СТРАНА ПЕТРОВИЧЕЙ

Лева! Задов!
Я понял, что оставаться здесь было не безопасно и быстренько отбыл в указанном направлении, оказавшись длинном и узком коридоре, к тому же совершенно не освещенным.
Однако стоило мне сделать первый шаг, как вспыхнул яркий свет, и мне открылся весь кошмар таинственного коридора. У самого пола по всей его протяженности из стен торчали человеческие головы интервалом - метр друг от друга. Все они были наголо выбриты, но по крикам и стонам я легко определил, справа располагались мужчины, а слева - женщины. Они взывали о помощи, которую я не мог оказать даже при всем желании. Легонько вздрагивая, я пробрался к выходу и очутился в не большом помещении, где возле телевизора устроился не кто иной, как Семен Михайлович Буденный, который, покручивая знаменитые усищи, внимательно следил за действом, происходящем на экране. Шла трасляция фестиваля эстрадной песни из Сопота, и по сцене в коротких шортах бегала певичка Сабрина, поочередно сбрасывая с себя джинсовую куртку и майку с надписью "Чико". Я нарушил культурный досуг полководца и спросил:
- Скажите пожалуйста, товарищ командир армии, не у вас ли находится Яблоко жизни?
Буденному не понравилось мое наглое вторжение, он прекратил покручивать усищи, сдвинул брови, отчего стал похож на сказочного Урфина Джюса, но большевистская сознательность и революционная дисциплина не позволили вышвырнуть меня за дверь.
- Тебя проводят, только и сказал он, свистнул три раза по-разбойничьи и уткнулся в экран.
У меня перед глазами поплыли голубые и розовые круги, но чьи-то пролетарские руки сдавили мне горло и выволокли в тот самый коридор, из какого я только что вышел. Ординарец командарма Степан, приветливый детина с исключительно интеллектуальным лицом самца-производителя, был одет в гимнастерку и брюки-галифе с казацкими лампасами, а лапти, смятая папаха и маузер в деревянной кабуре дополняли его костюм. Красноармеец шел по коридору и постоянно наносил страшной силы удары ногами по торчащим головам, крики усиливались, и слышался хруст ломаемых костей. Мне стало не по себе. Но я все время помнил о важнейшей миссии и двигался за провожатым след в след. Мне казалось странным, что мы возвращаемся в расположение махновцев, но видя впереди широкую спину, мурлыкающего под нос какую-то народную песенку Степана, я шел дальше, пока мы не уперлись в закрытую дверь. Я втянул голову в плечи, приготовившись услышать гневную тираду воинствующего анархиста, но к своему удивлению очутился в Зимнем дворце - Эрмитаже по-нашему. Такого великолепия мне не приходилось видеть никогда в своей жизни, т.к. я никогда не бывал в Ленинграде. Лежа на зеркальном полу, я таращился на строй пролетариев, явно ожидавших чьего-то прихода. Оркестр дал туш, и послышались быстрые шаги. Появился маленький человек в черном костюме и большой кепке, сдвинутой на лоб. Его левая рука была засунута в карман брюк. По рыжей бородке и прищуренным глазкам я узнал вождя мирового пролетариата и стал ползком подбираться к строю красногвардейцев. Меня заметили, и Владимир Ильич ласково поманил меня пальцем:
- А вы, что товаищ? - картавил он, - Язве вы не сочуйствуете социяистической евоюции? А, батенька?
Я потерялся, но уже стоял по стойке смирно перед величайшим гением современности.
- Я...я...я...
- Ну-ну. Вы записаись добёвойцем, чтобы бить Юденича? Или же вы пьимкнули к контъевоюции?
- Владимир Ильич, - выдавил я из себя членораздельный звук, словно пасту из тюбика и раскланялся, - Я прибыл к вам из будущего - из 1990 года!
- Интеесно, интеесно, батенька! - воскликнул Ленин, нисколько не удивившись, - И как же там у вас? Миёвая евоюция победила? Коммунизм постъёен?
Я колебался и хотел рассказать Ильичу правду о Сталине, Брежневе, Хрущеве, но у колонны пристроился сам Отец Народов и спокойно покуривал трубочку. Ком застрял в горле, и откуда-то изнутри меня вырвался незнакомый, но четкий голос, произнеся скороговоркой:
- Мы все живем великим учением Маркса и Энгельса и уже одной ногой стоим в коммунизме, однако для полной и окончательной победы нам необходимо Яблоко жизни!
Я закашлялся.
Ленин же изменился в лице, побледнел и разразился настоящими рыданиями. Он закрыл глаза руками. При этом солдаты революции вытянулись в струнку, а на их волевых лицах читался неподдельный панический ужас. Сталин закусил губу, прокусил ее, и струйка крови побежала по подбородку. Трубка шлепнулась на пол и наделала много шума из ничего. Я понял, что сказал лишнее.
- Туда! Туда! - прерывая всхлипывания, произнес Ленин, - В Страну Железного Феликса.
Он развернулся и вприпрыжку побежал на выход. За ним испарился Иосиф Виссарионович, бросив в мою сторону взгляд полной ненависти. Мне показалось, что после него остался светящийся призрак, двинувшийся вдоль стен и подталкивавший красногвардейцев строиться в походные колонны. Они растворялись, превращаясь в прозрачные тени...
Я стоял посреди пустой залы один-одинешенек, ничего не понимая. Я следил за тем, как по потолку расползались черные трещины, сплетавшиеся в замысловатые узоры, сквозь которые читалась желанная фраза6

                             Я Б Л О К О  Ж И З Н И...


