ага… Юрий Яковлев, Лариса Голубкина, Татьяна Шмыга… Ой, красивая кака-а-я… Танька доела котлету, подумала, не съесть ли вторую, но тут о себе напомнил Полкан. Он заглянул в тесную кухоньку и негромко гавкнул.
- Полкаша! Ну, прости! Забыла про тебя…
Танька положила в миску побольше каши, полила её бульоном из супа, и, подумав, положила туда же суповой кусочек мяса. «Кате скажу, что сама съела», - решила Танька. Курам тоже насыпала зерна, да воду сменила в их низкой ванночке. От жары куры не столько пили воду, сколько плескались в ванночке, забираясь туда своими куриными ногами. Хотела было вернуться к журналу, да с улицы окликнули. Оглянулась, а это Егорка. Стоит, улыбается.
- Таньша, а я тебе сенца привёз…
В руках у Егорки была ручки тележки с копёшкой свежего, пахучего сена.
- Ой, Егорушка! Мне? Ой, спасибо тебе! А поможешь на сеновал перенести?
- Утром накосил, - улыбался Егорка, - подвяло маленько, домой отвёз, а это тебе…
Вдвоём они быстро перетаскали сено на сеновал.
- Ой, хорошо! – Танька с наслаждением вдыхала запах сена, - Травками разными пахнет… Сегодня здесь спать буду!
- Только осенью, слышь, Таньша, верни… Не забудешь?
- Да что ты, Егорушка! Верну!
Танька принесла из дома старенькие одеяла, специально Катя для сеновала приготовила, и подушку. Плюхнулась на приготовленное ложе и засмеялась. Здорово! Раньше на сеновале спал Санька, брат. Нипочём не пускал Таньку, как она не просила. Говорил: «Ты мне тут мешать будешь. Трещать начнёшь… А я тут думаю». И как Танька ни божилась, как пионерским словом ни клялась – Санька был непреклонен. Танька знала, что Санька там стихи сочиняет, а потом их в маленькую книжечку записывает. Только он никому и никогда их не показывал, стеснялся. Один раз только Танька и слышала его стихи. Как-то раз были они с Катей в школе на празднике. Сама-то Танька ещё в школу не ходила, маленькая была. В школе ей всё понравилось: и зал, украшенный разными плакатами и цветными шариками, и концерт самодеятельности… И, вдруг, учительница вывела на сцену Саньку и сказала, что сейчас ученик пятого класса Александр Луговой прочтёт свои стихи. Санька долго молчал, так, что даже в зале стали хлопать и кричать: «Санёк, ну давай, Санек!» Тогда Санька покраснел так, что даже веснушек не стало видно и, глядя в пол, прочитал:
- Над лугами солнце в зное,
Птицы вьются в вышине.
Луговое, Луговое,
Как же дорого ты мне!
Рядом речка Луговина
Протекает не спеша.
С детства милая картина,
Здесь поёт моя душа!
Здесь дожди идут хмельные,
Здесь живёт моя родня.
Никогда я не покину
Сердцу милые края.
В зале зашумели, захлопали, а Санька сразу убежал. И больше не вышел, хотя ему даже кричали: «Ещё! Повтори!» Всех удивило, что надо же, вот их ученик, сельский парнишка, а стихи написал. Чудно…
Танька тоже хлопала, и Катя хлопала, а когда они шли с Катей домой долгой дорогой, сосредоточенно молчала, а потом вдруг остановилась и сказала:
- Катя, слушай:
Я сплету венок,
Погляжу чуток:
Очень мой венок хорош,
На корону он похож!
Я в лугах - Царевна,
Княжна-Королевна!
Катя прямо руками всплеснула:
- Батюшки мои!.. Это только мне теперь осталось тетрадку завести да стишки в неё записывать…
Но Танька стихи не записывала, у неё и тетрадки не было. Да и не запоминала она их. Они слагались сами, стоило только Таньке уйти далеко в луга. Даже не стихи это были – песни. Потому что мелодия тут же сама приходила, широкая, распевная, если в лугах. И грустная, протяжная, если Танька была в лесу. Но только, когда одна. Она очень стеснялась петь на людях, ей казалось, что голос у неё какой-то низкий, будто шмель гудит. У подружек вон звонкие, словно колокольчики. А у неё…Пока говорит – ничего, а как запоёт… А песни – что их запоминать. Новые придут, да и старые иногда сами запоминаются, настроение помнится и песня тоже.
