Я СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ

телу. Как заклинание, как мантру читаю про себя слова: - На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона. О, чудо! Становлюсь на колени, упираюсь руками в пол, спина выгибается дугой; делаю медленно-медленно, считая пульс, глубокий вдох, задерживаю дыхание. Считаю пульс: раз-два-три… семь-восемь… тринадцать… На резком выдохе стремительно бросаюсь сквозь дверь в коридор. Разбитое стекло режет тело. Из ран сочится, брызжет кровь; она на полу, на стенах. Брызги – витиеватая роспись об её присутствии здесь – длинные кумачовые, красные, алые, как революционные стяги, остаются позади меня.
   На боль, на кровь, на ускользающую от меня жизнь, на исчезающие предметы не обращаю внимания.
   «Помогите! Мне плохо! Врача! Срочно!» Никто не слышит моих воплей, все равнодушны к моим стенаниям. В коридоре полно больных и выздоравливающих. Снуют туда-сюда медсёстры с карточками пациентов. На лотках шприцы с инъекциями, таблетки в пластиковых стаканчиках.
   «Помогите!» Задыхаюсь. Разрываю на себе одежды, измаранные кровью. «Помогите!» Никто не слышит. «Мне…» Я начинаю растворяться. Уже через ладони вижу грязные вены межплиточных швов с копошащимися в них микробами. «…плохо». Дыхание пропадает. Бледнеет кровь. Она пахнет кислым молоком. Вкладываю в ор последние силы: - Помогите! Мне плохо!

   - Андрей Никанорович, как полагаете, пациентку… Ингу можно выводить из состояния искусственной комы?
   - Так-с, коллега, как у нас с показателями, - врач переворачивает листки с результатами анализов и исследований. – Ну, да, Леонид Львович.
   - Хры-ы-ы, - раздаётся в палате глухой рык.
   - Лёня, мне показалось, - Андрей Никанорович смотрит на коллегу.
   - … ыхрк! …помогите …ему плохо, - тихий шёпот срывается с губ Инги.
   Оба врача с удивлением наклоняются над её лицом.
   - Яше плохо, - выдавливает из себя сип Инга.
   Леонид Львович делает предостерегающий жест Андрею Никаноровичу и тихо спрашивает:
    - Инга, вы меня слышите? Какому Яше плохо?
   Она приоткрывает веки, глаза пусты.
   - Яше плохо…
   - Я понял, Инга, Яше плохо, - повторяет Леонид Львович. – Где Яша и что с ним?
    Непонятная сила выгибает Ингу дугой, руки, вцепившиеся в простыню, побелели в суставах.
    - Там, - она дергает головой назад, бьёт ею по подушке, - там.. в коридоре… он весь в крови!
   Андрей Никанорович выскакивает в коридор, мигом залетает обратно.
   - Никого в коридоре нет! Бредит…
   - Помогите Яше, - снова бьётся истерично головой в подушку Инга.
   - Где Яша? – повторяет вопрос Андрей Никанорович.
   Инга успокаивается. Открывает глаза. С лица сходит напряжение.
   - Яша в соседней палате…- и закрывает веки.
   - Лёня, - кричит Андрей Никанорович, - бегом туда! этот тот, с автобусной остановки! С инфарктом…
   - Чёрт! – вырывается у Леонида Львовича. – Срочно сестёр!..
   - А с ней? – бросает на бегу Андрей Никанорович, кивая на Ингу.
   - С ней – полный порядок!

   Инга опустилась рядом со мной на колени. Всё, что остаётся от меня, пытается собрать, оно протекает через пальцы. Она плачет, размазывая слёзы руками вместе с моей исчезающей кровью.
   - Яша! – кричит она в бессилии. – Яша!
   Она хватает за полы халатов пробегающих мимо медсестёр и врачей. Она бросается под ноги больным и посетителям. Они переступают через неё или проходят насквозь.
    - Яша, миленький, - плачет она. – Не уходи! Останься! Не оставляй меня одну!
    Разряды тока дефибрилятора корёжат мое тело. Кровь, вялая и инертная, сопротивляется  электричеству, не желает течь быстрее. Ей хорошо, когда она спит.
   В вену вводят лекарство. Не вынимая иглу, меняют шприцы с лекарством. Доктора, медсёстры работают слаженно. Тихие, чёткие команды. В каждом движении – профессионализм.
   - Всё! – произносит устало медсестра, утирая пот, - пульс есть.
   На дисплее аппарата мигает сердечко, растут цифры – 36… 42… 47… 59…
   - Будет жить! – заявляет доктор. – На моей практике первый случай повторного инфаркта на протяжении неполной недели.
   - У меня складывается впечатление, – добавляет кардиолог. – Больной не борется за жизнь.
   - В этом мы с ним не согласны, коллеги, - оглядывает всех терапевт, - не будет бороться он, вступим в борьбу мы.
   Напряжение в палате спало. Уставшим голосом доктор отдаёт последние указания, капельницы и ещё раз капельницы, лекарства и витамины.

