проникновенно убеждал не брать близко к сердцу слухи:
- Жив ваш Андрей, жив и здоров. Лисицын и Донцов тоже. Все это вранье и провокации. Мы уже пригласили Саенко для дознания в политотдел и особый... Он сказал, что сам слышал случайно в толпе… где-то в магазине. В общем, сарафанное радио. Так что… нет оснований волноваться. Все хорошо. Они уже идут обратно.
- Откуда вы - то знаете? Они же на связи только с Москвой.
- Знаем, - убежденно заверил Каретников. - Знаем! - была уже зима и Настя набросила на голову черный шерстяной шарф вместо шапочки, чем вызвала у окружающих неоднозначную реакцию. Одни относились к этому неодобрительно - чего хоронить раньше времени-то? - А черный шарф снимите, - уже тоном приказа посоветовал политработник, - вам это не к лицу. Вы же член женсовета!.
- Да я… Это не потому…, - вспыхнула Настя. – в этой шали мне удобнее, в шапочке задувает…, - Настя, скользя на мокрых камнях, вскараб-алась на сопку, на которой они всегда ожидали с моря своих “дальнобойщиков”. Там наверху, на пронизывающем северном ветру, уже мерзли, всматриваясь в туманную даль залива, жена командира Тамара, Наташа Крапивина и другие экипажные жены - Валя Донцова, Надя Петрова, Катя Лисицына, Лариса Ревега. И даже домоседка Соня, жена младшего штурмана Рашникова.
Домой
Еще далеко до причала,
Соскучились руки по дому,
И тысячи миль за плечами,
И давят на плечи погоны… . ( Н. Лактионов “Волны)
Всплыли, наконец... На 89-е сутки боевой службы, перелопатив винтами 19 тысяч миль, атомная подводная лодка, облепленная па -пахучими водорослями далеких чужих морей, вынырнула из глубины в заданном квадрате родного полигона. Командир Марков отдраил верхний рубочный люк и в центральный пост ворвался свежий мор-ской воздух, заполнив отсек лиловым туманом. Голова приятно за-кружилась, как от хорошей затяжки. Разрешен выход наверх по 10 че-ловек - на перекур. Настроение праздничное - от сознания хорошо исполненного дела, близости дома, от дыма сигареты, смешанного с настоящим воздухом, запахами моря и мелкими солеными брызгами. Близкими и реальными кажутся теперь родной дом, жена, дети, уют, рюмка коньяка и на короткий срок полное расслабление. . Знаете ли вы, что такое родной дом после 3-х месяцев моря, вахт, тревог, недосыпания и, порой, нечеловеческого напряжения? После 3-х месяцев воздуха подводной лодки с десятками вредных газов, где количество углекислого, в 30 раз превышающее его содержание в нормальной атмосфере, считается нормой? Кто этого не знает, тот не испытал счастья всплытия, первого вдоха настоящего воздуха и этой необыкновенной радости возвращения 12.00. По расчетам подводников, с проходом “узкозти”, швартовкой, церемонией встречи, выводом ГЭУ (главной энергетической установки) и расквартированием, в 18.00 свободная смена офицеров должна сойти на берег. Встреча в родной базе будет теплой. Может быть даже – очень теплой. Ведь их с нетерпением ждут дома дети и жены. Морячки… Они уже, наверное, на самой высокой сопке, с которой видны залив, шхеры и стальной корпус вползающего на малом ходу подводного гиганта с рыжими пятнами ржавчины и лоскутами ободранной океанскими штормами противошумной резины. Целых три месяца! А в условиях боевых действий это целая жизнь! На причал жен, естественно, не пускают, хотя невозможно себе представить, какие военные тайны могут скрывать в себе прибрежные камни, железные пирсы, плавучие казармы и старые, как мир, плавбазы… Эйфорию всплытия, первой затяжки и ожидания близкого счастья охладило радио оперативного дежурного штаба: .
- Вход в базу в 15 часов. Конец связи! – а это что за новости? А они -то думали – вот уже и причал, вот тебе - оркестр, вот- уже и дом родной. Ну конечно, вот тебе и домой! Еще 3 часа болтаться... И – ждать!
- Наверное, кто-то выходит за боновые заграждения, – скрипнув зубами, выругался командир, затягиваясь “Беломором”, - не могли принять без… фокусов! - ждут. 180 минут после 3-х месяцев оборачиваются настоящей пыткой! Обсуждаются всевозможные предположения, передвигается время последующих событий, но по всему выходит, что попадание в объятия подруг неумолимо сдвигается на поздний вечер…
А может и ночь. Увы… .
