Отступать поздно: билеты распроданы и трибуны жаждут зрелищ.
- А вкусно, чёрт возьми! - восхищаюсь я так искренне, что мне, похоже, верят.
Не вру, братцы, не вру - вкусно. Теперь, кажется, я понимаю, почему некоторые справочники (даже иностранные, которым можно верить) упорно зачисляют мухоморы в стан съедобных грибов. Их надо лишь правильно приготовить, как японскую рыбу Фугу и - наслаждайся на здоровье. Одна лишь бледная поганка ядовита абсолютно. Вроде как её яд в самом „мясе“, а не в соке и потому не вываривается и не вымачивается.
- Это даже, пожалуй, вкуснее, чем мои любимые жареные подосиновики! - продолжаю я свой восторг, отправляя в рот очередной кусочек через строго дозированный промежуток в пять минут.
Если бы мы только что не покушали, наверняка у них у всех потекли бы слюнки - так живописал я свои ощущения.
- Попробуйте сами как вкусно! Мишаня, Танюха - ну! Здесь на всех хватит…
И тут свет померк... Я оглянулся вокруг - все исчезли. Лишь далеко справа неясное свечение освещало чьи-то лица. Я подошёл ближе. Ах, вот они где! Вот почему видны только лица в сполохах расставленных полукругом свечей - они опять надели на себя эти чёртовы чёрные мантии и дурацкие квадратные шапочки. Опять играют в судей и адвокатов. Сколько можно! Почему кисточки на их шапочках так странно извиваются? Похоже на змей. Ух ты, это и есть кобры с высунутыми языками. В меня целят! Прочь!
Нет, это не суд. Это Нобелевский комитет. Обсуждают, в какой валюте выдать денег за Цитрамон.
- В тугриках.
- Нет, лучше в лептах - больше получится.
- Да что вы, я ему всю сумму натурой отоварю - рычит самый толстый и тянется ко мне длинными губами. И вдруг его губы, дотянувшись уже до самого моего уха, затягивают:
- По реке плывёт утюг из села Кайфуево... - а все чёрные мантии разом подхватывают:
- Ну и пусть себе плывёт, железяка х-х-х…
-...уй ему, а не деньги. Правильно - пусть натурой берет! - и их главный, в жёлтых штанах, выскакивает в центр круга. И все склоняются перед ним, в полуприседе бьют себя руками по щекам и хором кричат: - Ху-у. Ху-у-у!..
Чёрт возьми!!! Ведь именно так всё должно происходить! Я читал Пелевина и точно знаю: всё должно быть именно так. Ну или хотя бы примерно так. Где всё это?! Я что, зря жрал этот сраный мухомор?! Ребята, ну скажите же им! Я так ждал! Должен был прискакать верхом на Анке Петька и трахнуть Василь Иваныча, фараоны должны были разом восстать из гробниц и изо всех щелей обязательно брызнуть огуречный рассол. Разве не так мне обещали?
А я ведь делал всё-всё по науке. Да, я применил научный подход и ... проиграл! Что ж, братцы, видимо нельзя в таких делах применять научный подход...
Но за вторым мухомором, дабы доказать обратное, я не пошёл. Да меня бы уже и не пустили…
Прощай, моя юношеская мечта! Все старики, рано или поздно, когда-нибудь хоронят свои так и не сбывшиеся надежды. Так было и так будет. Это закон жизни.
Зато теперь никаких метаний и рысканий. Нет худа без добра: теперь все мои усилия будут направлены на осуществление моей второй по значимости, теперь уже первой, мечты детства.
Девочки мои! Кровинушки! Вы уж постарайтесь! Вырастите красавицами и охмурите миллионера. Только вы его сами тоже обязательно полюбите, чтоб вам не зря страдать. И полюбите вы разных миллионеров, чтоб каждой как минимум по одному. И он чтоб вас полюбил. Не надо олигархов - они злые. Полюбите какого-нибудь весёлого и доброго миллионера. Если вы этого не сделаете, доченьки мои, папина вторая мечта тоже тихо скончается. Нет, она не сгорит в одночасье, как первая, она будет тлеть всю жизнь, пока только папины глаза могут воспринимать окружающий мир. И если папа не ослепнет раньше, то мечта уйдёт в тот мир, в который папа не верит, вместе с ним. Я сейчас - верите? - плачу, пока пишу эти строки.
