душой-то покривила. Вымерзли яблоньки, да не все. А те, что остались, столько яблок стали давать, что и самим хватало, и на рынок в город возили продавать. Катя тоже возила, а что? Не выбрасывать же их.
- Ну, сказал отец, - завтра всех прошу к нам. А, Кать? А сегодня уж, со своими побуду, извиняйте…
- Ну, понятно, понятно, - сказал Семён, - сколько не виделись… Танька твоя вон – уж невеста!
Танька, смутившись, спряталась за Анну.
- Ну, бывай, - сказал Семён, - до завтра. Пожал ещё раз руку отцу, и скомандовал:
- Пошли-ка, бабоньки…
Катя сразу заметалась:
- Умыться, Вань? С дорожки? Или баньку истопить?
- Умоюсь. Танюшка сольёт. А баньку – баньку завтра сам истоплю. Не забыл ещё…
Стол Катя в горнице накрыла, посуду новую из шкафчика вынула. Танька помогала – огурчики из погреба, наливочку…
Отец их сумки своей колбасу достал городскую, твёрдую, сыру кусок, бутылку водки поставил. Катя на водку покосилась только, но промолчала.
Себе она наливочки налила, посмотрела на Таньку и ей плеснула на донышко, только губы смочить. Да ещё компоту туда же налила, разбавила.
Отец водку открыл, налил себе полстакана.
- Ну, за встречу…
Катя робко посмотрела на брата и тихо сказала:
- Раньше-то ты не пил, Вань…
- А я и теперь не пью, - ответил отец, и закрыл бутылку. Спрячь-ка. Завтра гости придут. А сегодня – надо…
- Как вы тут жили?.. Расскажи. Катерина… Нагрузил я тебя, прости…
- Да что как, Вань… Нормально жили. Ребята хорошие. Болели мало, учились как надо. Веруня техникум окончила, теперь во Владивостоке живёт. Муж у неё моряк. Хорошо живут. Вот…
Катя взяла с комода карточку.
- Уж внуки у тебя, Вань. Костя и Настенька…
Отец долго разглядывал знакомую Таньке карточку – улыбающаяся Верочка, серьёзный Георгий в морской форме и два мвлыша, если не знать, где Костя, а где Настюха, нипочём не угадаешь, такие одинаковые, стриженные… Разглядывал и улыбался, и что-то такое в его улыбке было… Нежное, размягчённое…
Потом Катя Санькину карточку подала, армейскую.
Отец долго смотрел на Саньку и сказал:
- На меня похож. Да, Кать?
- А уж характер, так точно весь твой. Упрямый. Да в кого же ему и быть? Твой сын-то…
- А Татьяна,- сказал отец, - на Любашу похожа. Я к калитке-то подошёл, сердце рухнуло – Люба во дворе кур кормит…
- Похожа, - сказала Катя, - я уж давно приметила.
« А мне и не говорила, что я на мать похожа…», - подумала Танька.
и вдруг сказала:
- А Катя тоже техникум окончила. И медаль у неё есть, вот.
Отец с уважением посмотрел на Катерину:
- Выучилась, Кать? И всё на птичнике?
- Вот за кур и медаль, - тихо сказала Танька, удивляясь себе. Никогда прежде она не хвастала Катиной медалью.
- Нюша помогала. Я когда на сессии, Нюша детей смотрела. Никогда бы я без неё ничего не окончила. Она только с виду суровая, – улыбнулась Катя, - а душа у неё добрая. А медаль… Что медаль. Ну, есть. Работаю, как могу. Ты-то как Вань? О себе расскажи.
- Да я что… Помотало по стране. А я думал, ты за Венькой… Или не нужна ему стала с дитями-то?
Катя опустила глаза и сказала:
- Да что Веньку поминать. Женился давно, уехал… Оно к лучшему…
«Вон и Венька какой-то объявился» - подумала Танька с обидой. «Ну, Катя ничего не говорила, понятно. А Верунька? Маленькой меня считали. Думали, не пойму…»
- Катя, ведь забыл совсем,- сказал отец.- Ну-ка, Танюшка, дай мою сумку!
Он порылся в глубине сумки и достал оттуда маленькую длинную коробочку.
- Вот, Кать. Тебе…
- Ой, да что выдумал-то, - Катя открыла коробочку и Танька увидела маленькие блестящие часики на позолоченной браслетке.
- Ой, какие… - восхитилась она.
- Да, зачем ты Ваня, - сказала Катя,- есть часы-то у меня, совхоз подарил.
- Всем передовикам вручали, - опять встряла Танька.
