Глава 1.
- Вы хотите поступить на работу именно в нашем районе? – начальник районного Управления культуры строго посмотрела из под очков на молодого человека (двадцать восемь лет, надо же, какой молодой…), робко пристроившегося на краешке стула.
- Меня к вам прислали из городского Управления. Вот командировка.
- И Вы хотите… работать в музыкальной школе?
- Хотел бы.
- Но… у Вас N- ская консерватория… Вы могли бы работать…я не знаю, концертмейстером… Да просто выступать, как концертирующий музыкант!
- Мог бы.
- Вы, простите, скрипач?
- Скрипач. Могу преподавать фортепиано. Могу руководить ансамблем. Знаю оргАн…
- Ну, оргАна у нас нет… - заведующая сняла очки, - нет у нас пока оргАна…
Она задумчиво смотрела на него, словно говоря: « Вот так случилось…ОргАна нет, и Вы нам не подходите!»
Но Петр Семёнович звонил лично… Велел взять.
«Куда хочешь, туда и бери, Нина Васильевна. Отказать права не имеем. Ну, нет у нас такого права… А уволить… Всегда найдём за что…»
- Знаете, в музыкальных школах мест сейчас нет, - слукавила она. – А вот в Доме пионеров, есть тут замечательный Дом пионеров, там как раз нужен руководитель струнного ансамбля. Виолончель Вы ведь тоже знаете? Они недавно закупили инструменты, идёт набор в кружок…
«Да, - с досадой подумала она, - чёрт бы тебя побрал… Как ты ими дирижировать-то выйдешь?»
Она ещё раз посмотрела на музыканта, сидевшего перед ней. Хорошо, что Пётр Семёнович предупредил, а то и упасть можно…
Мало сказать, что он был некрасив. Он был уродлив. Одна нога была чуть короче, и он её приволакивал. Правое плечо намного ниже левого, отчего и руки казались разной длины. А этот уродливый горб! Голова сидела прямо на торсе, вроде и шеи никакой не было… Ну, лицо ничего, приятное лицо, можно сказать. Большие, тёмные, чуть навыкате глаза, широкие брови, волнистые волосы…. Вот только складки возле губ портят. Горькие какие-то складки… Видимо, отовсюду, где он работал, его уже попросили. То-то же он аж из N- ска к ним добрался… Не близко, прямо скажем. И печатей в трудовой книжке уже… А ведь только пятый год работает. Правда, везде «по собственному»… Ну-ну… «И у нас не задержится!», - победно подумала она.
- С жильем у Вас …как? – спросила, не глядя.
- Пока никак.
- Где же Вы думаете… сегодня расположиться? – посмотрела она сквозь музыканта. А всё равно уже рассмотрела: костюмчик дешёвенький, рубашечка - так себе. Галстука нет. Видимо, не носит галстук. Конечно, почти без шеи… А как же он дирижировать-то будет? Там фрак нужен, бабочка… Фу, о чём это она, господи… В районном-то Доме пионеров – фрак?
- Значит так. Возьмёте у Зои направление и идите, устраивайтесь.
Она явно услышала, как он облегченно вздохнул. Не везде, значит, брали… «Ладно. Поживём, посмотрим, увидим. Что там за Консерватория такая… С проверочкой нагрянем… Может, и года не продержится. Неприятный какой…», - уже успокоенно подумала Нина Васильевна. Ах, да… Надо же директору Дома пионеров позвонить. Чтобы не упал в обморок сразу… Она нажала кнопку селекторной связи.
- Зоенька, соедините меня с Александром Степановичем из районного Дома пионеров ... Срочно!
Глава 2.
- Эта комната не подходит для хранения инструментов… Там сыро. Он говорит, скрипка – очень капризный инструмент… Говорит, там деки многослойные. Расклеятся, звук будет, как сквозь вату… Он просит подыскать другое хранилище для инструментов.
- А ещё что он просит? - саркастически спросил директор Дома пионеров, мельком взглянув на пожилую женщину в очках с толстыми стёклами, завхоза Дома пионеров. – Может, ещё что требуется? А? Здесь не Кон-сер-ва-то-рия! Так ему и передайте, Анна Ивановна. А не нравится, так… - он умолк, не договорив.
