ГОДЫ ЖИЗНИ

внимательно отнесся к нашим проблемам, рассказал о выполняемых у них работах, но нашему случаю помочь не мог, так как перевозка морем насыпных грузов вне трюмов до сих пор не производилась. Он предложил провести натурные испытания на трассе Днепр – Дунай, причем обещал прислать свою программу испытаний и исследовательскую группу, естественно, не бесплатно. Такие испытания состоялись с грузом каменного угля мелкой фракции, так называемого штыба. По предположению М.Е.Барановского этот груз был наиболее подвержен расжижению.
   Так как груз был достаточно легкий, то он укладывался конусами, превышающими высоту грузового бункера. По всей поверхности груза были установлены маленькие деревянные крестики-реперы, положение которых перед выходом в рейс было зафиксировано. Внешне грузовой бункер напоминал воинское кладбище. От ЦНИИ прибыл техник с программой испытаний и гироскопическими приборами для определения параметров качки. Приборов для измерения параметров волнения у него не было. От ПКБ я был один. Уже при выходе в море из Херсонского порта случился казус. Так как программа была согласована Морским Регистром, то выход в море речного судна был разрешен капитаном порта без проблем. Но когда мы выходили из порта, был получено распоряжение от службы наблюдения, закрыть крышки грузовых люков, которых на нашем судне совсем не было. Морякам, привыкшим к морским грузовым судам, даже в голову не могло прийти, что в море можно выходить с открытым насыпным грузом на палубе.
Погода была отличная, полный штиль. А нам нужна была волна. Мы слушали прогнозы и расспрашивали встречные суда, нет ли где-нибудь поблизости достаточной волны. Это вызывало удивление, зачем вам, мол, эти неприятности. Кроме того, вид нашего грузового бункера с крестами-реперами вызывал шквал морского остроумия. Так мы болтались между Днепром и Дунаем пару суток, но волны все не было. Правда, проводилась имитация дождя поливом груза из брандспойтов. Никакого существенного влияния на груз не было замечено. На вторые сутки погода резко ухудшилась и пошла крупная волна. Судно ходило под разными углами к волне, фиксировались параметры качки, картина заливания груза. Несмотря на то, что заливание было значительным, практически весь груз был сохранен, смещений массы груза также не замечалось, реперы стояли на месте, как вкопанные. Завершив волновые испытания, мы вошли в Измаильский порт. Так я впервые попал на Дунай морем.
   Успешные результаты этих испытаний открыли дорогу днепровским судам на Дунай. С тех пор эта линия была одной из наиболее рентабельных. На Дунай - уголь и строительный песок, с Дуная - бокситы. Порожних рейсов практически не было. Это продолжалось до развала Югославии и блокирования Дуная из-за разрушенных мостов и других ограничений от участников конфликта. Платой же за выход речных судов в море стало существенное временное ограничение эксплуатации (май-сентябрь) и снижение допустимой высоты волны до 1.2 м.
   С тех же пор я был постоянно вовлечен в работы по выходу речных судов в море. Это было характерно для всего речного флота в СССР. В то время были разработаны первые классификационные требования к новому классу судов «Река-море». Надо сказать, что в этих документах отсутствовал конструктивный тип судов-площадок как таковой. Но зато был подробно разработан вопрос о прибрежных районах плавания, сформулированы требования к судам в части мореходных качеств, прочности, объемов спасательного снабжения и радиооборудования. Я провел почти месяц в Ленинграде на семинаре по судам смешанного плавания, которым тогда руководил кандидат технических наук Беляк. Семинар существенно расширил мой кругозор в этом вопросе и помог потом в работе по проекту Д080.
   Пришлось мне заниматься еще одним опасным грузом – железорудным концентратом. Большой объем такого груза предлагался Днепровскому пароходству для перевозок на Белоруссию и Польшу. Железорудный концентрат проявил себя, как груз, опасный в отношении смещения. Была крупная авария, при которой погиб в Бискайском заливе рудовоз «Умань». Естественно, требовалась серьезная подготовительная работа, чтобы получить разрешение на перевозки концентрата. Мне поручили съездить в Ленинград в ЦНИИМФ, чтобы ознакомиться с результатами расследования аварии «Умани» и узнать по возможности о свойствах этого груза. Дело было срочное, и я должен был вылетать в пятницу. Это было в феврале, погоды отвратительные, все рейсы на север были отменены. Я позвонил главному инженеру ПКБ и сказал, что считаю нецелесообразным вылетать в субботу, будет потеряно 2 дня. Но он настоял на немедленном вылете. Прилетел я в Ленинград в субботу около 10 часов. На всякий случай решил поехать в институт. К моему счастью ЦНИМФ в субботу работал. Я попал к доктору технических наук Луговскому, возглавлявшему комиссию по расследованию аварии «Умани», и к кандидату технических наук Орлову, который направил меня в библиотеку, где мне представили отчет о расследовании и результаты натурных и стендовых испытаний этого груза. Сделав необходимые выписки, я обнаружил, что мне больше нечего  делать в Ленинграде. Сел на самолет и в тот же день вернулся в Киев. В понедельник пришел с утра на работу и зашел к главному конструктору. Когда он меня увидел, его чуть «кондрашка» не схватила - он решил, что я не вылетал в Ленинград.
