утро! Помочь?
За низким, чуть покосившимся забором, стояли двое – давешний «дачник», которого Танька видела в огороде с огурцом, и девчонка, на вид ровесница Таньки. На девчонке был лёгкий сарафанчик, у «дачника» же на шее висело вафельное полотенце, а модные светлые брюки были завёрнуты до колен – видно шли с речки, вода-то утром, словно молоко парное. Танька решила не дичиться – на неё смотрели приветливо, и самым любезным тоном, каким только могла, только чуть ножкой не шаркнула, тоже поздоровалась:
- Доброго утречка!
- Цепь слетела? – поинтересовался «дачник».
- Угу, - кивнула Танька.
- Дело поправимое,- улыбнулся «дачник». – У дочки тоже часто слетает. Да, Наташа?
Наташа молча кивнула головой и улыбнулась Таньке, а «дачник» ловко открыл калитку, просунув руку между двух плашек заборчика.
- Ну-ка посмотрим…
Он присел над велосипедом и стал возиться с цепью, а девчонка так и стояла за забором и улыбалась. Наверное, радовалась, что у неё такой ладный да умелый отец. Танька хотела пригласить её войти во двор, а не стоять там за забором, но девчонка и сама уже вошла в калитку, присела на корточки возле отца, ещё и советовать ему что-то стала.
Через две-три минуты цепь была на месте.
- Ну, держи своего «коня», - пошутил «дачник»
- Спасибо, – сказала Танька. И неожиданно для себя добавила:
- В гости заходите…
- Спасибо, зайдём, – улыбнулся «дачник». – Только в другой раз. А то мы и вещи ещё не распаковали. Только приехали – и на речку! Речка у вас – чудо! Чистая, берег красивый…
Танька хотела сказать, что другой такой речки на всем свете нет, но тут увидела на себе уродский тёткин халат и вспыхнула. «Вот почему они улыбаются!», - подумала Танька, - «Я же на чучело похожа!» Вытерев руки о халат, Танька нетерпеливо развязала поясок халата, сняла его и сбросила на забор и тут увидела, что «дачник» тоже стоит, растопырив руки.
- Ой, да вы же выпачкались как, - воскликнула Танька. - Давайте я вам солью!
Она схватила ковшик, зачерпнула воды из ведра, стоявшего рядом – тётка поставила, чтоб на солнце нагрелась, и можно было цветы полить в палисаднике вечером тёплой водой.
- Закатайте рукава, – деловито сказала Танька и тут же рассмеялась – «дачник» был в футболке с короткими рукавами. Рассмеялись и «дачник», и Наташа. На весёлый смех из летней кухоньки выглянула тётка.
- Ты с кем там? А-а, гости у нас! Проходите, проходите… - засуетилась тётка, вытирая руки краем фартука.
- Спасибо, в другой раз зайдём обязательно, – улыбнулся «дачник». – Мы тут «скорую помощь» оказывали. Недельку ещё погостим с дочкой. Алексей, - представился он. - А это Наташа.
- Катерина, - засмущалась тётка. – А это племяшка моя, Танюшка…
- Вот и со знакомством, - снова улыбнулся Алексей, возвращая Таньке старенькое полотенце, - ну, пойдём, Наталья…
Когда «дачник» Алексей с Наташей скрылись за палисадником, тётка задумчиво сказала:
- Человек вроде неплохой… И чего хорошего у Нюшки на дворе нашёл? Вроде и остановиться больше негде, - осуждающе поджала она губы. Не могла простить заклятой подруге, что перебила у неё постояльцев.
Глава 2.