Танька еле дождалась Катю. Как только услышала натужное дребезжание «пазика», тут же во двор выскочила.
- Кать, Кать, ты знаешь, нас сегодня Нюша в гости пригласила! А дачники у неё не дачники вовсе, а родственники, дяди Глебововой тёти Оли сестра - этому Алексею жена, а Наташа их дочка… А Егор мне сена привёз, я сегодня на сеновале ночую… Я завтра в кино пойду на «Гусарскую балладу», Наташа говорит, фильм хороший…
- Да, подожди ты тарахтеть! Кто кому сестра, а кому жена?
- У дяди Глеба есть жена, так? Ну, вот, а у неё сестра. Она и есть жена Алексея, а Наташа их дочь, поняла?
- Поняла. А чего это Нюша в гости зовёт-то?
- На пироги, Алексей сказал. Пойдём?
- Так не сама Нюшка-то приходила?
- Нет. Этот Алексей, Наташкин отец и сказал…
- Ну, так она, может, и не звала. А мы пойдём, вдруг. Может, Алексей из вежливости пригласил.
Но тут на соседское крыльцо вышла сама баба Нюша, большая, рыхлая и суровая.
- Катька! А, Катерина! – крикнула она. - Тебя что, дважды приглашать-то? Чести много… Давай, иди уже. Наливочки своей прихвати.
На Нюше был новый полушалок, никак подарок Глеб прислал, что ли. Собрались быстро. Катя достала из погреба бутылку с наливкой, огурчики малосольные, из кухни прихватила котлеты и хлеб. Попутно заглянула в кастрюльки.
- Не ела? – спросила строго.
- Ела Кать, чес-слово. Котлетину и мясо из супа.
- Суп, стало быть, не угодил? - мимоходом отметила Катя.
- Жарко было, – ответила Танька.
- И костей Полкану не дала, я же специально приготовила.
Катя вынесла Полкану кости, целую миску, и тот, виляя хвостом, обрадовано зарылся в них. Отчего косточек не погрызть, когда предлагают?
В горнице у Нюши уже было полно народу: Семён с Анной, Егорка с бабой Клавой, да Клавина соседка, Настасья, одинокая. Это Наташа всех обежала, пока Катерина с Танькой копались.
- Чего это ты натащила? – спросила баба Нюша, - Незачем. Огурцы свои есть и хлеба Анна принесла. Пирогов я настряпала.
Но Катя все равно всё положила на стол и не зря – все после работы, голодные.
Выпили наливочки, за знакомство. Девчонкам, понятно, вместо наливки баба Нюша компоту смородинного налила. Сначала знакомились, потом разговор пошёл про жизнь в городе, про совхоз, про Глеба, вспомнили Саньку. Танька видела, что Наташе скучны разговоры взрослых, да и самой-то не очень… Поэтому она тронула Наташу за руку:
- Пойдём на крыльцо!
- А удобно? – тихо спросила Наташа.
- Удобно, - и сказала громко:
- Мы на крыльце будем!
Во дворе было тихо, прохладно, жар спал. Слышны были где-то кузнечики, стрекотали негромко…
- Хорошо у вас, - сказала Наташа, - только скучно. Ни телевизора, ни библиотеки…
- Библиотека есть в Луговом, ну а телевизора, да… Нету. Вот в Луговом некоторые телевизоров набрали, а они не показывают - антенны такой нет, большой… Строить будут.
- Ретранслятор, - сказала Наташа
- Во-во, так и говорили…
- А что ты зимой делаешь? Ты здесь одна ведь?
- Ну, зимой! По хозяйству – печку растопить, дров принести, воды….
Книжки читаю, на лыжах в луга ухожу, ох, и хорошо там! А ещё мне всегда Егорка на речке кусочек расчищает, я там на коньках катаюсь. И горок полно, санки есть. Ко мне иногда Зина приезжает, подружка моя, весело тогда! Ну, ещё уроки учу.
- У тебя коньки есть? С ботинками? – спросила Наташа.
- Есть, не новые, только их прикручивать надо. Мне Санька, брат мой, ремешки специальные сделал.
- Ты хорошо учишься? – спросила Наташа. - Отличница?
- Ой, нет! – засмеялась Танька. - Только по литературе, да по русскому пятёрки. А остальные все четвёрки.
-А у меня по физике тройка… - грустно сказала Наташа. – У нас знаешь, какой физик? У него только две оценки: «двойка сильная» и «двойка слабая». У меня всегда «двойка слабая»…
- Как это? – удивилась Танька.
