Чудаки из города на букву М

        ЧАСТЬ 1

Маленькое вступление:

Здравствуй, дорогой читатель!
Много лет назад покинул я мой милый городок М. Сегодня я живу в огромном городе, в другой стране, и давно потерял из виду Симу Бесфамильного и его эксцентричного друга Цези-ка Пегасова. И только мой кот, названный в честь одного из них Цезиком, напоминает мне о тех людях и тех временах. Временах середины девяностых , когда всё вокруг вдруг нача-ло становиться кооперативным; когда черешня на Севере была редкостью; когда в Ялте ночью могло не гореть ни од-ного фонаря, а на всем протяжении трассы Симферополь - Ялта могла быть только одна бензозаправка, и когда мо-бильный телефон считался безусловным признаком того, что жизнь повернулась к тебе своей наиболее приятной стороной. Словом, года, которые были, кажется, только вчера – да, нет, не вчера, а вот - только что! - но которые, на самом деле, прошли давным-давно, оставив по себе толь-ко легкий ностальгический дымок воспоминаний. Года, в ко-торые, дорогой читатель, я на несколько вечеров хочу тебя пригласить. Пригласить, и вместе вспомнить некоторые не-забываемые реалии тех лет.  
Итак:

ГЛАВА 1
В которой читатель получает первое впечатление о городе М,
славных его делах, автомобиле главного героя, а также о многом другом.

Среди бескрайних золотистых полей милой моему сердцу Таврии, там, где великая автотрасса Москва – Симферополь разменивает последнюю сотню километров перед первой встречей с ласковыми  водами Азовского моря, удобно расположился город М.
В этом городе живут мои земляки.
Город, как принято считать, известен у нас и прочих малоинтересных местах  многими славными делами.
Мы не будем тратить драгоценное время на то, чтобы по заслугам воспеть каж-дое из них, и, лишь упомянув об  их наличии, двинемся дальше.
Тем более что откуда-то издали уже доносится до нас странный агонизирующий звук, напоминающий визг юного свина в период первой стадии его кастрации. (Первая стадия – это та, когда пьяный, как свинья, ветеринар достает из портфеля свой скальпель, и забывает при этом достать эфир). Визг этот производила малосильная консервная банка с мотором, с веселой  руки отечественных оптимистов названная автомобилем  «Запорожец».  Именно на ней в город М и намерен был вомчаться  первый герой нашего повествования Сирафим  Адалеонович Бес-фамильный.
Прости, читатель, но в этом месте  в текст вынужден вмешаться автор.
Дело в том, что ему, как никому другому известно, сколь неосмотрительно въезжать в наш город именно в этом месте трассы. Потому что именно там, в прошлом году, кто-то из высоких милицейских чинов города в шутку предложил установить кооперативный Пост ГАИ. Шутку не поняли, и Пост ГАИ установили.
Бюджет  Сирафима Адалеоновича был с некоторых пор ударен апоплексическим ударом такой силы, что теперь любой маломальский контакт с представителями отечественной кооперации окончил бы это повествование, едва только в него так стремительно и громогласно должен был ворваться наш герой.
В эту минуту Сирафим Адалеонович  даже не подозревал, с какой холодной бесстрастностью с этого самого кооперативного  Поста  был замечен дымок его небесно-голубого авто. Как все владельцы подобного класса машин, Сирафим Адалеонович был легкомысленно убежден в абсолютной финансовой непривлекательности своего транспорта для органов дорожного правосудия. Потому и продолжал ногой, обутой в свиной сандалий, ожесточенно выдавливать из педали газа судорожные скачки автомобиля, именуемые им движением вперед. Стоило теперь Сирафиму Адалеоновичу отпустить педаль хоть на миллиметр, как упрямый железный ишак тут же оплевал бы прохожих вместе с дымом еще какой-то нитевидной дрянью, и заглох бы без малейшего промедления. И привести его после этого в чувство смогли бы только две вещи на свете - логика собственных непредсказуемых мозгов, - а какими им прикажете быть, если они расположены в заднем месте? - и бывшая жена Сирафима Адалеоновича Эсмеральда Энверовна Суркис-Саркисян. Это выглядело почти сверхъестественно, но одного ее взгляда бывало достаточно, чтобы заставить затрепетать строптивые клапана этого infant terrible мирового автомобилестроения. Феномен этот долго изучался лучшими автомобильными умами города. Копания в железных потрохах «Запорожца» тоже не дали сколько-нибудь удовлетворительного ответа. Позорно проиграв, таким образом, все объявленные «Запорожцу» баталии, автомобильные умы занесли  феномен в анналы родного города и на том  успешно о нем забыли.
Ситуация же на дороге, тем временем, находилась в стадии своего развития. Еще сотня-другая метров и уже ничто не спасло бы кошелек Сирафима Адалеоновича от кооперативных притязаний на его содержимое. И в это время…

