и расхохотался.
Дина никогда ничего не добивалась. Если отбросить облагораживающую приставку «до», то от глагола «добиться» останется «биться». За место под солнцем, кусок пирога, любовь… И она не видела принципиальной разницы между честным поединком и боем без правил. Во всех случаях оставались голодные рты, завидущие глаза и разбитые сердца. Поэтому она упорно отказывалась от участия в битве, отступала, отступалась, отдергивала руку от выпавшего ей счастливого билета, если к нему тянулась чья-то другая. Итог оказался плачевным: младший клерк, старая дева, четыре попытки самоубийства. Конечно, она многим отличалась от Дримера – она была привлекательна, хорошо образована и общительна. Но, так или иначе, результаты у них были идентичны – нули по всем показателям. Жизнь прошла в воображении. Горько было сознавать это. Но она понимала, что исправить ничего не в силах. Если судьба снова предложит ей какую-нибудь возможность, она снова откажется.
Однако альтруизм ее шел не от доброты, а от брезгливости. Глядя, как люди ловчат, врут, подличают, добиваясь чего-то, она преисполнялась гадливости и к средствам, и к целям. Было и еще одно. Любая, предоставляемая человеку возможность, предполагает принятие им на себя определенной роли, и это также претило ей. Стремясь к чему-то, люди обычно не принимают в расчет, что, получив желаемое, они будут вынуждены принять и связанные с этим желаемым ограничения. Надев маску Дракона, человек первое время с упоением летает и изрыгает пламя. И вдруг обнаруживает, что он уже не может спуститься к людям и поговорить с ними по-человечески. Маска не дает. Отныне все вокруг либо будут шарахаться от него, либо притворяться. А если человек надел маску Петрушки, то, говори он самые умные и очень важные вещи, его все равно никто не будет принимать всерьез. И т.д. и т.п. Из всех масок наибольшую свободу предоставляет безликая Баута. Но у нее отталкивающий вид и она всегда вызывает подозрения. Что же получается, когда, перебрав все маски, вы не надеваете ни одной? А вот что: люди принимают за маску ваше лицо. Иначе говоря, не верят вам. Глядя на вас и не находя знакомых атрибутов – длинного носа, петушиного пера или золотых блесток, – они начнут приписывать вам тайные умыслы, остерегаться и избегать вас. И тогда вы либо будете носить на людях удобную для конкретных обстоятельств личину либо станете изгоем.
Присущая Дине артистичность позволяла ей входить то в одну, то в другую роль, но ни одну она не выдерживала долго. Так, из-под юбки Коломбины у нее могли выглянуть золоченые туфельки Дамы, а под колпаком Арлекина вдруг обнаруживался длинный нос Лекаря Чумы. И все портилось. В конце концов она оказалась в статистах. Что ж, зато именно благодаря этому она и познакомилась с Абелем. Шесть дней до следующей субботы прошли унылой вереницей, слившись в длинное тире между двумя датами. Наконец субботний вечер настал. Одетая гораздо более изысканно, чем в прошлый раз (намек для Абеля пригласить ее позже в ресторан), веселая, с нетерпеливой улыбкой на лице, она подошла к Клубу. Абеля у входа не было. Забыл? У Дины заколотилось сердце. Улыбка увяла. Ах она, дура, опять навоображала себе невесть что, а он просто забыл о ней! И зачем только она отказалась от предложения заехать за ней? Ну увидел бы он дыру, в которой она живет, ну и что? Зато сидела бы себе дома, а теперь стоит тут, как идиотка, на виду у всех… Уйти! Повернуть назад и бежать, бежать… Какое унижение! Гад! А представлялся таким чутким, галантным… И клуб этот – дурацкое сборище уродов! Чего она так разлетелась сюда?!
Дина резко повернулась и зашагала обратно.
– Что-то потеряла? – мелодичный голос раздался у нее над ухом так неожиданно, что она отшатнулась.
Абель, стройный, подтянутый, в слегка поношенном дорогом костюме стоял, заложив руки за спину, и рассматривал ее с ироничной улыбкой. Дина молчала. Абель удивленно поднял брови.
