Капитан Брамы

жалеть не надо. Жалостью, брат мой, вымощена ныне дорога в геенну огненную.
– Отец Василий, – Виктор преданными глазами смотрел на иеромонаха. – А мне сегодня бес под утро явился, в образе моего бывшего сектантского надзирателя… Был у нас один такой.
– Ну и чего? – голос у отца Василия вновь стал тихим и умирающим, казалось, он потерял интерес ко всему.
– Сделал, как Вы учили. Написал имя надзирателя на листке бумаги, положил под святой крест и сотворил молитву Господу, дабы Господь, по молитвам грозного царя, отправил беса обратно в ад. И представляете, помогло! Бес раздулся от злобы, потом взял да лопнул. Только в келье завоняло.
– Слава Богу, брат Виктор, – устало отозвался отец Василий. – Да, что там у нас с генератором?
– С генератором у нас следующее…
Кореец не договорил. Раздалось частое сухое покашливание. Это появился Гришка. Его можно было принять за карлика, лилипута – ростом с ребенка, но необычайно широкий в плечах. С непропорционально большой головой и лицом от глаз заросшим густым волосом, переходящим в окладистую бороду.
На голове у Гришки была красная вязаная шапочка. Если не считать ее, вся остальная одежда на нем имела подчеркнуто фольклорный вид. Он был в красной рубахе навыпуск, поверх рубахи темно-коричневый кафтан, штаны-шаровары такого же цвета и начищенные хромовые сапоги.
Подойдя вплотную к отцу Василию, он протянул свою широкую кряжистую руку ладонью вверх. На ладони лежал небольшой и блестящий металлический диск. С одной стороны, сбоку, в диск была вставлена трубочка и такая же трубочка выходила с противоположной стороны. Протянув диск иеромонаху, Гришка заговорил, странно выворачивая слова:
– Дырки-мочилки, отче Ва-а-силие, бла-а-агословите рыбку.
– Молитвами грозного царя, который грядет, - серьезным голосом произнес Василий и даже перекрестил «рыбку», - да благословиться сей святой образ против ига жидовского…
Отец Василий замер. Издалека долетела приглушенная барабанная дробь. Ей ответила еще одна. И еще.    
– Что?! – взвизгнул отец Василий неожиданно тонким голосом. – Я же запретил!
– И я им запретил! – воскликнул Виктор.
Иеромонах и его «правая рука» кинулись к выходу из пещеры.
– Булки-бублики, – громко сказал Гришка и поднес к губам диск, словно бы намереваясь подуть в трубочку. Постояв так несколько секунд, он с неожиданной скоростью кинулся вслед за людьми, проворно перебирая короткими ножками.