- Если только Танюшке, - продолжила Катя.
- Ну, пусть Танюшке, - сказал отец. - Ну-ка примерь, дочка… Браслет завтра убавлю.
Танька надела часы на руку. Какие часики! Как она мечтала именно о таких! Думала, когда пойду работать – первое, что себе куплю, такие вот часики, в магазине, в Луговом видела…
- Ну, тогда тебе, Катя, вот…
Отец достал ещё одну коробочку, поменьше, открыл.
- Серёжки, - ахнула Танька, - золотые!
Серёжки были маленькие, аккуратные и в каждой был крошечный розовый камушек.
- Да зачем ты, Ваня, - повторила Катя, - всё у нас есть…
- Катя, Катя, какие они красивые, - воскликнула Танька, - Настоящие, золотые… У тебя есть, да простые совсем! Давай примерим!
Катя, смущаясь, вынула из ушей простенькие дешёвые серёжки и вставила новые.
Словно солнышки заиграли в горнице, так переливались и сверкали новые серёжки, поблёскивая камешками…
- Как красиво, - восхитилась Танька.
- Спасибо, Вань, - сказала Катя, только зря потратился-то… Ты надолго приехал?
Отец помолчал, потом сказал:
- Неделю дали. Только на дорогу в оба-то конца почти пять дней, получается, что у вас два дня только и побуду. На кладбище схожу… Я ведь за вами, Кать. Женат ведь я. Квартира у нас с женой большая, двухкомнатная. Вы с Танюшкой в одной, мы – в другой. Сынишка у меня есть, Танюшкин брат, Мишкой звать. Пять лет ему. Поедете?
Танька молчала, ждала, что Катя скажет. А Катя не торопилась. Сидела, голову опустила, в угол поглядывала.
Потом голову подняла, и, глядя на Ивана, сказала:
- Уж ты не серчай, Вань… Только я никуда не поеду. Что я там у вас в городе делать буду? Здесь я людям нужная. У вас там своя семья. Дом мой тут. Тут я сама себе хозяйка. Нет, не привыкшая я к городам, я тут останусь. Вон, Танюшка, если хочет…
Отец посмотрел на Таньку:
- Поедешь, доча? Жена у меня хорошая, Галя, говорит, без своих и не возвращайся, все вместе жить станем.
Танька опустила глаза в стол и нерешительно дёрнула плечом – не знаю, мол…
- Да что там! - горячо сказал отец. - Вот завтра к матери сходим и – собирайся! В городе учиться будешь! А Катя к нам ещё приедет, ты не сомневайся! Да и ты летом, как захочешь, сюда приедешь! А, Танюх?
Танька ещё ниже опустила голову и нерешительно кивнула…
- Вот и хорошо, вот и ладно! - Иван снова потянулся было к бутылке, но Катя отодвинула её подальше и Иван засмеялся.
- Ладно. Ты, Катюха, суровая была, такой и осталась.
У Таньки слипались глаза, и Катя негромко сказала:
- Иди-ка ты, ложись. Собираться уж завтра будешь…
Танька юркнула за занавеску, вытянулась на своей узенькой кровати, думала, что сразу заснёт, только подушку увидит. Но сон почему-то ушёл, совсем расхотелось спать. Она лежала тихонько и слушала, о чём говорят отец с тёткой. А они сначала ни о чём не говорили, молчали. Потом отец глухо сказал:
- Ты думаешь, почему я столько лет о себе знать не давал? Сидел, я Катя…
- Ой, - ахнула Катя.
- Да ты не бойся. Не грабитель я, не вор, не убийца. Врезал одному. За дело. А мне хулиганство приписали. Судили. Я на суде не молчал, вот и… Два года.
Отец снова замолчал. И Катя молчала. И Танька за занавеской притаилась…
Отец продолжил:
- Ты знаешь, мы с Любашей давно. С шестнадцати лет я за ней увивался. С армии меня дождалась. Детишек вон – трое. Никогда не спорили, всё дружно. Да что я тебе говорю, ты знаешь. А в тот день… Не в духе я был, что ли. Нагрубил ей. Ничего не сказала, только улыбалась. Танюшку укачивала. А потом и говорит: «Я к крёстной съезжу за реку. Дело у меня к ней». Я только рукой махнул – делай, что хочешь. Не надо было пускать её, а я… Верка с Санькой за ней увязались, но она их не взяла, даже цыкнула. Как знала… Не мог я в доме находиться потом, куда ни сунусь, за что не возьмусь – она. Детей тебе отвёл, думал, ненадолго, успокоюсь, вернусь, да не так всё повернулось. Устроился лес валить. Далеко отсюда. Думал, денег подкоплю, вернусь – увезу вас всех отсюда, сил нет моих здесь ходить, на этот лес, на речку эту смотреть… А сколько ни валим - всё зарплата копеечная. Ну, ребята и разобрались. Учётчика это дело было, нам одну цифру показывал, а в конторе – другую. А разницу себе в карман. Ну, я не стал заявлений писать, как многие, а тряхнул его при всех. Хорошо тряхнул, со всей злости. В больницу он попал. Ну, а меня посадили. За хулиганство.
