Кайфуево. Часть третья

не денется, ниже земли не упадёт. Иное  дело волейбол! Попробуй удержи мяч в воздухе, особенно если никто толком и не знает в какой бок и каким местом в него бить. Дураки! Кто ж вам запрещает по телевизору посмотреть, как это делают специально обученные люди? Я вот посмотрел. И теперь я умею играть в волейбол. И Витёк тоже посмотрел. Я, правда, точно не знаю, он мне не говорил, но я это чувствую. Мы, профессионалы, своих за версту чуем. Как рыбак рыбака.
 Мы пробовали сначала играть в „Картошку“. Я ведь помню, как это в детстве было весело. Но дети заныли:
- С дядей Мишей мы играть в „Картошку“ не будем! Он не попадает по мячу, а попадает сразу кулаком по голове и нам очень больно!
А куда-ж мы его денем, дядю Мишу нашего?! Игра-то коллективная! Вот и пришлось нам тогда играть в менее травматичный пляжный волейбол. А лучше мы не будем называть  наш волейбол пляжным, мы назовём его просто - нашим, дабы не обиделись на нас те, кто в пляжный волейбол играть умеет. К тому же и играем мы в наш волейбол не на  пляже, а на Плеши. Вот, точно, и название подходящее родилось - Плешивый Волейбол. Как нельзя точно характеризует наш уровень. Нам даже сетка не нужна. И цель у плешивого волейбола тоже как нельзя более простая. Набить побольше. Неважно как:  красиво, некрасиво, кулаком, локтём, ладошкой, ногой, головой, попом, раком... -  главное, как можно дольше удержать мяч в воздухе. И все дружно, в голос, считают:
- Раз. Два. Три... Двадцать девять... Сорок один!.. Пятьдесят семь!!! Ну! Ну!.. Ура-а-а! Реко- о-орд!
После этого все облегчённо вздыхают, утирают со лба пот и дружной гурьбой несутся к  реке - охладиться. Новый рекорд - это обязательное условие нашего купания, так мы решили. Если рекорда долго не случается, а сил уже ни у кого не осталось, то в центр круга выходим мы с Витьком и спасаем человечество, как Брюс Уиллис - героически. Мы добираем необходимые очки и все, опять-же дружно, вздыхают, утирают и купаются. Мы бы с Витьком включили в состав и командора - нам не жалко, но тогда бы мы стояли треугольником, а это, согласитесь, намного сложнее. К тому же командор - помните? - любит дурить: забывает, что он не в ближнем, рукопашном, бою и норовит дать мячику кулаком в поддых. Надо сказать, что после волейбола купаются уже все, даже кто до того по берегу в шубе прогуливался. Какая бы ни стояла погода и какая бы ни была холодная вода, волейбол, словно жаркая сауна, рано или поздно выплёвывает-таки нас в освежающее блаженство. За что ему и спасибо!



 
 
            Долго Пусичка сопротивлялась...
                                            или
                                                 Купаться всем надо!
 
 
 