…Можно долго спорить о том, что или кто правит нашим миром. Но то, что время от времени этим миром правят черные кошки - факт совершенно неоспоримый. Вот и сейчас некая черная, облезлая, основательно побитая жизнью и местной бездом-ной сворой тварь откуда-то явила себя на дороге, самым наглым образом вмешиваясь  в сюжет.

И в это же самое время, на посту ГАИ, засидевшийся в своем чине сержант со значительной фамилией Подопри-Гора вертел перед глазами облупленный на боках бинокль и высасывал остатки пива со своих, пропитанных сиим божественным напит-ком, усов. Этим своеобразным способом опохмеления он тщетно силился собрать свою разваливающуюся по сторонам света голову в нечто единое целое. Собирание давалось ему с трудом, и чтобы хоть как-то остановить вращение Вселенной вокруг своей   - значительной во всех отношениях, от погон до габаритов - особы, он пробовал  скон-центрировать внимание на дороге. Замеченный им подпрыгивающий голубой «Запорожец» как раз и породил то холодное бесстрастие, о котором было упомянуто выше.
-Что ж, - удовлетворенно крякнул сержант в сторону «Запорожца»,- едет быстро.
Он еще раз прищурился в бинокль, после чего уже удовлетворенно  не крякнул, а хрюкнул, и посмотрел на общественного инспектора Голубенку, сидевшего здесь же, на Посту, правда, на полу.
Общественный инспектор со своего необычного места в ответ сокрушенно мот-нул головой, явно силясь что-то сказать, но, в силу непреодолимых обстоятельств, про-исходящих в его желудочно-кишечном тракте, тишину нарушил только отрыжкой. Он все вспоминал и никак  не мог вспомнить тот временной отрезок вчерашнего дня, в который его так предательски  и не по-милицейски покинула память. В мозгу высвечивались лишь какие-то вызывающие тошноту отрывки, и на язык почему-то назойливо просилось,  невесть откуда взявшееся, слово «одиннадцать». Не находя объяснения происхождению загадочного числительного, Голубенко грустно вздыхал и мотал головой куда-то вниз, в одному ему ведомое пространство.
-Не спи, Голубенко, - строго потребовал сержант. Ему и самому небезынтересно было уточнить некоторые подробности вчерашнего дня, и потому беспомощность Го-лубенки откровенно действовала сержанту на нервы.
Голубенко пожмурил веками, соорудил в волосатых пальцах изрядных размеров кукиш, сам же на него посмотрел и, теперь уже вслух, отчетливо произнес:
-Одиннадцать.
-Одиннадцать чего?- не понял сержант.
Но Голубенко в ответ опять сохранил молчание.
-Одиннадцать чего? - повторил свой вопрос сержант. Он бы и в третий раз задал его, если бы вдруг не забыл. Потом оказалось, что он забыл и то, о чем говорил до это-го. Повертев на всякий случай в руках бинокль, сержант пожал плечами, сел за стол, и, подперев руками свою так и оставшуюся не собранной голову, крепко-накрепко заду-мался.
События же на дороге, по вине Голубенки покинутые кооперативным внимани-ем, развернулись в следующей конфигурации:
-«Запорожец» поперек перегородил собой трассу Москва - Симферополь, и ак-тивно, хоть и довольно бездарно, симулировал собственную смерть;  
-кошка, увернувшаяся-таки из-под колес, углубила себя в лизание того, что было у нее под задней лапой. (Толкового фелинолога такое ее поведение навело бы на мысль, что это кот);
-Сирафим Адалеонович сидел на обочине и терзал себя извечным вопросом: «Ту би, ор,  твою мать, - нот ту би?»