- Он говорит, что на пять знает только… Тут он поднимает голову вверх. Бог, наверное, – усмехнулась Наташа, - на четыре – автор учебника. Он сам – на тройку. Ну, а мы на двойки «сильные» и «слабые».
- Здорово, - засмеялась Танька,- а ты, в каком классе?
- В восьмой пойду. Что, удивилась? Я вообще-то должна уже в девятый, да год пропустила, болела сильно, с осложнениями. Вот потому и меньше тебя ростом даже. Врачи сказали, нужно на море. Вот мы и поедем. Там я окрепну. Надоело болеть…- тихо закончила Наташа.
- А я море только в кино видела, - сказала Танька.
- Да я тоже. Первый раз поеду. Я там, на речке, соврала тебе, что была. Просто хочется уже скорее, чтобы поправиться… Вот и кажется, что была.
- Ты там обязательно поправишься, - горячо сказала Танька, - море , оно знаешь какое? Там воздух морской, здоровый, солнце, все вылечиваются!
- Спасибо, - тихо сказала Наташа,- я тоже надеюсь…
Из избы открылась дверь, видно, Нюшиным гостям стало жарко. Сразу послышались голоса, а потом всё стихло, и низкий голос Семёна завёл:
- Степь да степь кругом…
Анна подхватила высоким голосом:
- Путь далёк лежит…
В той степи-и глухой,
- У-у-мирал ямщик.. - вступили Катя и баба Нюша, сильными звучными голосами.
- Ой, как поют у вас, - прошептала Наташа, - я даже в городе так не слышала… Как артисты…
А Танька слушала. Слушала, как сливаются голоса Нюши и Кати, и чего только ссорятся? Как разделяются на подголоски, давая солировать одному Семёну, и снова сливаются в один голос, как раздольно, свободно и мощно плывут голоса…
- Уж ты сад, ты мой сад, – завела сильным голосом Катя.
- Сад зеле-оненький, - подхватила Анна.
И снова песня лилась широко, вольно, распевно…
- Как хорошо, - повторила Наташа. - Как хорошо у вас поют!
- Я люблю, когда они поют, всегда слушаю, - сказала Танька.
- А ты? Не поёшь? - спросила Наташа.
Танька подумала секунду:
- Нет… У меня голос плохой.
- Что ты, - возразила Наташа, - у тебя очень красивый голос, глубокий. Ты должна хорошо петь. Просто сам себе не всегда нравишься.
- Думаешь, они зачем собираются? Не из-за наливки же. Чтобы петь. Они потом, знаешь, какими-то другими становятся, лучше… - задумчиво сказала Танька.
- Сронила-а коле-ечко, – завела Настасья.
- Со правой руки-и, – подхватила Катя.
- Забилось серде-ечко-о, – вступила Анна.
- О ми-и-лом дру-ужке …
Грустная эта песня нравилась Таньке больше всего. Может быть, оттого, что особую душу, любовь свою невысказанную, неразделённую, вкладывали в неё Настасья и Катя…
…Песни в хате смолкли, на крыльцо вышла Катя.
- Танюшка, прощайся с Наташей, завтра увидитесь. Пойдём-ка… Мне рано завтра.
- Нюша! – крикнула она в раскрытую дверь, - пошли мы, спасибо за угощение. До свиданьица всем…
Глава 5.
Танька с наслаждением растянулась на своём ложе, натянув спортивный костюмчик – всё же ночи прохладные, и ещё думала – закрыть дверку сеновала или оставить, чтобы на звёзды смотреть, как они там горят, мигают, шепчутся между собой… В школе говорили, звезды уже может и нет, погасла, а свет ещё идёт. Если это настоящая звезда, свет от неё идёт долго-долго… Катя ещё возилась на кухне, гремела там чем-то, а у Таньки уже слипались глаза.
-Татьяна, Таня, - вдруг раздался голос Кати совсем рядом. Татьяной Катя называла Таньку редко, если только сердилась, или не дома, а дома – Танькой, Танюшкой, Ташкой иногда…
- Что, Кать? – испуганно спросила Танька, высунувшись со своего «насеста».
Катя стояла у самой лесенки, ведущей на сеновал, прижав руки к груди, а в руках у неё что-то белело. «Письмо давешнее!», - догадалась Танька. «Может, важное что, а я запамятовала. Катя и рассердилась…»
- Ты про письмо забыла
Ох, не бередите душу, Таня...