II

О Стране Железного Феликса я слышал еще в детстве от своей бабушки, но считал это сказками. Когда она описывала ужасы, царившие там, я натягивал одеяло до бровей и дрожа от страха, не верил ни единому слову. Учась в школе, я узнал много новых подробностей о загадочной стране, но не принял их всерьез, постоянно споря с друзьями и родителями, доказывая на пальцах, что такого быть попросту не могло.
Будучи студентом университета, я не раз и не два вспоминал о Стране Железного Феликса, когда по рукам прошлась странная рукопись Юстиниана Замоскворецкого "Призрак из Бездны", многократно размноженная с помощью пишущих машинок. С упоением читая текст, я живо представлял себе образы жестокого государства, посеявшие во мне тень сомнения. Сомнения развеялись еще больше после того, как я прочел несколько кратких заметок о Стране Железного Феликса в прессе, хотя они были настолько противоречивы, насколько и туманны. Полной уверенности быть не могло.
Но вот настало время отправиться в прошлое за яблоком жизни, без которого дальнейшее существование современной цивилизации не представлялось возможным. И как бы абсурдно не выглядела действительность, гипертрофированная больным воображением человека, это была настоящая реальность, выпуклая и ощутимая, как гнойный фкрункул. Уродливые порождения разума, сыны исторической эволюции, гомункулусы нового времени тащились по загаженным ими же страницам вечности и занимались никому не ведомыми делишками, копаясь в куче неправдоподобных истин и представляя себя хозяевами вселенной. Зеркальным отражением иного мира являлось осознание всеобъемлющей глупости и серости, чванливости и корыстолюбия. Воплощение раздвоенности чувств сквозило повсюду, изо всех щелей высовывались мохнатые лапы внезапности и цепляясь за крохотные бугорки философичности, выбирались на свет. Пораженные вирусом беременности, засыпали от мук, изящные в своем безобразии, дни и месяцы, а минуты, покоряя пространство, прижимались к обветшалому фундаменто общей дисгармонии. В диком танце кружились патриархи слова, столь загадочно изъяснявшиеся, что не хватало извилин охватить лабиринты фраз и выделить из них нужные, полезные хотя бы в данный конкретный момент. Все перемешалось в вихре наслоений, дробление происходило ежесекундно, утопая в болоте чьей-то ответственности. Шли батальоны радивых спесивцев, заслоняя солнце, обнимая землю и царапая мозолистыми пятками звезды галактики. Звезды взрывались изнутри, но расщепленный атом не причинял никому никакого вреда, за исключением безжизненных теоретиков, борющимися сами с собой, отбирающими кусок сахара у неимущих и щепотку соли у обездоленных. В расцвете сил погибала, уже однажды усопшая ветка безвредности, а на ее месте появлялась угрюмая, обросшая водорослями беллетрически-афористическая драма судьбы. Она билась в чугунные ворота познания и в кровь раздирала скрюченные пальцы, ломала когти, но возрождаясь вновь и вновь, попирая руины прошлого, приводила в движение перпетум-мобиле, называемый колесом фортуны. Прокатилась волна иносказаний, и почетный представитель подпольного свойства высказал предположение, что удручающее состояние ни в коем случае не уменьшит достоинства неизбежности! Все зааплодировали и углубились в изучение тезисов, до того застарелых и пересохших, что отделить их один от другого было не возможно. Но продвигая засаленные абзацы, подвергая цензуре все и вся, никто не смел воскликнуть: "Где истина?"поскольку последняя никогда не являлась в этой расплавленной дыханием междометий среде. Всполыхи пожаров на мгновение приоткрыли железный занавес, и вспыхнули золотые буквы: Куда идешь? И это было продолжением начала, точнее концом предварительного повторения, и ударение делалось на сюрреальность. Не опуская шторы, она предопределила уровень возвышенности над толпой и не ударила в грязь лицом при столкновении с кадрами, которые, как известно, решают все, и без которых не мыслим всеобщий безоблачный край. Туман лишь немного приукрасил и без того величественные атрибуты, а трафаретные слова вылетали из бутылок и давились от потешных анекдотов. Подземная страна выпускала героев и оттеняла невидимых агентов совершенного бытия. Над божествами издевалась черная масса, запеленгованная крупными теоретиками и продуктивными элементами...
На этом можно было бы и закончить этот рассказ, скажете вы... Нет, - отвечу я. Все еще только начинается. И пусть путаница пустословия и псевдофилософии не пугает вас. Вперед, друзья мои, вперед в царство безумия и определенности.


III

Оказавшись на границе Страны Железного Феликса, я вздрогнул: с той стороны повеяло могильным холодом.
Тяжелые чугунные ворота со скрипом открыли и впустили меня. В тот же миг раскаты жуткого хохота потрясли окружающий мир. В глаза бросался огромный яркий плакат с надписью "Даешь больше гробов на душу населения! Будьте патриотами Родины! Улучшайте качество продукции!" У дверей, располагавшейся тут же, мрачной конторы выстроилась молчаливая очередь в трауре.
- Что дают? поинтересовался я у крайнего человека, похожего на артиста Ролана Быкова, теребившего черный креп. Мужчина окинул меня таким взглядом, будто я только что обворовал его, не оставив ему ничегошеньки, и мой интерес поубавился. Тем временем из здания выходили люди, тащившие новехонькие гробы. Лица сияли одухотворенностью, и довольные люди спешили по домам. Из-за поворота выскочили четверо всадников в форме кирасиров наполеоновских войск, правда я не успел определить, какой именно державы, т.к. они направлялись прямо ко мне. По-видимому появление нового человека здесь было событием из ряда вон, но я не спешил исчезать. Офицер гаркнул:
- Руки вверх! Следовать за мной!
"Началось!" - подумал я, но подчинился.
Я плелся не известно куда под улюлюканье конвоиров, а думал о своем. Как это ни странно, но на улицах не было прохожих, и лишь редкие очереди у погребальных контор, да