Неделю назад  Сирафима Адалеоновича оставила жена.  Это и само по себе при-водило Сирафима Адалеоновича в некоторое уныние. Если же учесть, что проклятый «Запорожец» за прошедшую неделю распоясался, как моль на шиншилловой шубе, то дальнейшее существование стало казаться Сирафиму Адалеоновичу и вовсе омерзи-тельным. Жизнь представлялась Симе в образе трехголовой гидры, каждая из голов ко-торой норовила если не плюнуть в бывшего инженера, то хотя бы втихаря показать ему язык.
Бывшая Симина жена Эсмеральда Энверовна ушла, в общем-то, не слишком да-леко. Она, сочетавшись четвертым в своей жизни браком, жила теперь всего одним этажом ниже,  прямо под квартирой своего бывшего супруга.
К слову сказать, Сима сам по инженерскому недоумию обратил внимание жены на этот новый адрес. Дело в том, что по нему с некоторых пор проживал первобытного вида сын армянского народа, вселившийся туда вместе со всем своим скарбом, а имен-но - невероятно скрипучей кроватью. На этот скрип и посетовал как-то ночью внима-ние Сирафим Адалеонович. Жена на скрип отреагировала своеобразно. Она оконча-тельно манкировала своим супружеским долгом, исполняемым и без того не слишком ревностно, и ночи напролет стала проводить на полу, прильнув к нему ухом и прислу-шиваясь к могучему крещендо пружин. Со временем она до такой степени изощрила свой слух, что по тональности пружин научилась различать исполнительниц некоторых партий. В конце концов, случилось то, что и случается, чаще всего, в подобных ситуациях - Эсмеральда Энверовна  предложила армянину для прослушивания  собственное тяжеловесное соло. И однажды снизу, до загрубевшего от общения с «Запорожцем» уха Сирафима Адалеоновича, донеслись полузабытые флажолеты «Фантастической симфонии» Гектора Берлиоза, в исполнении на пружинах Эсмеральдой Энверовной Суркис-Бесфамильной, ставшей именовать себя отныне Суркис-Саркисян.













Глава 2

в ней читатель следит за развитием событий, к кото-рым привели думы сержанта Подопри-Гора
Сержант Подопри-Гора все  же очнулся от своей амнезии, в которую так неожи-данно для самого себя погрузился, и для начала решил оглядеться по сторонам.
Приняв это судьбоносное решение, сержант немедленно начал приводить его в исполнение.
Перво-наперво он посмотрел в окно. Но кроме перегородившего дорогу голубо-го "Запорожца", нервно обтекаемого потоком автомобилей, ничего интересного дорога ему не явила. Сержант только вяло отметил про себя, что с утра "Запорожца" здесь не было.
Далее взгляд заскользил по стене, украшенной плакатом "Пьяный за рулем – преступник”. Плакат этот слепил лауреат какой-то нешуточной премии, выловлен-ный на трассе за превышение скорости. Лауреаты, как правило, быстро ездить не умеют, за что их и останавливают наметанным глазом сержанты, едва стрелки лауре-атских спидометров приближаются к сорока километрам в час. Вы спросите, почему именно при сорока? Да потому, что уже при сорока одном отечественная наука рискует недосчитаться одного из своих членов. Рисуют же ученые