- А ещё помещение для репетиций слишком маленькое. Звук концентрируется, и музыканты не будут слышать не то, что друг друга, но и себя… Мария Алексеевна тоже так говорит… - робко добавила Анна Ивановна, мельком обернувшись на дверь, словно там, за дверью и стояла художественный руководитель Дома пионеров.
«А ведь и стоит, пожалуй», - развеселился Александр Степанович.
- Мария Алексеевна! – повысил он голос. – Заходите, не стесняйтесь!
Дверь, действительно, тут же слегка приоткрылась и в неё протиснулась худощавая женщина средних лет. Короткая мальчишеская стрижка делала её моложе, а вздёрнутый решительно подбородок говорил о том, что она намерена дать бой директору и намерения у неё серьёзнейшие…
- Александр Степанович! – торжественно сказала она, но тут же как-то сбившись с напыщенности, произнесла:
- Илья Наумович - хороший специалист. Он совершенно прав. Инструменты дорогие, они просто будут безнадёжно испорчены. И помещение… Скоро юбилей завода, столько приглашённых… Не можем же мы банально опозориться, в самом деле…
- Да мы с ним и так!.. - повысил было голос директор, но внезапно остыл. – А, ладно. Разведите их с хором. Ну, по разным дням недели, как там получится. Понедельник-среда-суббота, вторник-четверг-воскресенье… И помещение найдите! Для этих самых… инструментов. Всё, идите.
Он протянул руку к телефону, давая понять, что аудиенция окончена.
Анна Ивановна, завхоз Дома пионеров, прежде, чем уходить, заглянула в комнату, где среди футляров со скрипками и виолончелями сидел Илья Наумович Штерн, руководитель струнного коллектива.
- Ну, нашла я тебе комнату, Илья Наумыч… Сам разрешил. Пожалел-таки инструменты. Они ведь денег стоят, а кто ему в другой раз даст…Посмотришь? Или уж завтра? И перенесём тогда… Домой-то когда пойдёшь? Попозже? Ну, я тогда на ужин чего приготовлю…
- Да, Вы не беспокойтесь, Анна Ивановна… Я ещё посмотрю эту комнату … И инструменты сам перенесу, мне не трудно… - смутился Илья Наумович.
Он пока, временно конечно, проживал у Анны Ивановны. Она жила одна в маленькой «двушке», муж давно умер, сыновья разъехались, кто куда. Она и предложила-то сама, когда выяснилось, что жить новому сотруднику негде. А так всё живая душа. Что ж с того, что страшноват, зато человек умный…
Мария Алексеевна, худрук Дома пионеров, домой не торопилась. Муж в командировке, сын в студенческом стройотряде, дочь в пионерском лагере. Нет, всё-таки хорошо, что этот парень к ним пришёл работать, судя по всему, далеко не глуп и в деле своём разбирается. Вот только… Она сняла трубку и позвонила по местному телефону на вахту.
- Иван Ильич! Будьте добры, посмотрите журнал записей в кружки… Да, давайте во все. Так… А в кукольный? Хорошо… Танцевальный? Ага… Хор? Да что Вы! Очень хорошо!
Посмотрите ещё скрипичный ансамбль… Сколько? Спасибо…
Она положила трубку и задумалась. Всего четверо. Это не ансамбль, а только квартет. Если никто больше не запишется, кружок придётся закрывать… Жаль парня. Очень жаль.
Глава 3.
Илья Наумович Штерн тоже не спешил домой. Да, и дома-то своего, по правде сказать, у него никогда и не было. Родителей он не помнил. Говорили, что мать умерла при родах, а отец через год умер от горя… Только можно ли умереть от горя? Маленький Илья сомневался… От горя нельзя умереть и от обиды тоже нельзя. Хотя иногда так хотелось. Не умереть, нет. А чтобы о нём все забыли... Правда, особенного горя, живя в семье дяди, старшего брата отца, он не знал, а вот обид – это да, хватало. Особенно на улице…
Лет до трёх он был как все. А потом кто-то заметил, что одно плечо у него ниже другого, и ходит он как-то неправильно, подволакивая ногу. Тетя Сара, дядина жена, повела его к врачу. С ним нужно было заниматься. Особенная физкультура, плавание, какие-то процедуры… А у дяди, кроме него, ещё трое своих. Какая физкультура. А плавать можно в лимане, где все плавают.
