мужи в большинстве своем хорошо - начертательные навыки приобретаются ими на долгом пути к научным степеням.
После «Пьяного за рулем» взгляд сержанта привлек бинокль в собственных ру-ках. Когда-то этот бинокль был изъят у одного из адмиралов Тихоокеанского флота. От самого Владивостока адмирал не уставал поражаться бестолковости жителей Большой Земли, каждый встречный автомобиль которых почему-то так и норовил произвести со старым морским волком лобовое столкновение. Сержанту стоило немалых трудов пе-реставить адмирала в правый ряд и объяснить ему суть правостороннего движения. (В условиях Владивостока, кстати, знание совершенно бесполезное и даже опасное. По-скольку город этот настолько нашпигован японскими автомобилями с их правыми ру-лями, что предпочитать левостороннее движение в нем стало просто безопаснее). Впрчем, утрата именного бинокля, похоже, мало научила бравого адмирала Правилам Дорожного Движения. Потому что ровно через месяц, день в день, но уже в обратном направлении, его вдоль и поперек разбитый автомобиль, мужественно борясь со встречными волнами автопотока, упрямо пробивал себе фарватер на родину по столь любимой им левой стороне дороги. Проход кооперативного Поста ГАИ стоил на этот раз контр-адмиралу наградных японских часов со стрелками в обратную сторону. Из-за этих часов сержант Подопри-Гора едва не поплатился своим местом на кооперативном Посту, так как регулярно начал опаздывать на работу. Позже часы были подарены Го-лубенке на день рождения. Последний пропил их буквально в первое же опохмелье, то есть уже на следующее утро, после чего оба стали приходить на работу вовремя.
Сержант вдруг поймал себя на том, что опасно отвлекся от задуманного осмот-ра.
Приставив к глазам бинокль, он посмотрел через него вниз. В ответ в окулярах расплылось большое и грязное «нечто». Сержант убрал бинокль и уже обезоруженным взглядом всмотрелся в «нечто». «Нечтом» оказался кукиш Голубенки, так и оставлен-ный наполовину уснувшим общественным инспектором в экспозиции кооперативного Поста.
Профессионально ничему не удивившись, сержант начал действовать ло-гически. Приняв кукиш за начало осмотра, он осмотрел также место вокруг явленного предмета.
Место «вокруг» представляло собой верхнюю часть некогда серых брюк. Све-жести они были не первой, а, положа руку на сердце, явно даже и не второй. Разводы, которые логика сержанта подсказывала считать следами какой-то жидкости, могли по-ведать о многом. Но в силу продолжающихся головных недоразумений не поведали.
Ноги под брюками были обуты лишь отчасти. А именно - на одной из них бол-тался полуспущенный носок. Где были утрачены недостающие части туалета, и были ли они изначально, ноги умалчивали.
Когда низ бывает осмотрен, у уважающих себя сержантов ГАИ логически воз-никает желание осмотреть также и верх. Во всяком случае, у сержанта Подопри-Горы оно возникало регулярно.
На этот раз вверху, а точнее на животе осматриваемого, обнаружилась широко разодранная рубаха. Из этого смелого декольте, стыдливо прикрываясь наполовину выдранной шерстью, на мир взирало голое брюхо Голубенки. Для полноты логического осмысления происходящего сержант сосчитал на рубашке дырочки для пуговиц. После он сосчитал пуговицы для этих дырочек, и поначалу не понял, почему один подсчет столь разительно не совпал с другим. Дотошный сержант повторил свою замысловатую математическую операцию, но при этом изменил порядок и начал счет с пуговиц. Загадочная цифирь выскочила вновь. В конце концов, подстегнутая чесанием в затылке, логика сержанта восторжествовала. Был сделан блистательный вывод - пуговиц было на три меньше, чем дырочек.
Великая, все-таки, вещь логика, с объяснимой гордостью подумал сержант. По-тому что кому, как не сержанту было знать, что чаще всего пуговицы утрачиваются во время сопротивления при задержании. Таким образом вычисленное сержантом сопро-тивление властям радостно усугубило вину полубосого кукишеносца.