Пастух

Пастух смотрел в немигающий круглый глаз Союзника. На холодной стеклянной поверхности огромного зрачка, словно на экране старого телевизора, бежали черно-белые картинки – вот антихристов поп со своим помощником скрючились от холода над камином, им голодно и тревожно. Темно-серый студенистый кокон колышется над их головами, проникает змеевидными спиральками в душу, леденит сердце, обескрыливает мысли…
Да, Снеговики поработали неплохо. Задумка удалась. И без того холодное после зимы здание удалось сделать совсем ледяным, неприветливым, необитаемым. Словно это не общага, а развалины на заброшенном пустыре, куда луч солнца ни разу не проникал. Холодно, бр-р-р, тоскливо, что надо!
Уже вчера можно было бы начинать внушать попу мысли плюнуть на все и бежать, бежать, уносить ноги, пока жив! Бог с ним, с этим заданием епископа – только бы выжить самому, не помереть с голодухи. Уже вчера…. Если б, если б ни этот хлюпик!!! Проклятый Колька из Брамы!!! – Пастух с трудом сдерживал ярость. – Все труды насмарку! Все!..
Пастух ясно видел: вот, на зеркальной поверхности глаза появляется антихристов поп. Лицо его полно решимости. Студенистый кокон над его головой зыбко вздрагивает и отступает. Поп произносит имя этого хлюпика. Он, видите ли, узнал, где тот живет. Дальше самое плохое – поп с помощником начинают молиться!
Снеговики бежали сразу. Что с них взять, тупые создания, неприглядные духи; нечто среднее между давно нестиранной простынею и куском холодца. Кто их назвал снеговиками? Ничего общего с теми забавными снежными созданиями, которых лепят дети зимой. Ладно. Союзники, молодцы, не растерялись. Призвали помощь. Навалились на попа всем курганом…
Пастух ясно видел этот момент: поп и его помощник руками держатся за спинку кроватей, чтоб не упасть. У попа лицо бледней смерти, капли пота на лбу. Злая черная мгла сдавила, облепила словно кокон, не дает дышать. Вот-вот дело кончится победоносным обмороком. А то и тяжелой болезнью.
И в один миг рухнуло все. Ослепительно сверкнула страшная молния. Свернула именно тогда, когда они призвали Ту, которой, на самом деле, не существует. А потом полыхнуло такое страшное белое пламя, что духи с кургана едва-едва унесли свои мглистые тела. Чары рухнули.
Как же он ненавидит попов! Обманывают, гадят, жиреют на народных деньгах… так еще и сила какая-то с ними! Естественно, исключение из всех правил отец Василий; он молодец, он нашел в себе мужество покинуть эту лживую церковную корпорацию. И великий ангел с ним! Но эти два ничтожества… о, да, он их недооценил. Теперь уже не сбегут с села. Хлюпик с ними. Проклятый хлюпик! Ладно, пойдем иным путем…
Круглое око Союзника закрылось. Больше смотреть было нечего. Светало. Зябко поеживаясь от холода, Пастух отпустил Союзника. Большая птица тенью скользнула над лесопосадкой.