   Инга плачет, гладит мою голову, покоящуюся у неё на коленях. Слёзы жгут лицо. Я вздыхаю.
   - Яша! – встрепенулась она. – Яшенька! – и стала покрывать поцелуями лицо. – Ты здесь, ты вернулся, ты – со мной!
    Мне хорошо с Ингой. Тепло. Я чувствую тело, оно возвращается в себя, затягиваются раны, исчезает кровь.
   - Инга, - еле слышно шепчу, - спасибо!
   - Яшенька, милый, - смеётся она, глотая слёзы, - не за что, родной! Как мне было страшно, если б ты знал!
    Говорю, зная, что разочарую её.
    - Я хотел уйти… позвал на помощь… это бегство, трусливое и стыдливое… от самого себя…
    - Ну, что ты, Яшенька, – тёплые ладони Инги согревают моё лицо. – Какое бегство, какая трусость?! Ты рядом и это самое главное.
   - Нет, Инга, я трус, - твержу своё. – Трус. Мне было бы гораздо легче, уйди я совсем.
   - Ты, Яша, закостенелый эгоист! – выпалила она. – Давай вставай! – помогает встать, берёт меня под мышки. – Так! Вот! – видя мои неуверенные шаги, обнимает за плечи. – Ещё шажок, другой…
   
   Мы входим в палату. Она усаживает меня на кровать и предлагает лечь, ведь я устал.
    Тихие слёзы радости катятся по щекам. Меня трогает её забота. Нежная, тонкая, добрая забота.
    Из груди уходит холод. Там тепло. Я ложусь, и меня не беспокоят иглы капельниц в венах, катетер и трубки. Я забываюсь сном. Ещё не полностью уйдя в его крепкие тенета, сквозь густую, вязкую пелену пространства слышу голос Инги:
   - Спи, Яшенька, спи! Сегодня вечером мы с тобой снова пойдём гулять по серебристым лунным полям и лугам. Спи, родной. Я спою.

                                     А через дорогу
                                           За рекой широкой
                                           Также одиноко
                                           Дуб стоит высокий…

   - Инга, позвольте задать вам вопрос, - произносит доктор, усевшись основательно на металлический стул. – Каким образом вы узнали, что в соседней палате пациенту, скажем так, нездоровится?
    - Не понимаю, о чём вы…
    - Но позвольте, Инга, - не унимается доктор, - вы назвали его по имени.
    - Доктор, повторяю, - едва шевеля безжизненными тонкими губами, произносит Инга, - никого ни в соседней или дальней палате не знаю. Ни с кем незнакома.
   - Всё-таки, может, что-то вспомните, - настаивает доктор. – Я слышал не один, вы сказали «Яше плохо». Затем головой указали в сторону соседней палаты и повторили, что ему плохо там.
   - Никакого Яшу не знаю, - устало проговорила Инга. – Извините, доктор, я устала. И хочу спать.
   - Хорошо, вы с ним не знакомы. – Доктор встал со стула, - но знайте, вы спасли ему жизнь. У него второй инфаркт за неделю. Не редкий, но исключительный и весьма распространенный случай. Если бы не ваши слова, шансов выжить у него – ноль. Но он жив, Инга, благодаря вам. Спасибо большое за спасённую жизнь!»


   «Первая любовь пришла в девятом классе. Всё было почти как в песне:

                                        Мы жили по соседству,
                                               Встречались просто так,
                                               Любовь проснулась в сердце
                                               Я сам не знаю как.

