[justify]
Глава I
Известие застало Казанцева не в самое лучшее время. Когда раздался телефонный звонок и смурной, полузабытый голос сообщил о смерти Гришки Терещенко, Казанцев сидел на кухне в трусах и грязноватой майке, попивая горькую, и мрачно глядя в распахнутую створку окна на мужиков, забивающих «козла». Горькую он потягивал с самого утра, продолжая процесс, начатый еще с вечера. Не то, чтобы для этого имелся особый повод, нет. Просто так уж сложились обстоятельства, так уж мазь лягла. И не потому ему не хотелось выйти во двор к мужикам, что он считал себя выше их, нет. Просто он был другим. Он был опером, а не мужиком. При всем своем к ним уважении.
Гришка Терещенко тоже был опером и человеком городским. Но так уж сложилась кривая судьба, так уж ему мазь легла, что пришлось Гришке ехать в район на должность участкового. Теперь он помер. Он-то, конечно, переслужил сверх пенсии, но с чего было помирать в сорок три года? Казанцеву было сорок семь, он не вел здоровый образ жизни, но помирать не собирался. Казанцев был пенсионером, но продолжал оставаться опером, от этого избавиться невозможно.
Проблема с Гришкой состояла в том, что в городе он развелся с женой, с квартирой и со всем, что было в квартире, а в селе у него не было ничего, кроме служебной хатенки и табельного пистолета, даже его начальство сидело в райцентре, и хоронить его было некому. Смурной голос по телефону сказал, что мы-то, конечно, скинемся, но нужен организатор. Быть организатором никто не вызвался, поэтому телефонный звонок и раздался в квартире у Казанцева. Казанцев хорошо знал, что все Терещенки похоронены на городском Мушкетовском кладбище, и закапывать Гришку на каком-то деревенском погосте, будет, что называется, «впадлу».
Поэтому, Казанцев навел в кружке мощный чифир, залез в свою старую «шестерку» и поехал в Красный Партизан. Духан, конечно, был атомный, но всех гаишников в районе Казанцев знал в лицо и по именам.
Гришка, как помер, так и лежал, весь синий, на каком-то драном диване и уже припахивал, никто его даже не накрыл хотя бы какой-нибудь тряпкой. Он был в мятой форме, фуражка лежала рядом на полу. Пистолет, разумеется, забрали, но кобуру оставили, и она торчала на его вздувшемся животе, с расстегнутым клапаном. Свидетельство о смерти лежало в фуражке, видимо, его просто не знали кому отдать или куда сунуть. В свидетельстве было написано, что смерть наступила «от остановки сердца». Очень исчерпывающий диагноз.
Казанцев глотнул из фляжки и начал Гришку раздевать. Это было сложно, поскольку все, что могло впиться в тело, - пуговицы, молния, резинки и завязки, - в него впилось. Вся нижняя часть тела, - затылок, спина, ягодицы и ноги были покрыты синими пятнами, но никаких видимых повреждений Казанцев не обнаружил. Он пошевелил Гришкину челюсть. Челюсть ходила легко, но сломана не была. Нос, уши и ребра тоже были в порядке. То есть, Гришку, во всяком случае, не били.
Казанцев принес воды из колодца, выложил Гришку на стол и, как мог, так и обмыл его. Потом поискал среди одежды, но ничего, кроме мятых джинсовых тряпок не нашел, и снова одел его в форму.
Казанцев посидел рядом, обдумывая, что делать дальше. Гроб, - раз. Пару венков, - два. Место на кладбище, самое сложное, - три. Копачи, - четыре. Сколько бабок? А черт его знает. Казанцев уже похоронил отца, но это было давно, и он понятия не имел, сколько это может стоить сегодня. Обращаться к бывшей Гришкиной жене, к этой гниде, было совершенно бессмысленно. От конторы, кроме телефонного звонка, пока что ничего не поступило. Ладно, прорвемся, как-нибудь. Всегда при жизни прорывались. И при смерти прорвемся.
Казанцев выпил еще малость и лег спать рядом с Гришкой, на полу.
Глава 2.