– Я наблюдаю за тобой минут пять. Не дойдя до меня метров двадцать, ты вдруг остановилась, потопталась на месте и повернула обратно. Так ведут себя люди, внезапно вспомнившие, что что-то забыли, или обнаружившие потерю. Так что ты потеряла? У тебя такое несчастное лицо! Дорогая вещь?
Дина лихорадочно пыталась что-то придумать. Как глупо! Она перепутала подъезд. И даже не догадалась внимательно осмотреться или позвонить. И за несколько минут растоптала в мыслях человека, встречи с которым ждала всю неделю.
– Я… я передумала идти сегодня к вам. Прости. Я хотела потом тебе объяснить…
– Передумала, ну так что, зачем такое несчастное лицо? А почему вдруг? Что случилось за двадцать шагов до пункта В?
– Случилось? Ну да, случилось, только не здесь, а в пункте А. У меня дома. Мне сделали предложение, и я его приняла. Я пришла сюда, потому что обещала и потому что мне было интересно, правда, интересно, – она изобразила любезную улыбку. – А сейчас, вернее, пять минут назад я подумала, что это нехорошо.
– Что нехорошо?
– Что я пришла сюда без ведома жениха. Тебе ведь не понравилось бы, если бы у твоей невесты были от тебя секреты.
Улыбка Абеля была все такой же спокойно-ироничной, темные глаза продолжали смотреть на нее с ласковой насмешливостью. Ему все равно! Она ему безразлична! Господи, и когда она перестанет обольщаться? Так ей, дуре, и надо – с чего она взяла, что он на нее запал?!
– Сколько пафоса! Двадцать первый век на дворе… Странно слышать от тебя такое…
– Мне и самой странно. Но все переменилось в один день. И это так здорово! Здорово ощущать, что ты с кем-то связана. И дорожить этой ниточкой.
Она посмотрела ему прямо в глаза. Ей хотелось, чтобы это получилось уверенно и гордо, но вышло нервно, с горьким вызовом. На лице Абеля снова промелькнуло то самое выражение досадливого разочарования, так удивившее ее в их первую встречу.
– Что ж, раз для тебя это так серьезно, не буду испытывать вашу ниточку на прочность. Мой опытный полигон – в другой плоскости. Тебя проводить?
– Нет, нет!
– Ах да, ты теперь ходишь по струночке, то есть по ниточке. Хотел бы я посмотреть на парня, который держит другой конец.
Дина покрутила головой, повернулась на каблуках и побежала прочь.
Несколько дней прошли в напряженных раздумьях. Ей очень хотелось видеть Абеля, быть рядом с ним, ощущать на себе обволакивающий взгляд темных глаз. Но после всей лжи, что она нагородила, ей казалось, что у нее только две альтернативы: забыть о нем или спешно найти кого-нибудь на роль жениха, заявиться с ним в Клуб, разыграть бурную ссору и… Ого-го, дорогая моя, вот и ты ловчишь, вот и ты вознамерилась закрутить интригу! И тебе отнюдь не противно, а наоборот, впервые в жизни ты почувствовала себя живой. Дина подбежала к зеркалу. Ну да, глаза горят, ноздри – парусами, на щеках – два киноварных мазка. Я – живая, я – такая как все! Лгать и притворяться – это и есть быть настоящей, жить настоящим, а не проводить дни в бесплодных сожалениях, а ночи – ворочаясь без сна на горошине сомнений. А жениха за милую душу сыграет Филипп, тот самый приятель, который и рассказал ей о Клубе.