    Изучение привезенных материалов показало, что этот груз под воздействием качки и судовой вибрации выжимает в непредсказуемый по месту тонкий слой влагу, образуя сметанообразную прослойку, на которой может качаться, как на салазках. Поэтому возможно смещение больших масс груза и появление опасного крена. Единственная возможность предупреждения этого - контроль за влажностью груза перед погрузкой. Оказалось также, что предельно-допустимая влажность для концентратов различных месторождений разная. Концентраты Криворожского месторождения, которые должны были возить наши суда, были изучены на стендовых испытаниях в лаборатории М.Е. Барановского. Но перевозки в открытых судах не производились. Поэтому пришлось делать опытную перевозку, как описанная выше, с углем. Я принимал участие и в этом эксперименте. На основании опытного рейса была создана инструкция по перевозке железорудного концентрата на судах-площадках. В дальнейшем никаких проблем с этим грузом не было.
       
4.10. ХРОНИКА СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ
   Не хочу, чтобы у читателя создалось впечатление, будто я только и делал, что работал. Семейная жизнь протекала своим чередом. Каждое лето мы с Валей куда-нибудь ездили отдыхать. Пока Наташа была маленькой, это был отдых недалеко от Киева. Таким замечательным местом был Остер на Десне. Валя, работая на заводе, не всегда могла получить летний отпуск и иногда пропускала это мероприятие. Я всегда был при деле, обычно вместе с моими родителями, т.к. имел возможность брать отпуск в любое время. Когда Наташа подросла, мы начали с ней ездить к морю. Отдыхали под Геленджиком в поселке Бета, ездили в Сочи.
   В 1969 году умер мой тесть. Он почти всю жизнь страдал от язвы желудка, а умер от рака. Последние месяцы были особенно тяжелыми.
   Не успели оглянуться, как Наташа должна была готовиться к школе. К этому времени она уже свободно читала. 14 марта 1971 года родился у нас Женя, а в сентябре Наташа пошла в первый класс. Это был пример планового подхода, так как Наташа в первый свой учебный год оказалась присмотренной. Женя пошел в ясли только в полтора года, в то время, как Наташа «служила» с 10 месяцев. Валя раньше уходила на работу, поэтому отводить Женю в ясли было поручено мне. В течение примерно полугода весь двор, а может быть и вся Дарница, знали об этом, так как Женя орал во все горло и ни в какую не хотел в ясли. Потом как-то привык и стал всеобщим любимцем у нянечек. Он рано начал говорить, и его речь была абсолютно правильной, как у взрослого. Это всех очень смешило, и ему даже приносили гостинцы из кухни, чтобы с ним поговорить.
   Первый выезд с Женей состоялся на дачу в Иванково, недалеко от Киева. Там были мои родители, Наташа, Женя и я. Валя только наезжала к нам в гости. Этот отдых запомнился двумя смешными происшествиями. У хозяев была курица, которая постоянно охотилась за Женей, державшим обычно в руках печенье или хлеб. Она начинала кружить вокруг него, затем подскакивала и вырывала кусок. Этот эпизод был запечатлен на киноленте для истории. Другой эпизод не был снят. На крутом склоне, по которому я поднимался с Женей на руках, мы были атакованы козлом. Мне удалось схватить козла одной рукой за рога (на другой руке сидел Женя), пока хозяйка не отогнала его хворостиной. Потом был отдых а Скадовске, а также в Ялте.
   В 1975 году я впервые поехал за границу в Чехословакию как турист. Валя с детьми была в доме отдыха в Прохоровке вместе с моими родителями. Возможно, это оказалось роковым для моей мамы. Там было много сосновых деревьев, что плохо для сердечников. Мама давно болела сердцем. Сказались, видимо военные годы, во время которых на ее плечи выпала вся тяжесть забот о семье. После Прохоровки состояние ее здоровья резко ухудшилось, а в апреле 1976 года она умерла в возрасте 65 лет. Сейчас, когда пишу эти заметки, я уже на 2 года старше мамы. Обменяв нашу двухкомнатную кооперативную квартиру и комнату родителей в коммуналке, мы въехали в трехкомнатную квартиру вместе с моим отцом, с которым и прожили 15 лет до его смерти. Валина мама к тому времени уже жила с семьей старшей дочки.
   Последующие годы были заполнены работой, детьми, борьбой с болезнями Валиной мамы и моего отца. Надо сказать, что дети нам особых трудностей не доставляли. Оба они учились хорошо, да и поведения были хорошего. Бывали, конечно, и мелкие неприятности, но без них не обойдёшься. Когда дети подросли, нам с Валей удалось два раза вдвоем съездить в отпуск в Гурзуф, который оставил у нас прекрасные воспоминания.
   В 1981 году Наташа поступала в Киевский политехнический институт и была в полном смысле «завалена» на устном экзамене. Причина была более, чем ясной – «неарийское происхождение». Пришлось ей ехать в Москву и поступать в заочный институт связи. Я был с ней в Москве и мы отметили поступление в «Национале».
   В 1984 году умерла Валина мама. Она тоже долго болела. Мы помогали, чем могли. Но наибольшая тяжесть по уходу легла на Валину сестру и ее мужа.
   На свадьбе дочери моего приятеля Т. Гинзбурга Наташа познакомилась с другом жениха Димой Мирочником, который и стал ее мужем. Они поселились в нашей квартире, которая стала напоминать известную сказку «Теремок».
   Особым стал для меня 1986 год – год Чернобыльской катастрофы и моего 50-летия. О Чернобыле я пишу более подробно в отдельной главе. Мой юбилей отмечали в узком кругу тех, кто в эти «радиоактивные» дни оставался в Киеве. Женя был в Ленинграде. Валя, «злоупотребив служебным положением», изготовила на заводе огромную «золотую» медаль с моим портретом и вручила ее мне. Женя, вернувшись из ленинградской «ссылки», поступил в техникум з-да «Арсенал» на отделение вычислительной техники. Учился отлично, был победителем Всесоюзной олимпиады по математике среди