Ему было лет пять или шесть, когда дядя принёс в дом футляр со скрипкой. Скрипку Илья уже слышал, на Привозе. Там играл старый седой человек, возле которого лежал раскрытый футляр от скрипки… И люди бросали в него кто мелкие деньги, кто кукурузу или кусок солёной рыбы. У кого что было. Илья всегда подолгу стоял возле музыканта, пока тот не собирал всё, что ему набросали, в холщовый мешочек, бережно укладывал скрипку в футляр и неторопливо-устало плёлся с Привоза…
- Исаак, - тихо сказала тётя Сара, - детям есть нечего… А ты покупаешь скрипку.
- Молчи, Сара, - ответил дядя. – Мне её подарил Мойша. За то пальто, помнишь, что я сшил его сыну? Нет у него больше сына… И скрипка не нужна.
Дядя осторожно открыл футляр и вынул скрипку. Он положил её на левое плечо, прижал подбородком и провёл смычком… Тихие, какие-то неземные звуки родились в комнате и поплыли в открытое окно…
- Нет, уже не сумею, - с сожалением сказал дядя, опуская смычок. – Может быть, из детей кто-то захочет играть. Или продам её. Вещь дорогая…
Ночью Илье не спалось. Он тихо соскользнул на пол, стараясь не потревожить Ефима и Абрама, с которыми спал на одной большой кровати, и подошёл к полке, на которую дядя положил скрипку. Тихонько щёлкнули замочки футляра и вот уже скрипка, такая лёгкая, воздушная, матово блестя лаком в свете луны, была у него в руках. Он бережно провёл пальцами по струнам и скрипка, отзываясь на его ласковое прикосновение, вдруг запела странным, нежным звуком… Не запела, а словно вздохнула, застонала печально…
- Ты хочешь играть на скрипке? - вздрогнул он, увлёкся, не слышал, как подошел в одном белье дядя.
Илья не ответил, только кивнул.
- Завтра я отведу тебя в музыкальную школу… - задумчиво сказал дядя. – Если возьмут, то… А пока положи скрипку на место. Иди спать. Все спят.
Дядя не обманул. В музыкальной школе его прослушали и потом долго за закрытой дверью о чём-то говорили с дядей. Выйдя, дядя взял его за руку и повёл домой. По дороге они молчали.
Уже во дворе дома, наткнувшись на вопросительный взгляд Сары, дядя молча кивнул головой и отправился в комнату, где стоял его огромный стол с тканями, лекалами, мелками и огромными ножницами. За занятия музыкой надо было платить.
Так в жизнь Ильи вошла скрипка. Вошла и осталась навсегда… Скрипка стала его другом, матерью, любимой, главной советчицей… Её нежные, грустные, томительные, плачущие, веселые, а порой резкие звуки давали ему жизнь, глоток той самой жизни, которой он как все жить не мог…
Игру на рояле он освоил сам. Конечно, в музыкальной школе преподавали игру на фортепиано, но ему хотелось большего. И игра на рояле показалась ему легче, намного легче капризной, но любимой скрипки….
В соседнем городке был католический костёл. И в нём был орган. Однажды он услышал его звуки, случайно. Случайно оказался в городке, случайно проходил мимо костёла… Хотя ничего случайного ведь не бывает, так? Просто он приезжал за нотами, которые были только тут в маленьком магазинчике. Он робко вошёл в костёл и стал у самых дверей, ведь он не был католиком, он был иудеем… Хотя обычаев в их семье не соблюдали, разве что не работали в субботу, не ели свинину и по праздникам тётя Сара готовила фаршированную рыбу.
Его не прогнали. Он стоял долго, так долго, что один из служителей костёла подошёл к нему:
- Ты что-то хотел, мальчик?
- Хочу научиться играть на органе… - тихо ответил он.
- Это невозможно, - ответил служитель, - здесь могут находиться только католики…
Илья опустил голову. Сколько раз он уже слышал это слово – «невозможно». Для него много, слишком много в