Сержант поднял взгляд выше и, брезгливо миновав немытую Шерстистую шею, дошел, наконец, до собственно головы. Наличие головы давало сержанту твердую уве-ренность в том, что до этой части тела логика его не подвела.
Что-то некогда знакомое увиделось сержанту в этом оплывшем лице с всклоко-ченными ошметками седых волос. Но решительным внутренним жестом сержант обру-бил всякие посягательства памяти на бюджет вверенного ему кооперативного Поста.
"Дураков на базаре много, а зайцев мало", - почему-то вспомнилась ему фраза из мультфильма про Новый год.
И как-то вдруг, как-то сразу и как-то сильно осерчал сержант на это лицо в од-ном носке. И силушка - буйная, похмельная, рванулась из нутра наружу, затребовала сатисфакции. (Бог знает, с какого похмела всплыло в сержантской голове это диковин-ное слово). И крепкая его мужицкая рука, та самая, в цепких милицейских пальцах ко-торой так и оставался некогда адмиральский бинокль, вдруг со всего размаху опусти-лась прямо в ухо спящей на его стуле рожи.
Движение это привело к тому, что рожа вмиг исчезла из поля зрения.
Вновь она показалась уже из противоположного угла караулки. Дико вращая ошалелыми глазами, рожа быстро-быстро терла раздувающееся до каких-то безмерно печальных размеров ухо.
-Как же ж больно, твою-то мать! - были ее первые осмысленные слова.
И тут до сержанта дошло, что нечаянно набитая и чуть было не отлетевшая от туловища рожа принадлежала никому иному, как общественному инспектору Голубен-ке. Железная логика сержанта холодным голосом подсказала, что и кукиш, так глубоко его огорчивший, был ни чей иной, как именно его – Голубенки.
Сержант опустил взгляд на руку общественного инспектора и обнаружил на ней все ту же трехпальцевую конфигурацию.
Голубенко проследил за направлением взгляда сержанта и тоже с удивлением обнаружил на своей руке сие преступное пальцесплетение. И тут в голове его разом всплыли все события вчерашнего вечера. И он повторил слово, о которое весь день скреблось сегодня его подорванное алкоголем сознание. То слово, спросить о котором в третий раз забыл сержант Подопри-Гора.
-Одиннадцать, - пробормотал Голубенко по звуку навеки осипшим голосом.
-Одиннадцать чего? - спросил сержант, и в ту же секунду вспомнил этот свой, так и не заданный, вопрос. Тот, забывчивость которого привела ухо общественного инспектора Голубенко к таким грустным результатам. Пробудившаяся память теперь живо подсказала сержанту, что он также забыл о не в меру разогнавшемся «Запорожце», который теперь вызывающе раскорячился поперек вверенной кооперативному бдению дороги.
Сержант подошел к окну, но "Запорожца" в нем сержант не увидал.
Сержант перешел к другому окну и с облегчением обнаружил в нем долговязо-го субъекта, толкающего в даль светлую небесного цвета автомобиль. Но небесного цвета автомобиль явно противился уводу себя в какую бы то ни было даль, и в знак несогласия топорщил по сторонам свои круглые железные уши и, как копытами, упирался в землю всеми четырьмя заблокированными колесами.
С таким поведением собственной машины уже бурно не соглашался долговязый субъект. Его несогласие сопровождалось грязным поминанием "Запорожцевой» мате-ри, чьей-то жены и еще кого-то с загадочным прозвищем «черножопый».
-А куда бы ты делся? - мягко улыбнулся раздобревший сержант в сторону субъ-екта с «Запорожцем».
Сержант стоял перед окном, придерживал за плечи плохо стоящего на ногах общественного инспектора Голубенку, и, похлопывая ладонью по его изумительно развесистому уху, услаждал себя сладкозвучиями отборных лексических единиц, доле-тающими со стороны зовущей в даль светлую дороги.
