РАССКАЗЫ ОДНОГЛАЗОГО ПИРАТА

само-управления.
 Но с другой стороны,  продолжал Гиперион, забав-ляясь всё больше и больше,   мне сейчас вспоминается один добродетельный человек (прирождённая вежливость не позволяет открыть, что это была женщина), который после падения в их стране надоевшей диктатуры тут же вспомнил, что его дедушка был дворянином, и тогда он скорым шагом устремился в Дворянское Собрание. Там уже успело собраться довольно много незначительных от-прысков значительных фамилий. Все они с недоумением таращили друг на друга глаза и понять не могли, чем им надлежит заниматься. Ходят слухи, что там кто-то немед-ленно умер от скуки. А почему бы и нет?
Филогену преждевременная гибель ни от скуки, ни от недопонимания собственной исключительности, по всей видимости, не грозила. Он принадлежал к той счастливой породе людей, о которых природа печётся просто так, от избыточной щедрости своей отзывчивой натуры, ничего не требуя взамен. И слава богу, что не требуя, поскольку по-лучить от этого молодца что-либо существенное было бы совсем непросто. Ирония Гипериона отскочила от него, как кокосовый орех от брони линкора.
 Почему ваше сиятельство изволят путешествовать пешком?  спросил затем король, искоса поглядывая на стоптанные башмаки Филогена.  Может быть ваши лека-ри предписали вам послеобеденный моцион?
 Увы, увы, коварство судьбы, происки недоброжела-телей и предательство друзей привели меня к тому, что те-перь я вынужден скитаться среди простых и неблагород-ных людей совершенно непризнанным, неоценённым, не имея возможности со вздохом облегчения преклонить ус-талую голову, несомненно предназначенную если не гер-цогской короне, то хотя бы золотому обручу баронета.
 Что вы говорите!  лицемерно всплеснул руками Гиперион.  Неужели люди совсем уж разучились заме-чать и ценить подлинное величие?
 Да,  ответил Филоген и тепло обнял короля за пле-чи,  это действительно так. Но теперь я вижу, что сегодня нашёл подлинно близкую мне душу и поэтому смело могу довериться вам и вашей доброжелательности. Надеюсь, вы поймёте меня правильно и, отбросив неправильные пред-рассудки, поможете мне на ближайшей же ярмарке занять-ся незаметным, но зато справедливым перераспределением собственности, по большей части принадлежащей, как это ни печально, совершено не заслуживающим её особам.
 Так уж получилось,  меланхолично заметил Гипе-рион,  что до сих пор я смотрел на собственность всё больше как на чисто философскую категорию.
 Я мыслю не столь категорично,  возразил достой-ный продолжатель Адама,  и поэтому рассматриваю соб-ственность как нечто, подлежащее обязательному переме-щению из чужих  карманов в мои посредством элементар-ной ловкости моих хорошо тренированных пальцев.
 Ужели вы имеете в виду кражу?  нервно вскричал король, до которого начала доходить суть дела.
 Да-да, друг мой,  смиренно отвечал Филоген.  И не нужно делать большие глаза. Лучше почитали бы Пру-дона, утверждающего, что собственность  это кража. Не поленимся обратить сей замечательный тезис и получим: кража  это собственность. А в собственности уже нет ни-чего предосудительного. Видите, как всё просто?
Гиперион никогда не читал Прудона и даже не надеял-ся, что такая возможность выпадет ему в обозримом буду-щем.
 С большим сожалением я вынужден отклонить ваше лестное предложение,  сказал он.  Потому что не имею призвания к социальным экспериментам, в какой бы форме они не проводились. К тому же сегодня я убедился, что от-дельные экспериментаторы ввиду незрелости общества могут нарваться на хорошую трёпку, к которой мой орга-низм не питает никакой склонности.
 Жаль, жаль,  взгрустнул при расставании Филоген,  а я-то надеялся, что вы сумеете вместе со мной полно-стью разделить мнение Лабрюйера о несовершенстве че-ловека и действовать сообразно этому удручающему фак-ту. Мне казалось, что мы могли бы вместе славно поохо-титься на Золотого Коня, но, видать, не судьба.
 Вы сказали   Золотого Коня?  поразился король.
Потомок Адама  ответил Гипериону скорбным взгля-дом, вроде того, который послал умирающий Меркуцио ошарашенному Ромео, потом безнадёжно махнул рукой и отвернулся.
                                            4.

Золотой Конь удачи!  Я так часто слышу твой топот. Слышу, как лихо ты проносишься мимо, всякий раз мимо, а вслед тебе с мольбой и надеждой тянутся руки заворо-жённых твоим блеском людей. Все их дела, тела и помыс-лы так или иначе принадлежат тебе, а звон твоих неутоми-мых копыт звучит для их ушей лучшей на свете музыкой. Как стремятся все они ухватить тебя, пролетающего, за хвост, за гриву или хотя бы прикоснуться к твоему движе-нию и уловить твоё горячее дыхание!  Неслыханное богат-ство, а с ним бесконечная власть и исполнение самых ди-ких желаний  всё это ты, безумная мечта неразумных и ничтожных людей (и не только их!). Им уже не хочется вспоминать про смешную Золотую Рыбку с её нехитрыми дарами, им нужно больше, и ещё больше, им нужен весь мир, с которым они потом всё равно бы не знали что де-лать. Потому что их невозвышенные души не удаётся уви-деть даже в самый сильный микроскоп. А в глазах у них беспрестанно вспыхивают  золотые молнии наживы, и они больше ничего уже не могут рассмотреть.
Больной телом и душой итальянец Леопарди писал, что блаженство  в одних лишь желаниях. Если это так, то ты, род человеческий, блажен стократно, ибо чего-чего, а желаний у тебя хватает. И все эти желания крутятся вокруг Золотого Коня, как африканские стрекозы вокруг выбро-шенного волной бегемота, утонувшего по собственной не-осмотрительности.
                                           5.