В Луговом Танька первым делом свернула в школе. На школу полюбоваться. Школа была новая, только год как построена. В старой школе, одноэтажной, деревянной, с печками и звонком-колокольчиком Танька отучилась целых пять лет. А новая была двухэтажной, просторной, с большими светлыми окнами, с новеньким спортзалом, и спортивной площадкой. Танька сразу полюбила новую школу и в каникулы по ней скучала. Хотя и старую было немного жаль – там было уютно и совсем по-домашнему: мирно гудели печи, скрипели старенькие парты, а за окнами Танькиного класса росла черёмуха. Весной она сплошь покрывалась белыми мелкими цветами и казалась большим заснеженным сугробом. А если окна были открыты, то от её запаха кружилась голова, и хотелось петь… Танька жалела черёмуху осенью – мокрую и несчастную, и любовалась зимой, припорошённую лёгким серебряным снежком. А в новой школе под окном росла тонкая нежная молодая рябинка, прямо как в песне, которую иногда напевает тётка – «Ой, рябина кудрявая…»
Во дворе школы было тихо и пустынно, только со стороны спортплощадки раздавались мальчишечьи голоса. Спрыгнув с велосипеда, Танька свернула за угол школы и сразу увидела пятиклассника Пашку, брата самой лучшей своей подружки Зиночки. Мальчишки гоняли мяч. Пашка, подвернув видавшие виды штаны, и сдвинув кепку козырьком назад, стоял на импровизированных воротах и, кроме мяча, ничего вокруг не видел-не слышал. Подойдя вплотную, Танька ухватила «вратаря» за воротник:
- Зина дома? – строго спросила она.
Пашка вздрогнул и заверещал:
- Пусти-и! Ну, пусти-и-и! Мяч пропущу! Нету Зинки! К бабушке уехала! Ну, пусти, Танька!
- Надолго?
- Не знаю! Пусти-и-и же!
- Смотри мне! – отпуская воротник, на прощанье сказала Танька, но Пашка её уже не слышал – мяч был в опасной близости от его «ворот».
Вздохнув, Танька обошла вокруг школы. Значит, Зиночка уехала за реку, там живёт их бабушка. Постояла у своей рябинки, посмотрела на окна второго этажа. Вон там их класс. Они снова сядут с Зиночкой у окна, чтобы рябинку было видно. Осенью она уж очень красива…
Библиотека была рядом, в центре села, и домчаться на велосипеде, хотя и стареньком, было минутное дело. Но у клуба она притормозила – на афишном стенде появилась новая афиша. Афиша была новенькая, ещё не потрёпанная ветром, не вымоченная дождями и не выгоревшая на ярком солнце. «Гусарская баллада» - вот что было написано на афише. А с афишной фотографии на Таньку смотрела улыбчивая девушка в гусарском мундире. Фильм будет завтра, два сеанса – один утром и один вечером. «Вечером Катя не пустит…», - подумала Танька. А днем, почему бы и нет?
Кино Танька любила, очень любила, до самозабвения, и артистов всех знала, вот только бывать в кино доводилось не часто. А фотографии артистов она покупала на местной почте и журнал « Советский экран» ей Люба, что на почте работает, всегда оставляла. Журнал был дорогой, шутка сказать – целых сорок копеек! Да карточки артистов по десять копеек… Катя каждую неделю давала Таньке рубль на завтраки, да только Танька никогда те завтраки не покупала. Или из дома чего с собой завернёт, или к Зиночке вдвоём сбегают, благо Зиночка почти рядом со школой живёт, через дорогу. Кате, понятно, не говорила – рассердится и вовсе денег давать не станет.
В кармашке платья Танька нащупала деньги – нет, не те, что Катя дала на магазин, а свои, сэкономленные, целых девяносто три копейки. На журнал новый хватит, и на кино хватит. В кассе клуба никого не было. Кассирша Рая, скучая, перелистывала какую-то книжку, позёвывала.
- Рай, привет! Есть билеты на завтра? – нетерпеливо спросила Танька, заглядывая в маленькое окошко.
- Привет. Ну, есть… Тебе на вечер или на утро?
- Райка, - возмутилась Танька, - я когда на вечер-то брала? А то ты не знаешь, на какое время мне надо.
- Двадцать пять копеек, – невозмутимо ответила Райка.
- Раечка, миленькая, а по десять?..
- Тебе по десять не положено. До семи лет по десять, а ты… Вон верста какая!
Танька, невысокая и щупленькая, меньше всего походила на «версту». Но за «версту» обиделась:
- Ну и совсем не надо! Меня тётя Маша и так пустит! Всё равно никто у тебя билеты не берёт! И кино это уже многие в городе видели!