Контора помогла, - подогнали «уазик» для перевозки тела. С местом на кладбище тоже помогли, у Казанцева не было оснований «гнать волну» на бывших сослуживцев. Но все остальное ему пришлось делать самому.
Возле гроба, перед его погружением в могилу, стоял сам Казанцев, четверо пацанов, то ли из УВД, то ли из райотделов, которым просто хотелось отлынить от работы, и больше никого.
- «Мусор», - пробормотал один из могильщиков, подходя к гробу с гвоздями и молотком в руках.
Казанцев глубоко вздохнул. Ему очень не хотелось, но куда ж было деваться. Он подошел к могильщику и быстрым ударом сломал ему нос. К нему подскочиди сзади еще двое. Но Казанцев был привычен к таким делам и без особого труда свалил их на землю локтевыми ударами. Эти ребята не сильно его обидели. Но тот, который сказал «мусор», требовал дополнительной обработки. И Казанцев принялся методично избивать его ногами, стараясь попасть в печень и в почки. Пацаны из УВД или из райотделов особо никуда не вмешивались. Они просто молча совали кулаки под ребра двум друзьям могильщика, глядя куда-то в сторону. Друзья хекали, роняя на влажную землю пенистые слюни, потом упали, вскочили, побежали и скрылись из глаз.
Могилу закапывал сам Казанцев и четверо ментовских пацанов, которые сняли свои пиджаки и повесили их на ближнюю оградку. Гробокопатель, сказавший «мусор», несколько раз пытался подняться, но его каждый раз сбивали с ног ударами в голову или колени. Потом, закончив работу, ему позволили уползти. После этого, ментовские пацаны пошли своей дорогой, а Казанцев пошел домой и напился, как свинья.
Ночью ему снился Гришка Терещенко, стоящий возле кладбищенских ворот с протянутой ментовской фуражкой в руке. Казанцев хотел дать ему денег, но денег не оказалось. Тогда он решил высыпать ему какую-то мелочь. Но из горсти, в ментовскую фуражку посыпались пээмовские патроны.
Глава 3.
На следующее утро, Казанцев, еще сильно похмельный, поехал в Красный Партизан. Он хотел забрать Гришкино имущество. Конечно, ничего ценного там не было. Но могли оказаться какие-то личные, интимные вещи, фотографии, например. Казанцеву не хотелось, чтобы они валялись на мусорной свалке, выкинутые новым квартиросъёмщиком. А забрать их сразу, когда выносили тело, ему в голову не пришло, она была забита другими делами.
Ключ у него был. Когда он открывал перекошенную дверь, через забор за ним наблюдал заросший щетиной мужик. Казанцев кивнул ему, но мужик не ответил.
Перебирая вещи, Казанцев наткнулся на жестяную коробку, в которой лежало штук пятьдесят патронов для пээма. Он сразу вспомнил свой сон. Каждая пуля была распилена крест-накрест, как жакан. Казанцев знал, что так делают для того, чтобы стальной сердечник мог выскочить из тампаковой «рубашки» и пробить бронезащиту. В кого Гришка собирался стрелять? В принципе, он мог у кого-то изъять эти патроны и заначить. Но пятьдесят боевых патронов для пистолета, это не шутка. А Гриша Терещенко мог закрыть глаза на проделки хулиганистого пацана, но никогда не стал бы покрывать серьёзного урку. Значит, он купил патроны у кого-то из разрешительной системы. Казанцев и сам так делал, когда ему еще было интересно пострелять в посадке из табельного ствола. Однако, Гриша Терещенко давно вышел из того возраста. Если он купил патроны, значит, на то была веская причина. Какая?
После этой находки Казанцев перестал просто перебирать барахло и начал методичный, профессиональный шмон. Вскоре, под одной из базальтовых плиток, покрывавших пол в погребе, он обнаружил углубление. Там лежала жестяная банка из-под кофе, на двести грамм. Её доверху заполнял зеленовато-бурый порошок. Казанцеву не понадобилось совать туда пальцы и облизывать их, чтобы определить, - это ацетилированный опий. Ацетилированный опий, это промежуточный продукт, между исходным растительным сырьем и героином. Из-за рубежа возят только конечный, чистый и компактный продукт, нет смысла возиться с полуфабрикатами. Поэтому, ацетилированный опий бывает только местного производства. Около двухсот грамм ацетилированного опия, - это почти промышленное количество. Его невозможно получить из сырья, собранного на огороде. Значит, должна быть плантация.
