточно денег. Сейчас это смешно звучит – двухкомнатная квартира, а нам предлагали только такую, стоила 3100 рублей, а первый взнос был всего 1500 р., но тогда это были для нас большие деньги. Решили все-таки позанимать, где только можно, чтобы потом за год объединенными силами рассчитаться с долгами. Первый вклад сделала моя сотрудница по ПКБ и хорошая приятельница Римма Медведева. Затем последовали несколько родственников, мои и Валины родители дали тоже по 200 р. Так мы оказались членами кооператива и получили приятную обязанность каждые несколько дней ездить в Дарницу и наблюдать за строительством НАШЕГО дома. Вселились мы в дом перед Ноябрьскими