С детства мечтал я, доченьки, посмотреть огромный мир. Не наскоками между делами, не в командировках и не сквозь чёрные пляжные очки с берега моря. А сесть на большой океанский лайнер, чтобы провёз он меня по всем, по всем уголкам земного шара. Вот такая есть у меня мечта. Я бы даже что-нибудь продал: например почку, чтобы купить заветный билетик; но почка, боюсь, дешева для такой дорогой мечты и к тому же в ней небось обнаружат песок и щебень, а то и целые кирпичи. И только разве что стройплощадка подскочит в цене при таких условиях, а почка, напротив, потеряет...
Япона-ж ты мать! А я ведь знаю, что мне выставить на торги. Не-ет, братцы, душу я ни за какие коврижки не продам, даже не надейтесь. Хотя, казалось бы, это самый простой и надёжный вариант: потёр бутылочку, чёртик выскочил - раз! - подписали всё кровью и ты уже на палубе в удобном шезлонге в горизонт вглядываешься. Но душа-то мне как раз и самому пригодится. Не оценю я ведь в таковом случае, без души, всей прелести путешествия. И тогда нахрена, спрашивается, я своей кровью договор марал? Дилемма получается, совсем как в сказке про землянику, дудочку и кузовок.
Однако я абсолютно точно знаю самую бесполезную деталь моего организма. Даже вредную, скорее, для тех, кто понимает! Мужики! Продаётся либидо! Кому либидо? Выдержанное, как дорогое вино, с годами становящееся лишь лучше, исправно работающее и надёжное... Не буду я приписывать в этом объявлении, что оно ещё и не дающее покоя его хозяину ни днём ни ночью, постоянно отвлекающее его от важных дел, назойливое и капризное. Ведь это именно половое влечение заставляет нас делать глупости, вместо того чтобы заниматься серьёзными делами. Ну кому, скажите, пришло бы в голову петь ночные серенады под балконом, рискуя получить по шее от разъярённых соседей? Или лезть по прогнившей водосточной трубе на седьмой этаж женского общежития? Ломать колючие розы в сквере на центральной площади? Не будь у нас этого дурацкого либидо, а? Любовь, говорите вы? Прекрасное чувство. Но появилась бы она вообще, эта любовь, не влезь мы предварительно в форточку, влекомые инстинктом?
Но ничего такого не напишу я в своём объявлении, дудки! И так-то я боюсь, что ответят мне мужики отказом. Скажут мне примерно так, как наверняка сказал бы в таком случае мечтатель и философ, наш добряк командор: Да нафиг нам твои либиды?! У нас либидов ентих и у самих хватает! У нас счастья нет!..
Да как вы могли обо мне подумать такое, мужики! Нешто я вас обижу?! Я ведь своё либидо не голое, я в комплекте отдаю. Со счастьем. С настоящим счастьем, с мужским. Нет, сам орган мне ещё и для других целей нужен, не просите даже, не буду я разрушать анатомическую гармонию. А вот ту волшебную силу, которая наполняет могучей и вполне осязаемой мощью ваше эфемерное влечение - отдаю. Опять же - в исправном состоянии, работающую, как швейцарские часы, без осечек. Ну согласитесь, какая в ней теперь надобность без того самого влечения! Одеяло по утрам топорщить?
Ага-а! Сразу побежали очередь занимать? Нет, ребятки, по частям не продаётся. Правила аукциона строги, но справедливы: победит сильнейший.
...Хотя, мужики, отбой, расходитесь - я ещё подумаю. У меня ведь доченьки подрастают. Старшенькая и младшенькая. Красавицы и умницы. Одна другой пригожее... Погожу малость продавать. Без обид, ладно?
И я с нежностью посмотрел на своих девчушек.
- Как?! Восемьдесят?! Никогда!!!
Даже почти сто!