    Жили мы не по соседству, но принимая во внимание размеры нашего городка, почти рядом.
    Школьный вечер «Осенний бал» в честь нового учебного года и посвящённый также прекрасному времени года был в самом разгаре.
    Проходил он в самом вместительном помещении школы – в спортзале. Стены его украшали искусственные цветы. Воздушные шарики, бумажные фонарики, шаржи на преподавателей и учеников, которые показывали смешные сценки из школьной жизни.
    Стоим с друзьями в стороне от пляшущей школьной братии. Танцевать не хочется. Поэтому треплемся на повышенных тонах, стараясь перекричать музыку, агрессивно льющуюся из мощных колонок, друг с другом.
   Лёгкий тычок в ребра и крик: - Дьяк, смотри!.. я стоял спиной к публике, отвлёк меня от беседы. Смотрю на Генку, соседа, ты что, мол, а он взглядом показывает за спину. Смотри, дружок!
   Резко разворачиваюсь и чуть не сношу с ног девушку. Она приблизилась к нашей компании.
    Чувствую, под взором её зелёных глаз пунцовею, щёки горят, в ушах появилось покалывание. В коленках слабость, откуда ни возьмись. Во, думаю, чудеса, не грохнуться бы на пол в избытке чувств, не опозориться перед пацанами!!!
    Она стоит, улыбается. Ничего не говорит. И я, как пень, стою, молчу, словно в рот воды набрал.
    Друзья за спиной перешёптываются, тычут пальцами в спину, не зевай, Дьяк! Что стоишь, чего ждёшь?! А я в полной растерянности. Или прострации?
    На девочек усиленного внимания не обращал, недосуг как-то было. Конечно, некоторые одноклассницы нравились, но из робости об этом им не говорил и поведением старался себя не выдать. И тайно не вздыхал…
   Сейчас же была совершенно другая ситуация. Выбирал не я. Выбирали, вернее, выбрали меня. Отсюда и потрясение.
    Девушку узнал. Она училась классом младше. Часто с ней встречался по пути в школу. Реже, когда возвращался домой.
    Она жила на соседней, перпендикулярной нашей улице в доме экспериментальной постройки напротив городского парка. Их было пять, называли их по  названию проекта – «Ленинградские». Первый этаж в доме занимали магазины: продуктовый, галантерея и мебельный. Вход в них был с улицы; со двора – в жилые подъезды со второго по пятый этажи.
   Нерешительное стояние среди шквала музыки затягивается. Нужно делать первый шаг. Кому? Меня всего будто железными обручами стянуло, ни вдохнуть, ни двинуться.
    Ненадолго смолкает музыка. Ведущий объявляет какой-то конкурс.
    Девушка протягивает руку и говорит, сейчас объявят «белый танец» и она меня приглашает.
   С конкурсом что-то не срослось. Неунывающий ведущий бодро объявляет, следующий танец «белый». Дамы приглашают кавалеров.
   Друзья, слышавшие её приглашение, присвистнули и сказали:
   - Вот мы тебя, Дьяк, и потеряли!
   Зазвучала музыка. Кажется вальс из киноленты «Мой ласковый и нежный зверь». Я ей говорю, что танцевать не умею, что стыдно признаваться в этом. Она кладет руки мне на плечи и говорит, как можем, так и будем танцевать. Осторожно беру за талию… хрупкая… нежная…
    Она повела. Тихо, уверенно. Я послушно за ней. Краем глаза посмотрел по сторонам и успокоился, нас окружали такие же неумёхи-танцоры. Мне стало легко. Скованность исчезла. Моя партнёрша это почувствовала и прижалась ко мне. Уже смелее и я обхватил её за талию.
   - Жанна, - вдруг прошептала она мне на ухо.
   - Что? – встрепенулся я.
   - Ты хотел спросить, как меня зовут, - говорит она, - я тебя немного опередила. Ничего?..
    Киваю утвердительно. То, что я думал, как задать этот для меня важный вопрос, видимо ясно читалось на лице.
    - Скажи, почему тебя все зовут Дьяк? – снова застала она меня врасплох.  
    Своим вопросом Жанна поставила меня в тупик. Зная как ответить, не мог найти нужных слов.
     - Ой! – вскрикнула она, прервав мои мучительные поиски, сдавила плечи. – Можно догадаюсь сама? Ну, можно!.. – и чуть не запрыгала на