Филипп согласился сразу. Он принадлежал к самой удачной категории зевак – тех, кого их социальный статус не тяготил, не ущемлял, не казался постыдным. К своему скромному жизненному положению он относился с юмором. Предложение Дины его удивило, но явно обрадовало: приятно было заставить понервничать этого хлыща Абеля. Как член Клуба Филипп мог в любой день пригласить туда Дину в качестве гостьи, но она решила дождаться следующей субботы. Одетая в стиле, который она называла «веселый хаос» (когда кажется, что весь наряд изготовлен из холстов, утащенных с выставки абстракционистов), Дина переступила порог Клуба. Филипп, выглядевший, по ее настоянию, как всегда, и, как всегда, улыбающийся, поддерживал ее за талию. Против ее воли (и безошибочно) глаза Дины, не ища, нашли Абеля. Он сидел в дальнем углу бара с каким-то коротышкой и, похоже, что-то объяснял ему, ибо тот сосредоточенно слушал и кивал. Ее эффектного прихода он не заметил, и у Дины сразу упало сердце. В один миг вся эта затея с женихом показалась ей безнадежно глупой. Зачем добиваться любви человека, который забыл о ней за каких-то две недели? Зачем она пришла сюда? Кто такие все эти люди? Уроды! Отработанный человеческий материал! Что она здесь делает? Да и этот Филипп хорош! Ишь, посматривает на нее масляными глазками…
– Что с тобой, тебе нехорошо?
– Нет, с чего ты взял?
– Ты вдруг сникла вся и смотришь на меня, как на остывший суп.
– Отстань!
– Легче, так не разговаривают накануне свадьбы!
– Чего? Ты рехнулся? Какая свадьба?
– Скромная, только мы и пара-тройка друзей. А медовый месяц проведем у твоей тети в деревне. Старушка будет счастлива.
– Замолчи! Что ты несешь? Какая старушка? У меня нет тети!
– Но ведь ты сама говорила!..
– Я-а-а?!
– Ссоритесь? – мелодичный голос звучал с откровенной иронией, почти насмешкой. Дина в изумлении уставилась на него. Когда он подошел? Что успел услышать? От волнения она напрочь забыла, зачем пришла.
– Н-н-н-ет. Так, пустяки, повздорили немного… Милые бранятся… Вы ведь знакомы с Филиппом?..
– О да! – одновременно воскликнули оба. Филипп привстал и протянул сопернику руку, Абель с комической серьезностью пожал ее.
– Ну что ж, голубки, не буду мешать. Вам сейчас пришлют шампанское в честь… помолвки. За счет заведения, разумеется.
– Не стоит. Мы уходим, – процедила Дина.
– Зря. Советую остаться, сегодня – очередь ВИПа, будет интересно.
Дина вопросительно взглянула на Филиппа, тот с готовностью закивал головой. Абель приветливо улыбнулся ему, поднял в знак солидарности сжатую в кулак руку и отошел. Он вернулся к своему столику в углу и, призвав присутствующих к вниманию, передал слово пожилому господину, выделявшемуся хмуростью даже на этой выставке скорбей. Он был невысок, сухощав, по-военному подтянут. Бросалась в глаза вертикальная морщина, перерезающая лоб и как бы переходящая в необычайно прямой нос, отчего лицо его казалось рассеченным надвое. Это впечатление усиливалось тем, что голову он держал постоянно полуопущенной, даже когда говорил. Генерал в отставке, решила Дина, но ошиблась.
ВИП некогда возглавлял в своей стране, страдавшей от тоталитарного режима, движение за демократию. Однажды с ним связались Очень Большие Люди из Высоких Кругов, заинтересованных в свержении этого режима, и обещали поддержку Движению, а ему лично – президентское кресло в обмен на некоторые услуги сейчас и послушание в будущем. Он отказался. Очень Большие Люди обратились ко второму лицу в Движении, и тот принял их предложение. Движение победило, ненавистный режим был разрушен. Второй стал президентом. А весьма скоро страна, поначалу принявшая все эти перемены с восторгом, оказалась в пучине глубокого всестороннего кризиса. ВИП попытался отмотать пленку назад, возглавил оппозицию и попробовал вернуть выхваченные у него из рук бразды, но не тут то было. Судьба не простила ему упущенной возможности. Когда новоустановленный демократический порядок не оправдал ожиданий и народ, измученный свалившимися на него бедами, поддержал на ближайших президентских выборах ВИПа, итоги голосования сфальсифицировали, и он проиграл