Им недосуг в наши темы взрослые вникать. Они смотрят, что мы прочно впились задницами в полянку и не хотим никуда идти, им ещё невдомёк, как это приятно - вытянуть свои косточки в горизонтальном направлении после обеда. Им сидеть некогда. Играть с ними никто не хочет, но они сами легко придумывают себя занятия. В бадминтон уже поиграли, пока папа свои запчасти разбазаривал. Снова за летающую тарелку взялись. Лежащая живым трупом Ксюха на этих живчиков посмотрела и Ксюхе стало стыдно. Ксюха сходила к палатке и Ксюха принесла мячик. Совсем недавно этот мячик ещё был ватерпольным и звонко отскакивал от речной глади. Но Ксюха сказала:
- Ребцы, а как же волейбол? Вы забыли разве, что у нас сегодня очередной рекорд намечен?
И мячик сменил профессию. Он стал волейбольным мячиком.
- А какой у нас прошлый был? - спросил командор, лениво поднимаясь со своего кресла.
- Да вроде шестьдесят шесть… - наморщила лобик Ксюха.
- Да ты что, мам, совсем память потеряла? Эх, старушка ты наша! - упрекнул Юрец Ксюху, явно подражая своему папеньке. – Это ж когда было! Это ж позапрошлый год было шестьдесят шесть. Мы уже давно шестьдесят семь сделали, дурья твоя головушка!
И в красивом падении, через себя, совсем как его кумир Криштиану Роналду - левой ногой, на лету вдребезги разбил летающую тарелку и яркие жёлтые брызги разлетелись по всей полянке.
Он не хотел ломать тарелку, он просто хотел сказать девчонкам, что пора завязывать с ерундой и приступать к сотворению нового волейбольного рекорда. Он не нашёл более оригинального способа сообщить им об этом и он просто не рассчитал удар. Во дворе за такой грандиозный трюк ему бы рукоплескали все мальчишки... Но тут… Тут он вместе с тарелкой разбил девичьи сердца. Нет, не в том смысле, в каком об этом пишут в глянцевых романах. Об этом им думать ещё рано. Просто девочкам стало очень жалко тарелку и они заплакали. Вернее, заплакала одна маленькая Лизочка, потому как в волейбол она не умеет и вообще она маленькая, её нельзя обижать. А Анечка не заплакала. Но она тоже очень расстроилась и от расстройства сказала так:
- Ну ты, козёл драный, ты чё творишь, а?
И принялась утешать сестрёнку:
- Ну Лизочка, ну ты моя девочка, ну не плачь, пожалуйста. Ну хочешь, мы ему тоже ночью на подушку накакаем?
Такой вариант Лизочку устраивает. И Лизочка согласилась. И улыбнулась. Не сразу улыбнулась - чуть погодя, а сначала слегка размазала слёзки по щекам.
- Эй, Марадона доморощенный - попытался заступиться я за доченек, - это же девочки, с ними так нельзя, они ведь будущие мамы, их беречь надо! Вот ты же не обидишь свою мамочку никогда, да, Юрец? - продолжал я свою миротворческую миссию, сделав вид, что не присутствовал при его разговоре с Ксюхой о волейбольных рекордах.
- Ну и что, что будущие матери - подумаешь! Им разок родить, а нам вот каждый день бриться! Кому труднее? - парировал Юрец и почесал то место, где, возможно, лет через семь-восемь у него появится первый пушок.
Согласитесь, в Юркиных устах этот бородатый прикол почему-то сразу наполняется свежими оттенками. Поэтому я не стал его бить. А может и потому что бить детей непедагогично. Хотя, скорее всего, потому что Ксюха жалостливым голоском пропела:
- Димасик, мальчик не хотел. Мальчик всё понял, он больше не будет...
Ну почему я всегда так млею от её жалостливого голосочка?
Волейбол - дело плёвое. Хотя нет, о чём я! Это футбол фигня, там всего два правила: отдал - открылся! Для полных идиотов, в общем. Поэтому, если бы мы с Мишаней играли в сборной, то ни за что каким-то там грекам не проиграли. Или нет, это мы сейчас грекам позорно слили, а в тот год я уже и не помню, кто нас мордой по газону возил. Болельщик я тот ещё. Я ведь сам ещё клюшкой машу, мне болеть некогда. Наш Мишаня только разленился, повесил коньки на гвоздь, поэтому и сидит на диване, орёт шайбу-шайбу, и помнит когда, кто и где забил.
Словом, футбол это просто. Там мячик никуда
