Осенью...

                        
       Никто не знает, в каком облике
 встретит человека Смерть.
       Олицетворением может оказаться
 образ прекрасной Незнакомки,
 пред которой вольно или невольно
 придется преклонить колена...
                                                
        Темный осенний вечер хлестал ледяными каплями дождя. В небе вереницей шли налитые свинцовые тучи. Порывистый ветер тревожно завывал в провисших проводах, переходя в протяжный, тоскливый стон. Унылый колеблющийся звук то пропадал в вязкой сужающейся мгле, а то вновь выныривал откуда-то из темноты. Сеял мелкий дождь, все вокруг было напитано холодной влагой, огни изб лишь угадывались в неровном сумраке. Собачий лай доносился еле слышно, приближаясь и удаляясь, исчезая и внезапно появляясь где-то впереди. Дорога превратилась в жидкую грязь, сочно чавкающую под ногами. Было холодно и сыро…
        Серега Шинкин, – сорокалетний автомеханик, неторопливо брел, месил сапогами, скользя и останавливаясь прикурить затухающую на ветру папиросу. С раннего утра чинили бригадой заклиненный дизель, провозились до позднего вечера, но сделали, запустили. Председатель совхоза обрадовался, пообещал премировать всю бригаду. Это была хорошая новость, потому и бились с мотором без передышки. 
        У Сергея семья, жена Варя, дочь Анюта, невеста уже, красавица. Сын Ленька, – школьник, умным серьезным парнем растет. Варвара дояркой в совхозе, хоть младше мужа, но мудрей и рассудительней, внешностью, статью бог не обидел. Повезло Сереге, – любил ее сильно, горел, волочился, но своего добился и вот, уже дети взрослые почти…  
        Такие мысли веером рассыпались в уставшей закипающей голове, зримо проносились перед глазами, согревали надеждой озябшую душу.
        Сквозь слякотную моросящую мглу пробились приближающиеся огоньки. Рейсовый автобус из райцентра нырял и хлюпал изношенной резиной покрышек, завывая мотором и буксуя в вязкой грязи. Обычно в ненастье автобусы не заходили в село, шли кружной асфальтовой дорогой, высаживали пассажиров на краю деревни. Путь этот был длинней, но безопасней. Только отчаянные водители пытались пробираться по осенней грязи. Автобус сносило в кювет или бывало, зарывался по самое брюхо, но сокращение пути на сорок шесть километров вынуждало идти на риск. «Однако припозднился, – двенадцатый час уже...», – пронеслась мимолетная мысль и ушла в темную муть. 
        Автобус остановился метрах в сорока возле сельмага, осветился на миг, скрипнул открывающимися дверями, – высадил четверых человек. Стрельнул черным выхлопом и, натужно ревя, продираясь через темноту, двинулся по маршруту, удаляясь красными огнями.
        Пассажиры, зябко поеживаясь на стылом трепещущем ветру, кутаясь, прячась от секущего мелкого дождя в воротники и капюшоны, незаметно потерялись в звенящей тьме. На месте осталась лишь одна молодая женщина в легкой верхней одежде, сапогах на высоком каблуке. Темный плащ раздувался на резком ветру, туго обвивая стройную фигуру, сапоги глубоко погрузились в грязь. Дамской сумочкой она пыталась прикрыть голову от пронзительных холодных струй.
        Все это с удивлением отметил подходивший Сергей. Городские жители редко появлялись в этих краях, приезжали в основном свои, деревенские, из окрестных сел или райцентра, к родственникам или на свадьбу, а то и к похоронам. Появление в такую пору, непогоду молодой женщины озадачивало и даже тревожило. Болтающийся на ветру фонарь неровным светом выхватывал из тьмы одиноко стоящую фигуру.
        – Здравствуйте! – шагнула навстречу девушка. – Помогите найти дом Андрея Ильича Полежаева… – порыв ветра растрепал волосы, швырнул в лицо горсть ледяных брызг и унес окончание фразы в пространство, завывая меж раскачивающихся деревьев.