- Черт бы их всех забрал! Папуасы! Не обеспечили…, - стоя на мостике, ворчал “фараон”и тянул папиросу за папиросой. . Наконец, 15 часов. Запрос семафором. С поста СНиС * ответ – „Добро!”. - Боевая тревога! Проходим “узкозть”! - перешли с турбин на электро-моторы. Звякнули моторные телеграфы: . - Стоп! Оба малый назад! Правая - стоп! Левая - малый вперед! – слышится с мостика. Бесконечно долго прижимается корабль к причалу. Ну оч-чень долго! Швартовая команда в оранжевых спасательных жилетах наверху. Веселый мат, шуршание тросов, скрежет кранцев. - Отбой моторам! Подать трап! - последний перезвон моторных телеграфов и ручки замерли в нейтрали. Свободные от вахт, в синих замасленных репсовых робах, с желто зелеными, как у детей подземелья, лицами построены на пирсе. Напротив грязно синего строя – парадный строй встречающих. .
- Жив, курилка?, - хлопнул Андрея по спине увесистой ладонью фламанский механик Анатолий Хапов. Его заместитель, капитан 2 ранга Калисатов, хохотнул. .
- А в чем дело? Меня что - похоронили? - удивился Андрей.
- Узнаешь, расскажут. Долго жить будешь! - улыбнулся Хапов, протискиваяь к механику Малых. Срывается мокрый снег. Рев духового оркестра. Доклад командира комдиву. В ответ - бодрое приветствие розовощекого командира дивизии капитана 1 ранга Караваева: - Здравствуйте, товарищи подводники! Поздравляю с успешным вы-полнением боевой задачи! А теперь - отдыхать! В казарме вас ждут теплые кубрики и цыплята табака на обед! - ну уж, цыплята! А там – может и правда! А вдруг что-то изменилось здесь, пока мы – там? День воскресный. Встречающие разошлись. Музыкантам подали автобус и они уехали. . . Холодный декабрьский ветер загнал героический экипаж в теплый прочный корпус. Сход с корабля еще запрещен. На прием помещений для экипажа на ПКЗ убыли помощник командира Сапрыкин, интендант Перелогов и боцман Гучкас. Деловито сошел с корабля, уже пе - реотый в мундир, заместитель командира по политической части Илин, и растворился в налетевшем снежном заряде. Этот фокус на флотах называется - зам сказал, что много дел, и ушел в политотдел Через час грустный помощник доложил, что переселяться с корабля без приема помещений по акту категорически нельзя. В помещениях фантастический разгром! А принимать - не у кого! ПКЗешный мичман по поводу воскресенья изволят отдыхать дома. Второй – заведующий матрацами, тоже. Оба, к их неудовольствию, вызваны, но когда будут – неизвестно. Городок в 15-ти километрах, а сегодня воскресенье и транспорт, как следует не ходит... Обед давно остыл. Сапрыкин нашел двух матросиков с камбуза ПКЗ в белых форменках со следами меню последнего полугодия и они согласились (!) накрыть обед, правда, холодный. Командир, уже принявший на радостях пару рюмок, виртуозно выругался и, убывая, скомандовал старпому Ковалю, заменившему Пергамента, уывшему по семейным обстоятельствам в Питер:
- Экипаж по сменам - на обед! – с его лица начало сходить печать напряжения и ответственности и оно внезапно обвисло, как у бульдога, рельефнее стали морщины и заметнее мешки под глазами. Сегодня он, сорокадвухлетний, выглядел на все шестьдесят! Команда строем идет в казарму, перечитывая на ходу лозунг на отвесной серой, покрытой лишайником, скале сопки: - "Подводник - профессия героическая!" и - "Помни войну!". Цыплята – табака на деле оказались синюшными, холодными, костистыми, недоваренными частями каких-то бывших спортивного вида, кур… В штабном коридоре моряки заглянули в каюту флагманского комсомольца политотдела дивизии Алесандра Климухина. Неожиданно застали его на месте, в каюте. Он весь в работе с каким-то отчетом по соцсоревнованию. Андрей Шарый ехидно заметил ему: - Саня! Ну и здорово же вы нас встретили после … всего. В каютах и кубриках для полноты картины не хватило только, чтобы весь ваш политотдел там высрался! – штабной комсомолец шмыгнул носом и неожиданно обиделся: - Ну, ты даешь, Андрей! Вам легко говорить, а у нас уже целую неделю комиссия политуправления флота работает… Вывернули наиз- нанку! Ты думаешь, почему я здесь в свой законный выходной,- подводникам стало стыдно и они тихо закрыли за собой дверь, чтобы не мешать творчеству молодого политработника. Мичманы прибыли к 20.00. До 21.00 комиссионно составляли акт приема-передачи помещений со скрупулезным описанием „мамаева побоища” в них. Интендант выдавал постельные принадлежности. Старпом Пергамент, который уже никуда не торопился по причине за-мещения убывшего командира, до 23.00 закатил в казарме большую приборку - с наклеиванием бирок, докладами и смотром размещения личного состава. Казалось, вот и наступила долгожданная минута схода на берег. Но…не тут то было… Оказалось – завтра снова в море, энергетическую установку не выводить, соответственно сход на берег запрещен! Значит береговое счастье откладывается…
* СНиС - служба наблюдени и связи
Женщина на корабле...
Запрещается офицерамъ и рядовымъ привозить женский пол на корабль для беседы ихъ в ночи, но токмо для свидания и посещения днем … а ежели кто свою жену на корабле иметь похочетъ, то ему вольно