А Ксюхе спасибо, знаете, за что? За продлённое удовольствие. И Пусичке огромное спасибо! Без неё даже Ксюха ничего бы для нас сделать не смогла. Мы ведь после волейбола купаемся недолго обычно, у нас ещё много дел, вы же помните. Да и ужин не за горами - мы же не можем пропустить ужин!
Вот значит, приходим мы после купания и обнаруживаем, наконец, Пусичку. Почему наконец? А надо сказать, что мы о Пусичке целый день не вспоминали. Хотя я-то, положим, не забыл, я постоянно про себя приговаривал: слава мол богу, как без тебя хорошо и пропади ты вообще пропадом. Многие мои единомышленники тоже примерно так думали, я уверен. И помалкивали в тряпочку. Но вот почему Ксюха про Пусичку не  вспомнила ни разу, мне неведомо.
Вообще-то у меня с домашними кошками отношения обычно ровные, вы не подумайте ничего такого. Со мной в одной квартире они, правда, плохо уживаются по причине схожести характеров, а одинаковое, как известно из электростатики, отталкивается. Но все кошки, к которым я захожу иногда в гости или, вернее, к хозяевам этих кошек я захожу обычно в гости... Так вот, все эти кошки отчего-то чувствуют во мне родственную  душу, и непременно забираются мне на колени. Ну а поскольку они на меня не нападают, да к тому же тепло и урчит прям в живот, то и я их никуда и не гоню. Такой вот симбиоз. Но эта стерва - другого слова не подберу - вообще не ведает ни о каком симбиозе! Она даже не знает такого слова! Ей, видно, при рождении совсем позабыли сказать, что она домашняя кошка.
 А сейчас, глядите, мы приходим, а она нам навстречу: жалкая, с поникшим хвостом, идёт и мяучит. Нет, она даже не мяукает, она просто идёт с открытым ртом и почти беззвучно хрипит своё „мяу“. Я даже на минуточку забылся и мне её жалко стало. Сразу вылетело из головы, как я с пляжа молил парящего высоко-высоко над кайфуевскими просторами коршуна: Ну что ты там, в полях высматриваешь, дурашка! Ты посмотри, какой у тебя  прямо под носом лакомый кусочек бегает! ... Куда ж ты, коршун?! У-у, стрекозёл слепошарый!  
… Нет, не на минутку, вру. На секундочку я забылся. На краткий миг.
- Пусичка-Пусичка, маленькая моя! - запричитала Ксюха. - Что с тобой? Жарко девочке? Жарко малепусенькой? Пуси-пуси-пусичка моя! Вы только посмотрите, как ей жарко… -  обратилась она уже к нам и добавила: - А вдруг она умирает?
Скорей бы, подумал я про себя, а вслух сказал:
- Да ты что, Ксюх, это же всё-таки кошка. Их пуля не берёт, а ты говоришь!
 И, не знаю с чего, но Ксюха вдруг решила, что кошек в таких случаях следует купать. И мы  снова дружно отправились к реке. Хотя сначала-то только одна Ксюха, подхватив Пусичку,  засеменила по тропинке. У остальных поначалу возникла небольшая пауза по причине  лёгкого нашего замешательства. Но мы быстро смекнули, что подобного зрелища  пропускать не следует - такая удача, может быть, только раз в жизни бывает, и  припустили следом, на ходу делая ставки: утонет - не утонет. Сам не знаю почему, видимо, торжественность момента обязывала, я вдруг затянул „Прощание славянки“. Но, лишь только отзвучало знаменитое на всю страну вступление, мы, даже не сговариваясь -  вот что совместная пьянка с людьми делает! - грянули хором в ритме марша:
- Отцвели! - пам-па-пам. - Уж давно! - пам-па-пам. - Хризанте-е-э-мы-ы-ы. В саду! - пам- па-рам. - Но любовь! - пам-па-пам. - Всё живёт! - пам-па-пам.- В моём се-е-э-рдце. Больном! - пам-па-рам…
Так мы и шли с одним этим припевом до самого пляжа. Там Ксюха в воду полезла. С Пусичкой в руках. И мы все полезли. Что ж мы, дураки, что-ли, такую возможность упускать! Одна Пусичка не хотела в воду. Мы все это видели. Лишь Ксюха не замечала, как несчастное животное с застывшим ужасом в расширенных вдвое против прежнего глазах растопыривала лапы, словно пытаясь упереться в поверхность реки и, если  получится вырваться из Ксюхиных рук, то оттолкнуться хорошенько от водной глади, выпрыгнуть на берег и умчаться подальше в прибрежные кусты. Но из Ксюхиных рук разве вырвешься! Она ведь только с виду женщина, а на самом-то деле - вы не забыли? - она бухгалтер. А вы неужто не знаете, каких сил стоит удержать огромную казну в своих  руках? Вот мало-помалу и накачалась...
Даже командор дрогнул своим большим офицерско-поэтическим сердцем и увещевал  Ксюху:
- Ну, ты что, мать, не видишь разве, что она не хочет купаться?! Смотри, будет тебе в туфли срать теперь всю жизнь! Но у Ксюхи было другое мнение:
- Вы посмотрите только, - ворковала она, - как ей нравится! Да, Пуси-пусичка, тебе ведь  хорошо?
А кошка только ещё пуще ширила глаза и, для вящей убедительности, жалобно мяукала. У неё даже голос прорезался, хотя говорят, что сиамцы вообще не мяукают.
- Ухти, как нам хорошо - да, моя заинька? Они все нам просто завидуют, а мы ведь так любим плавать. Ты мой дельфинчик родной! - так приговаривала Ксюха и постепенно  заходила всё глубже и глубже и отводила потихоньку руки, отправляя Пусичку в свободное плавание. А Пусичка выла уже по-собачьи. Но вот плавать она не умела даже по-собачьи и потому постепенно погружалась в пучину, протягивая из глубины свою ещё  более худенькую в воде лапку в моём направлении, совсем как в слёзном кино „ Титаник“. Я, похоже, был её последней надеждой. И моё сердце тоже дрогнуло. И я ей поверил. И протянул ей свою руку. Вы прочувствовали мой благородный жест? Я! Я ей  руку помощи протянул!..
...Идиот! Последний кретин! Как же я мог так лохануться!!! Вот и ходи теперь, мудак, весь в зелёнке вместо красивого и ровного бронзового загара - пугай своим видом окружающих. Нет, для этого мне даже оголяться не потребуется: эта зверюга даже на  моей физии успела отметиться. Я ей дружеское плечо подставил, а она! Вон как исполосовала!
- Конечно, Ксюха, конечно, она опять не хотела!
- А чего ты руки тянул? Сам виноват! Она ведь подумала, что ты ей купаться помешать хочешь, такого наслаждения лишить.
- А ничего, что она по мне пробежалась по всему и от морды, как от трамплина оттолкнулась, да в кусты сиганула, подальше от твоих расчудесных удовольствий?
- Ну Димасик, ну она честно не со зла... - включила Ксюха свой умело поставленный виноватый голос и я опять сдался…
- О-о-о, Машуля, как мне тебя не хватает! - с безнадёжной тоской простонал лишь я тогда.
 Не понял, что это вы на меня зашикали? Ну да, я отлично вижу, что моя Танюха рядом стоит. И я в курсе, что она не глухая и меня сейчас прекрасно слышит. И не надо мне цитировать советские кинофильмы, я их лучше вас знаю. Какие там „высокие  отношения“?! Я ведь не про ту Машу вспомнил, что с моей помощью наставляла рога своему недотёпе-мужу. Совсем не про неё. И не про цветочницу-Машулю, от которой у меня до сих пор по коже мурашки - во какие! - и эротические сновидения! И даже не про Машеньку, поклонницу ночных квестов, которая ещё фотограф-любитель. Ей, помню,  очки было стыдно носить, так она меня, хитруля, сфоткала во-от такенным объективом; потом дома, похоже, увеличила, рассмотрела и... больше со мной не здоровалась. А с той Машкой, с Владимирской, мы даже не поцеловались ни разу - так чего о ней вообще вспоминать? Всех вроде помянул? А-а! Маму у меня, кстати, тоже Машей зовут. И машина моя, что сейчас в Опелином отстойнике отдыхает - и та Маша! Так что меня так,  нашармачка, не подловишь - в любом случае отбрешусь. Но я, честно, ни одну из этих Маш сейчас не вспомнил. Я совсем другую Машу вспомнил - да и как мне было не помянуть её добрым словом! Золото была, а не кошка!
Машуля у Ксюхи с Мишаней прожила много-много лет. Вот с тех самых пор, как Мишаня представил мне свою молоденькую красавицу-жену, с тех пор я и Машулю знал. Она бы у них и ещё столько прожила, - плевать, что кошки столько не живут. Но Машуле с ними  было в кайф и она жила себе припеваючи и в ус свой кошачий не дула. Но однажды Ксюха подумала: а не показать ли Машуле моей, кошечке моей ласковой и золотой, мир большой и светлый. А то Муся у них никогда дальше входной двери носа не высовывала. И зачем ей, спрашивается, нос высовывать? Вискас в одном блюдечке свежий, водичка в  другом блюдечке только что отфильтрованная - не жизнь, а малина! А что такое кот, так она даже на картинках не видела. Ксюха не показывала - от греха. И домашним своим строго-настрого приказала Марусю близко к телевизору не пускать. Вот. Так и прожила Машуля в старых девах всю свою долгую подкроватную жизнь. Но вы же Ксюху знаете теперь. Она всегда в курсе, чего хочет кошка. Вот и было решено на семейном совете:  Марусе мир - показать! И начать решили с Кайфуево, потому как там посторонних кошачьих мужеского полу никогда не наблюдалось. Водилась, по преданиям, близ нашего места рысь с кисточками на ушах. Ну так какая же они с