        Сергей остановился. В мерцающем свете прыгающего фонаря, он видел ее всю. Что-то всколыхнулось, забилось внутри, оборвалось вниз, мысли заметались пугливым роем. Глубоко-глубоко, на самом дне подсознания осветилось и угасло тонкое пронзительно-щемящее чувство чего-то странного, неизведанного, манящего неизвестностью…
Мокрое от дождя миловидное лицо, яркие губы, аккуратный нос, изящные брови, все это накрепко отпечаталось в памяти. Но более изумили глаза: изумрудно-зеленые, светлые, смотрели открыто, доверчиво, проникая в неведомые глубины…
        – Конечно, знаю! – прохрипел  Сергей, и тут его осенило: – Андрей Ильич Полежаев, дед Андрей, сосед напротив. Дом у него крепкий, большой, жил старик один, бабка давно померла, родня разъехалась кто куда. У него бывало, останавливались приезжие, платили малую цену, угощали Ильича деликатесами и вином. Дед был веселым, общительным, гнал самогон и на чем свет материл Советскую власть.
        – Проводите? – голос приятный, волнующий. 
        – Провожу… – Серега слегка смутился, отвел зачарованный взгляд. 
        – Меня зовут Алевтина Генриховна, я учитель, буду преподавать в вашей школе химию и физику, – вежливо представилась незнакомка. – А жить пока у Андрея Ильича.
        – А я Серега, Сергей, – поправился он, пряча глаза. 
        – Зовите меня Аля, так лучше. Хорошо? – этот голос обезоруживал, удивлял и расслаблял, необъяснимо покорял, а тревожные молоточки стучали и стучали, пульсировали, бились, кричали…
        «Аля! – произнес про себя Сергей. Какое имя!.. Похоже на музыку. Аля, Аля!..» – повторял он, с тоской сопонимая, что не сможет забыть этого имени. Он не понимал случившегося с ним, как-то вдруг, в один миг перевернувшегося сознания. Была жена, семья, любовь. Это все никуда не делось, не ослабло, вечно жило в нем. Он шел домой к родным, любимым, единственным. Ему захотелось скорей оказаться в своем жарко натопленном доме, крепко обнять Варю, пасть на колени и целовать ее, просить, молить о прощении, биться головой и каяться, каяться… Каяться? В чем? Что он сделал? Жена была для него богиней, семья смыслом, в чем его вина? В чем?
        Но Аля стояла возле него, ледяной пронизывающий ветер трепал ее волосы, струи дождя заливали лицо, она стояла просто, спокойно и прямо, она ждала…Никогда Сергей не знал другой женщины, не влюблялся и не желал, был серьезен и предан. В голове не укладывалось, как возможно захотеть, возлюбить кого-то, кроме его ненаглядной Варвары. Всего себя отдал ей одной, в ней была вся его жизнь. Он не мог без нее, без детей, он жил лишь для них. И вдруг… Он видел женщину, но не испытывал влюбленности, или каких-то еще мужских чувств. Смотрел ей в глаза, чувствовал притяжение и сознавал, что гибнет, но не понимал почему. Ничто не изменилось, но эти долгие минуты перевернули для него вселенную.
        – Идемте! – выдавил он, злясь на себя, свои ощущения, не поспевая за странными, ускользающими, прыгающими в пустоту мыслями. – Идемте.
        Идти было вовсе непросто. Девушка шла рядом, оступаясь, скользя и запинаясь о скрытые в грязи колдобины. Шагать по вязкой глине, утопая высокими каблуками, становилось невозможно. Брели кое-как. Впереди на горизонте полыхнуло, ветер донес обрывки громовых раскатов. Гроза в октябре? Впрочем, ничто уже не удивляло в эту ночь.
        – Можно я буду придерживаться за вас? – спросила Аля, скользнув по раскисшей глине. 