Сочинитель этой пока ещё не нашумевшей повести очень любит, когда ему кстати или некстати указывают, что он должен делать. Потому что без ценных указаний, которые непрерывно поступают со всех сторон, автор со-вершенно растерялся бы и быстро позабыл, что он собира-ется поведать нетерпеливому читателю. Самое главное  так писатель решил для себя с самого начала  ни на грамм не уклоняться от истины, хотя прекрасно понимает, что это вовсе не путь к быстрому успеху, поскольку простой народ с радостью согласится на любую выдумку, лишь бы она хоть немного смахивала на детектив.
Вот и сейчас автору подсказывают, что солнце скло-нилось к закату (и этот факт является совершенно досто-верным) и нашего героя следует куда-то определить, пока совсем не стемнело. А теперь взгляните на нижеследую-щий текст и поразитесь, с какой лёгкостью, с каким непо-вторимым изяществом это было сделано. Всего делов-то!
Завечерело, и пришла пора подумать о ночлеге. А вот и постоялый двор. Хозяин этого человеколюбивого заве-дения предусмотрительно выстроил его не в самом городе, а на подходе, что должно было немало сократить число последних шагов усталых и, главное, невзыскательных путников, а заодно давало понять муниципальной поли-ции, что здесь в её услугах не слишком нуждаются.
Гостиница (нам это слово представляется вполне веж-ливым эвфемизмом) называлась   нет, вы не поверите!  «Золотой Конь».
 Ну и ну!  только и мог подумать король, уставив-шись на вывеску  весь во власти чувств, ближе всего нахо-дящихся к полному изумлению.  Я вижу, что плод моего шкодливого воображения   Золотой Конь  стремительно обрастает плотью. Просто мистика какая-то!
Так уж от века устроена безусловно слабая человече-ская натура, что готова всё хоть чуть-чуть непонятное сра-зу же списать на всё объясняющую мистику или, на худой конец, на пришельцев из космоса. Разумеется, всё это со-вершеннейшая ерунда, но в данном случае автор этих не-долговечных строк, осуждённых на скорое и вполне за-служенное забвение, сам бесконечно удивлён случившим-ся и готов вслед за Гиперионом (можете также звать его и Пеликеном) повторить, что всё это прямо-таки мистика и ничто иное.
Но можно и не спешить с выводами, а просто повни-мательнее рассмотреть вывеску. Слегка напоминающий золото цвет коня, изображённого на ней, вполне мог быть связан с тем, что у живописца под рукой оказалась одна только жёлтая краска. Не исключено также, что этот безы-мянный маэстро не умел писать ничего, кроме лошадок, да и последних он ввиду слабости таланта писал настолько неузнаваемыми, что всякий раз приходилось давать сопут-ствующую, всё разъясняющую надпись. Вот вам рацио-нальное объяснение  это я говорю тем, кто готовится по любому пустячному поводу слишком поспешно впасть в малопродуктивное мистическое исступление.
Наш король в такое жалкое состояние не впал и дико-винные гипотезы строить не начал, а просто повертел но-сом и сказал: «Ну и ну!». Про мистику же, думается, он сказал просто так, для красного словца.
Хмурый хозяин отвёл Пеликена в отведенную ему комнату (стоит ли подробно описывать её убожество?), но через минуту вернулся и попросил нового постояльца спуститься вниз, где его ждут важные персоны.
«Интересно, откуда взялись в этом свинарнике важные персоны?»  подумал Гиперион, забыв на миг, что и он сам вместе со своим высоким саном является в данный момент гостем этой непрезентабельной харчевни.
Спустившись по боковой лестнице, король попал в до-вольно обширное помещение, лишённое окон и освещён-ное  факелами, укреплёнными вдоль стен.
 Однако,  только и смог  сказать Пеликен.
Вы бы тоже сказали «однако», очутившись на его мес-те, потому что иное слово вряд ли пришло бы вам в голову.
Посредине комнаты стоял длинный стол, вокруг кото-рого застыли десятка два фигур в чёрных треуголках и чёрных плащах. Лица таинственных заседателей были скрыты чёрными бархатными масками, и если вам придёт в голову, что всё это сборище выглядело достаточно зло-вещим, я с вами охотно соглашусь.
Все молчали, и в тишине особенно хорошо слышалось весёлое жужжание двух мух, которые почему-то решили устроить свои игры именно в этом мрачном месте. Их жи-вой, беззаботной метушне противостояло траурное колы-хание факельных огней, вносившее тем свой посильный вклад в создание настроения тревожного ожидания.
Тем, кто хоть раз в жизни был в театре, наверное не следует долго объяснять, какое значение для любой сцены (в том числе и житейской сцены) имеет правильно вы-бранное освещение. Попробуйте поместить Гамлета в свет голубого прожектора, и всем сразу станет тошно от такой безвкусицы. Ну а Мефистофеля, пересекающего вкрадчи-вым шагом подмостки, обязательно должны сопровождать кроваво-красные блики. Иначе это будет не Мефистофель, а чёрт знает что. В описываемом нами помещении неус-тойчивый свет смолистых светильников был явно тем, что требовалось по замыслу.  
И вот начался допрос.
 Ты кто?  спросили Гипериона.
 Человек,  ответил он, сразу решив про себя не слишком потакать этой тёмной публике.    
Такая прямая и честная отповедь обычно не исчерпы-вает все вопросы, а, наоборот, приводит к возникновению всё новых и новых. Так и случилось.
 Как тебя зовут?
 И так,