- Да, ладно тебе, – миролюбиво сказала Рая, - бери уж по десять…
Танька знала, что так и будет. Потому что эта сцена повторялась всякий раз, когда Танька с Зиночкой приходили за билетами. И не из вредности Райка это, а просто от скуки. Ещё совсем недавно она тоже училась в школе, вот, всё в сельхозинститут пытается поступить, да никак.
- Что читаешь, Рай? – льстиво спросила Танька, пряча заветный билетик.
Раиса, не отвечая, молча, повернула книжку обложкой к Таньке. «Физика». Ну, понятно. В августе опять поступать будет.
- Успехов тебе! – закрывая двери помещения кассы, съехидничала Танька.
В библиотеке было тихо. Только за одним из столов сидели две крошечные девчонки и рассматривали какую-то большую книгу с цветными картинками. Библиотекарь Валентина Ивановна, маленькая седая пожилая женщина в очках, разбирала стопки книг. Танька тихонько поздоровалась, чтобы не мешать девчонкам и шепотом спросила:
- Можно мне самой выбрать?
Валентина Ивановна молча кивнула – Танька была частым посетителем и очень аккуратной читательницей, ей разрешалось самой выбрать любую книжку на бесконечных книжных полках. Сегодня Таньке долго выбирать не хотелось – может, причиной тому было предвкушение от кино, которое она совсем-совсем скоро посмотрит или ещё почему-то… Она выбрала «Молодую гвардию» - давно хотела прочитать и «Овод», Зиночка уже читала, хвалила и, когда рассказывала о книге, у неё дрожали губы, а в глазах стояли слёзы.
Записывая книжки в карточку, Валентина Ивановна, вдруг вспомнила:
- Да, Танюша! Катерина Петровна просила книжки отложить по птицеводству, возьмёшь?
Конечно, Танька, кивнула – от птицефермы до села далеко, а Катя всегда после работы торопится домой, в Луговом бывает редко. Завернутые аккуратно в старую газету книжки она положила в плетёную корзинку, укреплённую на багажнике. Корзинку придумал привязывать брат – можно было привезти что-нибудь нетяжёлое и не мешает. Так, теперь на почту. Наверное, новый журнал уже пришёл и Любаша её ждёт.
На почте тоже было пустынно, только в подсобке кто-то шуршал и напевал. Но Любаши на месте не оказалось, вместо неё за стойкой сидела сама Серафима Петровна, заведующая. Танька поздоровалась.
- Доброе утро, – ответила Серафима, не глядя на Таньку. Она была занята – записывала что-то в толстую большую тетрадь.
- Теть Сим, а Любаши нет?- поинтересовалась Танька.
- На сессии.
Как же Танька забыла, ведь Любаша учится в техникуме связи, она заочница и у неё только–только началась сессия, она ведь говорила.
- А журнала нового нет? – робко спросила Танька
- «Советского экрана» что ли? - поинтересовалась Серафима, поднимая глаза. Есть. А я – то думаю, кому Люба оставила? Будешь брать?
- Ага, - сказала Танька, доставая деньги.
- Потом Любе отдашь. Она заплатила.
"Конечно...", подумала Танька. "Ну, Серафима! Давно бы его уже продала, если бы Любаша не заплатила".
Из подсобки вышла тётя Маша, почтальонка, поздоровалась, спросила, возьмёт ли Танька почту. А что не взять? Обычно почту забирал Семён – да и почты-то было: районная газета для Кати и центральная для партийной Анны. Больше никто в их деревне газет не выписывал и не читал. Кроме газет, Маша подала Таньке ещё и письмо для Кати. Письмо было издалека и надписано незнакомым почерком. Наверное, опять птицеводы пишут, всё опытом обмениваются, подумала Танька. А что? Тётка была знатным птицеводом – у неё грамот одних немерянно. И медаль есть – «За трудовую доблесть», вот какая у Таньки тётка! А у Анны даже орден Трудового Красного Знамени, иначе стал бы совхоз гонять ежедневно маленький пыхтящий «пазик» специально за тёткой и Анной – на ферму привезти, да обратно отвезти.
У магазина она увидела небольшую стайку женщин, в основном, пенсионерок, остальные на работе – страда. А сам магазинчик - маленький, с одной стороны продавали промтовары, с другой продукты
Ох, не бередите душу, Таня...