        Крепко взяла его руку, оступившись, тут же выпрямилась и пошла увереннее, тверже. От неожиданности у Сергея подогнулись колени, он вдруг оробел. Видел, как ей непросто дается каждый шаг, не понимал, как можно приехать в такой неподходящей обуви. Хотел сам предложить, поддержать ее за руку, но стеснялся, трусил чего-то. От ее хрупкой, но странно сильной руки шли электрические волны, он это ясно чувствовал. В груди что-то ширилось, росло, заполняло его целиком. Усталость уходила прочь, уступая место бесшабашной лихости. Голова прояснилась, мысли угомонились, затихли. Становилось легко и просто, естественно как-то.
        – Далеко идти? – спросила она, вглядываясь в плотную мокрую муть, где по обе стороны утонувшей в грязи дороги виднелись ряды покосившихся сельских изб.
        Деревня засыпала, лишь в редких домах запоздало вечеряли. До деда Андрея идти километра  полтора, дом Сергея был напротив. Дальше за огородами раскинулось большое рыбное озеро, летом собиравшее стаи диких гусей. Идти нужно было прямо, затем пройти старое кладбище, стоящее посреди села. Раньше, когда-то давно, оно находилось на краю, но деревня строилась, заселялась, и погост оказался почти в центре. Затем повернуть направо, а там уже рядом. Все это малоразговорчивый Сергей выпалил без запинки, немало удивляясь самому себе.
        А гроза медленно приближалась, дождь понемногу стихал, яркие зарницы выхватывали мрачные вереницы тяжело идущих туч, гремело сильнее и ближе. Ветер подобрел, стал мягче, теплей...
        – Расскажите о селе, о людях, – попросила Аля.
        Она шла рядом, прижимаясь к податливой Серегиной руке. Промокнув, дрожа от холода, смотрела под ноги, иногда поднимала голову, видела его лицо.
        Голова окончательно просветлела. Мысли работали быстро и четко. Хотелось говорить, рассказывать ей обо всем. Доверять. Он шел легко, видел ее глаза, чувствовал искренний интерес к собственным рассказам. Сергей говорил, да что там говорил,  – вещал, пел. Давно никто не просил его что-то объяснить или рассказать. Оказывается, ему этого не хватало. Ни один человек не слушал так внимательно, терпеливо и неподдельно, как эта девушка. Женщина. Чувства были притягательно-приятными. Ощущение нужности, причастности охватывало его. Он знал, что без него она не дойдет, не найдет нужного дома, заблудится, растворится в осенней тьме.
        В перерывах между вспышками дорога, село, тонули в кромешной тьме, казалось, будто весь мир провалился. Не осталось никого кроме них, все спряталось, скрылось, унеслось. Это непостижимо сближало, окутывая завесой тайны, тревожило. Чудилось,  – не кончится ночь, гроза, дождь. Они так и будут идти вместе, время остановилось для Сергея. Он неожиданно встрепенулся, но сразу сник. Было удивительно хорошо, спокойно.
       Вдруг Аля тихо вскрикнула, чуть присела на подогнувшихся ногах, но тут же, выровнялась, остановилась. 
       – Что? – не на шутку испугался Сергей. – Аля, что?     
       – Я, кажется, сломала каблук, – она подняла ногу, и он увидел сапожок с бессильно болтающейся шпилькой.  
       – Больно? –  обеспокоился Сергей. 
       – Вроде бы нет, – в голосе расстройство и отчаяние. - Что теперь делать, как дальше идти? – она отвернулась, притихла, ему почудились слезы.
       Опустился перед ней на колени прямо в грязь, взял злосчастный сапожок, совсем оборвал каблук, положил себе в карман.
       – Что-нибудь придумаем!.. – он поднялся, заглянул в промокшие то ли от слез, то ли от дождя близкие волнующие глаза. Порыв ветра отбросил вьющуюся прядь густых волос. Что-то блеснуло и тут же погасло. Сергей увидел золотые капли сережек в виде ползущей ящерки или саламандры. На месте глаза стоял крохотный бриллиант, именно он и сверкал в отблеске молний. С трудом отвел завороженный взгляд. 
        Решился. Подхватил Алю на руки, крепко прижал и понес,