Отец замолчал надолго, потянуло дымком его папиросы.
- Два года отсидел, - продолжил отец глухо, - но и там… Человеком остался. Везде можно человеком быть, Кать. Вышел, а куда идти? Паспорта нет, справка. На работу не берут. Жить негде. Подался к геологам, взяли. На сезонную работу. Ящики им с камнями таскал, ну и где чего помочь. А закончился сезон и опять я не у дел… На север махнул. В порту рабочим устроился. Жил в общежитии. А по весне к рыбакам, путина летом. И на Дальнем Востоке побывал, там где Верунька сейчас. В Артёме, в Находке… На север вернулся, паспорт восстановил, права. Искал место тракториста. А тут как-то вижу объявление - на автобазу шофёры нужны. А я ведь шоферил. Пошёл. Приняли меня. Ну, вот… Здесь и Галю встретил. Диспетчером она у нас. Молодая ещё женщина, а одинокая, с ребёнком маленьким. Тоже большой ложкой мёд не хлебала. И, знаешь, чем-то она на Любашу похожа… Характером ли беззлобным, глазами ли… Только потянуло меня к ней, ну и её ко мне. Комнатка у неё была – четыре моих шага. Стали жить, расписались. Мишку я усыновил, а как возьму его на руки, как прижмётся он ко мне… Своих, оставленных, вспоминаю. Как-то раз Галя и спрашивает: «Ваня, у тебя дети были? Не впервой тебе с детишками, я же вижу…». Ну, и рассказал я ей. Всё, как есть, рассказал. А тут квартиру получили, Гале дали. Две комнаты, большие, светлые. Говорит мне Галя: « Пиши своим. Немедленно пиши. Ты на ногах крепко стоишь, да и я зарабатываю. Узнай, где они, как. Им помощь твоя нужна…» Страшился я писать. А что как плохое узнаю? Ну, решился. Написал и неделю не спал, ответа ждал. А как получил, не поверишь – словно гора с плеч. Все живы, здоровы… Говорю Гале: « Ответ писать не буду. Сам поеду…». Она одобрила, да и говорит – не дело семье врозь жить. Сюда зови. Места хватит. И Кате, мол, работу найдём, и Танюшка учиться станет. И Санька, ежели захочет, пусть сюда едет после армии.
Отец опять помолчал.
- А Танюшке часики понравились, - сказала Катя. - Она давно заглядывалась, я знаю…
- Галя выбирала, - сказал отец, - говорит, а то ты такое купишь, ни приведи господи… Вместе пойдём выбирать. Серёжки тоже она выбрала.
- Спасибо, - сказала Катя,- Красивые… Хорошо, что с женой тебе повезло. А ехать – не уговаривай, Вань. Моё слово твёрдое.
Голоса раздавались всё глуше, перед газами Таньки поплыли часики, лицо отца, Белый луг, потом незнакомый город, дома, дома… Танька заснула.
Глава 7.
Утром Катя разбудила.
- Проводи-ка отца. Сам не найдёт, там уж не так всё.
Проводить нужно было на материну могилку. Иван нашёл в сарае краску, кисть отыскал. Пошли. И Полкан за ними увязался.
- К матери часто ходите? - спросил отец дорогой.
- Ходим… - уклончиво ответила Танька. Катя-то часто бывала, а Танька иногда, только в тот самый день и то не одна, с Катей.
- Ну, вот, пришли, - сказала Танька, когда они приблизились к сельскому кладбищу.
- Да-а…. – сказал Иван, - сам бы долгонько искал, - разрослось всё… Берёзка-то, я сажал, эвон уж какая… Ну, вот и я, Любаша. Пришёл…
Танька отошла в сторонку, пусть поговорит. Подняла глаза, надо же, берёзка и правда, вымахала. И листья ещё не пожелтели, стоит мамина берёзка. Катя говорила, она тоже лес любила, луга… Как Танька.
- Таня, - негромко позвал отец. Танька подошла, стала сухую траву убирать,
Ох, не бередите душу, Таня...