Всё это Казанцев ухватил единым блоком. Он всю жизнь был опером и остался им. Ему не требовалось перебирать цепь логических размышлений, чтобы добраться до заключения.
Он положил банку на место, забрал Гришины документы и фотографии и сел в машину. По дороге он купил хорошей закуски и бутылку «немировской» горилки.
Подходя к Гришиной могиле, он заметил двух угрюмых могильщиков, которым давеча насовали в бочину. Третьего не было. Казанцеву совсем не хотелось каждый раз, приходя к Грише, вступать с ними в разборки. А еще больше ему не хотелось, чтобы они ходили ссать на Гришкину могилу.
- Ну, ладно, мужики, - сказал Казанцев, поравнявшись с ними. – Ну, не по делу вы подвязались, конкретно. И мы целый день на нервах. Погорячились. Короче, предлагаю проехать. И помянуть, по-человечески.
Он раскрыл перед ними свой пакет с припасами. Мужики переглянулись.
- Ну, ладно…, - помедлив, сказал один из них, втыкая лопату в землю. – Помянём, раз так.
Этим гробокопателям тоже не очень-то хотелось иметь постоянные разборки с ментами.
Они разместились неподалеку от свежего Гришкиного холмика. Молча выпили по кругу из одного стакана. Закусили, накатили еще пару раз.
- А где ваш третий? – как бы невзначай, начал разговор Казанцев.
- Болеет, - ухмыльнулся самый разговорчивый. – Душой. Он сам бывший мент. Только отсидевший. И на контору сильно обиженный.
- Ну и хрен с ним, - легко махнул рукой Казанцев. – На обиженных, по жизни, воду возят. А вам тут что платят?
- От выработки зависит, - с набитым ртом промычал разговорчивый. – От клиента.
- Хороший клиент за двоих платит, - вступил второй могильщик.
- Это как? – не понял Казанцев.
- А так, - весело сказал разговорчивый, справившись, наконец, с куском колбасы. – Как цыган хоронят, знаешь? Могилу кирпичом выкладывают. Это денег стоит. А как мусульман хоронят, знаешь? Сначала яму копают, потом в стенке выдалбливают нишу для покойника. Вот так и хорошего клиента вставляют. Хоть он русский, хоть черный, хоть кто. Еще и нишу кирпичную делают. Все это накрывается плитой. А сверху насыпают гранулат, потом уже землей. И плитку вокруг могилы сразу ложат так, чтобы нишу прикрыть, и чтобы соседи не прихватили. Дорогая работа.
- Зато клиент не промокнет, - солидно добавил второй могильщик, наливая себе в стакан.
- Покойник в сухости долго хранится, - кивнул разговорчивый. – Сам видел. Особенно, если гроб пластиковый. Если перезахоронить надо, нет проблем. И место по новой можно использовать. А если родственникам место надо, так оно всегда под рукой. Плиту поднял, гроб рядом с нишей поставил, всего делов. Можно и троих упаковать, если кладку малость нарастить.
- Хороший клиент и за троих заплатит, - веско сказал второй могильщик, зажевывая водку огурцом.
Казанцев не стал задавать вопросы на счет конкретной оплаты таких операций, понимая, что работа, - левая, и вопросы будут неуместны. Они допили бутылку досуха и доели до крошки, на чем общение и закончилось. Потом, поколебавшись, пожали руки и разошлись. Дружбы не возникло, но перемирие, во всяком случае, состоялось.
Глава 4.
На восходе следующего дня Казанцев бросил в багажник рюкзак с самым необходимым, сел в машину и поехал в Красный Партизан.
Казанцев всю жизнь проработал оперативником. У него были