***

Пастух осторожно постучался в келью отца Василия.
Иеромонах с утра пребывал в благодушном настроении. Удалось на короткое время запустить генератор. При этом убило еще одну нелюдь. Увы, гномы дохли как мухи, при соприкосновении с человеческой техникой.
Из-за повышенной смертности пришлось отказаться от показательной казни над теми двумя, что стучали тогда в свои бесовские барабаны. Дал послушание в нижних пещерах и только позже сообразил, что это не столько епитимия, сколько награда. Их хлебом не корми, дай в земле ковыряться.
И вот теперь Пастух объявился. Отец Василий уже по стуку знал, что это он. Только ему (и нелюди) разрешалось просто стучать в дверь. Не произнося при этом: «молитвами святых отец наших». Но нелюдь редко дерзала приближаться к его келье, а если и дерзала, то, начинала за десятки метров кашлять.
Иеромонах вдруг поймал себя на мысли, что никогда не называет Пастуха по имени-отчеству, а ведь Пастух намного старше его. И имя у него есть, самое обычное – Юрий. Странно – подумал Василий и сказал – Входите.
Пастух был в своей неизменной ковбойской шляпе, брезентовом плаще и резиновых сапогах. Сняв шляпу он какое-то время искал куда ее пристроить, не найдя, оставил в руках и без всяких церемоний сказал:
– Новый поп со своим дружком прибыли в Кут.
– Вот как, – слегка усмехнулся отец Василий и спросил – когда?
– Пару дней назад.
– Ты их видел?
– Конечно, отче, – обиженным тоном сказал Пастух, – и видел, и пощупал их, так сказать, духовно… Пришли на своих двоих, и ушли так же. Еще, на обратном пути, под хорошую бурю с дождем попали. Небось, уже не рады Красному Куту.
Пастух плотоядно улыбнулся.
– Ну и как они, духовно, либералы? – спросил отец Василий.
– Шо?
– Я говорю, как они духовно, воины Христовы, или так… никакие.
– Ну, как Вам сказать, – Пастух на секунду закатил глаза к низкому пещерному потолку кельи, – с виду, вроде, как никакие. Слабаки, неудачники. Поп, правда, покрепче будет. В смысле на земле этой основательнее стоит. Но сильно изъедает себя обидами на епископа, мыслями о семье…  
– Это хорошо, – перебил отец Василий, – в смысле обиды на епископа; чует душа дух антихристов в нынешних князьях церкви. Бессознательно чует. И то, что неудачники – хорошо. Это милость Божья в наше время. Как еще, разве что неудачами, человека из антихристовой прелести вывести.
Пастух согласно кивнул и почесал небритый подбородок.
– С кем в Куте виделись? – быстро спросил отец Василий.
– С головой сельсовета и с Колькой из Брамы.
– С этим чудиком, с этим бесноватым?! – отец Василий скривился, словно у него заломило зубы.
– Простите, отче, – веско возразил Пастух, – этот чудик очень непрост. К тому же встретились они возле Брамы. Даже хуже, этот чудик выполз из Брамы прямо у них на глазах! Они разговаривали, хорошо разговаривали. Очень дурной знак! Как бы, отче, этот хлюпик сюда их не привел.
– Пусть ведет! – отец Василий сам не заметил, как вскочил со своего лежака. – Мы не секта, прятаться не собираемся. Господь с нами! А с ними дух противления. Пусть идут и услышат правду о царе и скором суде Божьем.
– Все так, – мягко сказал Пастух, – но, отче, может, не стоит торопить события… Конечно, на все Воля Божья.
– Ты прав, – внезапно согласился иеромонах и сел обратно на свой топчан. – Пока мы не совсем в форме. Не все еще готово, и где царь, мы пока не знаем… Да, все так. И ангел в последнее время не посещает нас. Но ничего, смиряемся, скорбим, осознаем свое недостоинство.
Отец Василий замолчал, что-то обдумывая. Вдруг встал и даже положил руку на плечо Пастуха.
– Да, надо замедлить сколь возможно их появление здесь. Пока от ангела я не получу четкие указания. Ну… понимаешь.
– Будет сделано, отче, – с готовностью ответил Пастух и через едва заметный проем в стене выскользнул прочь.
Пройдя по коридору с кельями для людей, Пастух спустился на «нулевой уровень» и по другому коридору направился к выходу из катакомб. Возле большой пещеры под названием «царская палата» (место, где отец Василий произносил свои проповеди и где проводилось оглашение нелюди) он услышал короткие, отрывистые фразы:
– …Бандит, фанатик, инквизитор… масон, экуменист, нео-обновленец, друг всех педерастов… за собой смотри, узколобый фарисей, фаш-фа-гы-гы тарелочки… – дальше шла полная тарабарщина, и другой голос торжествующе произносил:
– Вот видишь, бра-а-т, к чему приводит ересь модернизма и эку-у-уменизма; покайся, пока не поздно, пока Господь не освятил мне руку для удара…
Пастух осторожно прошел через проход в стене и заглянул в царскую палату. В конце пещеры было возвышение, которое служило сценой. И на этой сцене застыли в картинных позах друг перед другом два гнома.
Еще несколько гномов, видимо, свободных от послушания в пещерах и трапезной, сидели на каменных скамейках и молча слушали короткие реплики. Гномы на сцене произносили их с такими страшными лицами и с таким тщанием (почти не выворачивая слова), что, казалось, еще одна реплика – и они бросятся друг на друга.
Впрочем, Пастух знал, что не бросятся. Земляной народ своих не трогает. Да и умнее они, чем отец Василий думает.
Со сцены между тем летело:  
– Покайся, гад, покайся антихристово отродье! Иначе, не только ты и твои дети, но и жилища их, и скот их, как сказано в Писании - все до последнего бантика и помадки – все будет попалено!
– Каяться перед мра-а-акобесами! – кричал в ответ другой гном, –  и не подумаю! Не вам судить! Бог есть любовь! Он посылает дождь на добрых и злых!
– Да, сатанинское отродье, Господь есть любовь опаляющая. Мне жаль тебя, – с этими словами «гном-мракобес» схватил за грудки «гнома-интеллигента» и заорал, – нет пощады греху! Забивать камнями, сказано! Но будет ли милостью Божией забить такого камнями?
Последний вопрос гном адресовал к сидящим в зале. Получив утвердительный ответ, мол, да милость, конечно, гном еще сильнее сдавил своего оппонента.
–