Он мечтательно выждал еще пару минут, и когда долговязый шкет окончательно обмяк возле своего "Запорожца", мысленно воздал хвалу умному человеку, придумавшему ГАИ. После чего щелкнул по уху Голубенку, от чего тот едва не ввинтился в потолок, и весело спросил:
-Так что ты там говорил про одиннадцать?
Глава3
в ней сержант Подопри-Гора проводит экскурс до “Запорожца" и обратно.
- Одиннадцать раз я сказал вчера, что пить больше не буду.
Такими словами общественный инспектор Голубенко выразил свое несогласие с нынешним состоянием своих ушей, а также и всего организма в целом.
- Вот как? – удивленно вскинул брови сержант. - Не помню. Да и к чему сейчас об этом? – И, помолчав, добавил: - Ты не находишь, что мы плохо начинаем сегодняш-ний день? – При этом сержант красноречиво показал в окно на человека с «Запорож-цем», который так до сих пор и не был охвачен должным кооперативным вниманием.
-Сегодня я пас! - бурно замотал головой Голубенко.- Сегодня пас!
-Так тебе никто еще ничего и не наливает, - резонно заметил сержант.
Это был веский довод. Но и он, по-видимому, мало убедил Голубенку.
- Предупреждаю, Петрович, - поднял вверх грязный указательный палец Голу-бенко, - я уже неделю дома не был. Жена с милицией искать будет.
- С кем, говоришь? А мы кто? – на мгновение задумался сержант. Но, видимо, вспомнив сам, наставительно постучал согнутым указательным пальцем Голубенку по лбу: - Темнота! Ведь мы милиция и есть.
- Да? – в свою очередь очень удивился Голубенко. - А тогда почему мы не ищем?
- Что не ищем? – не понял сержант.
-Не знаю, - пожал плечами Голубенко.
- А не знаешь, так не говори, - наставительно сказал сержант. - Ладно, хватит болтать. Поехали работать.
- Куда? - спросил Голубенко.
- Куда же еще? – в свою очередь пожал плечами тупости Голубенки сержант. И, кивнув в сторону задавленного судьбиной долговязого субъекта с «Запорожцем», пояс-нил: - Туда.
Высунув язык, долговязый субъект понуро сидел в пыли возле своего несговор-чивого голубого авто и, проклиная свою жизнь, мучительно сознавал, что возле этих колес ему и умереть.
- Так все-таки туда? – с непонятным унынием показал на «Запорожец» Голубен-ко.
- Туда, болезный мой, - обрадовался понятливости инспектора сержант, - туда! - Труба зовет… - он замолчал, как бы соображая, куда же именно зовет их труба. Но, так, похоже, и не придумав ничего путного, нараспев закончил: - ...Труба зовет, а…а ухо болит. Болит ухо-то? - подмигнул Голубенке сержант, весело крутанув перед его носом полосатым жезлом.
-Болит, - совсем не весело признался Голубенко.
-Пить надо меньше, - в ответ назидательно посоветовал сержант.
Когда возле Сирафима Адалеоновича, лихо взвизгнув тормозами, остановился желтый мотоцикл с коляской, у инженера не хватило сил даже удивиться. Он только поморщился от воя сирены, которую для пущей важности врубил на мотоцикле сер-жант.
На мотоцикле Сима узрел двух господ с неопределенно- глубокомысленными лицами.
Один из господ был в форме, другой в штатском. Если, конечно, штатской можно было назвать одежду, состоящую из разодранной рубахи и штанов с косо за-стегнутой ширинкой. К тому же, господин в штатском был практически бос. То есть один носок на нем все-таки был, но Симе почему-то подумалось, что именно в одном-то носке и таится самая главная закавыка. (Сразу упредим читателя - никакой закавыки, ни главной, ни второстепенной, кроме застарелой мозоли, в носке Голубенки не было).
Другой господин - облаченный в форму
