– Что-то вроде Бога Отца, – уточнил Капитан.
– Идемте, – попросил Клен. – Друзья, надо торопиться, нас ждут.
Клен повернулся и бесшумно зашагал по дорожке. Мы нехотя поплелись за ним, с огромным трудом оторвавшись от сияющей звездной бездны.
– Да, – сказал Капитан, – первый раз я здесь полночи простоял. И никто не торопил. А теперь вот ждут.
Мы снова вступили на лестницу, поднялись и оказались в еще одном зале меньших размеров. Здесь потолок был уже нормальный, сплошной. Но одна из стен, повернутая к вершине холма, была «прозрачной». Я увидел Серебряные Деревья («прозрачная» стена обращена именно к ним), они тихо светились отраженным звездным светом. Какое-то светило непередаваемого вида сияло над ними, испуская целую световую гамму лучей.
В зале внезапно вспыхнул свет, и пропали Серебряные Деревья и непередаваемая небесная сфера над ними. Свет лился из ниоткуда, не было ни фонарей, ничего. Мы увидели стражей, сидящих прямо на полу, на подушках, подобно арабам, или индусам. Стражи встали и шумно приветствовали нас.
Мы ели и пили. Все было необычайно вкусно, а вода в кувшинчиках имела разный аромат и пьянила, как очень хорошее вино. Специально для нас была запечена рыба. Весьма хитрым способом. Ее бесподобный вкус запомнится, наверное, на всю жизнь. Сами стражи вегетарианцы (этому я как раз совсем не удивился).
Ели и пили в благоговейном молчании. Лишь на лицах стражей менялись эмоции, стражи выглядели тревожно и что-то бурно обсуждали на своем, мысленном уровне. Наконец Белодрев сказал:
– Боюсь нашим друзьям-человекам не очень уютно оттого, что мы тут беззвучно говорим.
– Не очень вежливо с нашей стороны, – подхватила Игуменья.
– А давайте, что-нибудь споем, – предложил Серебряный. – Нашим друзьям жевать будет веселее.
И стражи запели. В их пении переливалось многоголосое «а-а-а», что мы уже слышали у Пестрого. Но только теперь в многоголосье вплетался набор совершенно непостижимых звуков, от птичьего щебета, до шелеста листвы. Трудно было поверить, что все это производилось сидящими рядом с нами и внешне сейчас мало от нас отличающимися существами.
Мы ели и пили, а перед нами разворачивалась картина Творения. Прекрасные, далекие, чуждые страданию и злу миры возникали из звуков пения стражей. Описав величественный, непостижимый круг в мироздании, все сотворенное устремлялось к Творцу.
Голоса стражей становились все выше, миры все ослепительней. Наконец, оборвались все звуки, кроме переливчатого «а-а-а», дошедшего до раздирающих сердца высот, до Истока, и затихшего. Мы погрузились в безмолвие и тишину. Это было божественное безмолвие, безмолвие до Творения. Трудно сказать, сколько мы пребывали внутри него. Раздался голос Серебряного, и голос этот произнес невозможное, немыслимое в этом мире:
– Народ земли убил двух наших братьев.
Мертвые стражи
Лица убитых стражей были неестественно белые, словно из бумаги. А в остальном – обычные, человеческие лица. И застыли на них вполне человеческие чувства. Причем, чувства хорошие. Что-то вроде детского изумления.
И кровь! Самая настоящая, красная, человеческая кровь. Вот что хуже всего!
Но не может быть у демона кровь, они духи, а эти, получается, из плоти и крови. Нет-нет, тут что-то напутано…
Лесные демоны напоминали Виктору великовозрастных детей. И этим рождали в его душе щемящую жалость. Жалость к демонам, вряд ли бы ее одобрил отец Василий, но что делать, Виктор был добрый малый.
У первого и у второго стража быстрыми и точными ударами топора разрублены грудные клетки. Смерть настигла их быстро, окрасив красным нелепые бело-зеленые балахоны, заострив торчащие босые ноги. Мертвые стражи были похожи на хиппи, или на неопределенного вида сектантов. Да на кого угодно, только не на демонов!
Виктор оглянулся. Возле него, опираясь на свои топоры, стояли довольные Тимошка и Филька – послушание выполнено, лесные демоны обнаружены и убиты.
Виктора покоробил вид довольных гномов. Он до последнего не верил, что земляной народ способен на убийство. Он знал, что они носятся с топорами по лесу. Но думал, что это такой специальный вид послушания, для земляных. А наказ игумена убивать лесных демонов надо понимать символически. Каким же он был наивным!
Виктор не знал, что ему думать об отце Василии и об ангеле. Пока ему было даже страшно направлять мысли в это русло. Оставалось одно голое чувство: что-то у нас не так, раз мы дошли до убийства.
Конечно, гномы рассказали, что лесные демоны вначале притворились деревьями. Но они распознали бесовский обман. Тогда демонам ничего не оставалось, как принять свой нормальный облик. Вот в таком облике их зарубили и приволокли сюда.
…А ведь по большому счету, эти существа ничего плохого нам не сделали, – продолжил размышлять Виктор. – Кроме гномов никто и не знал, как они выглядят. Мы же их земли вообще под покровом ночи проходили. Ангел отцу Василию сказал – срочно собираться. Взять Чашу, Антиминс, Престольное Евангелие, иконы, облачение: ничего антихристовому духу не оставлять! И запечатать Престол знаком рыбы.
Ночью перешли Браму. Спустились в какую-то загаженную лесопосадку. Потом канава была, такая же грязная. Я еще правую ногу замочил. Потом этот холмик. Через который едва ли не бегом бежали. На холме ржавые конструкции. Некие башни. В темноте было не разглядеть. Ангел сказал, что это самое гиблое место. Но никто нам ничего плохого не сделал.
Нет, если б Иосиф Волоцкий, борясь с ересью жидовствующих, так размышлял, как я сейчас, – внезапно осадил себя Виктор. – Они же мне ничего плохого не сделали и вообще, приятные люди. Брат, здесь никаких компромиссов быть не должно. Где бы сейчас была церковь, если бы первые христиане пошли на компромисс с языческим миром? Или если бы преподобный Иосиф не настоял бы на казни еретиков? Нет, с бесами никаких переговоров. Не мир, а меч…
Мысли Виктора приобрели возвышенный характер. По привычке, приобретенной у Свидетелей Иеговы, в такие моменты он думал цитатами из Писания:
Враги человеку ближние его. Не о нашем ли времени речь: двое будут в поле, один возьмется, другой останется. Ибо не мир Он принес, а меч. Меч, – повторил Виктор как бы подпитываясь от самого слова бранной силой.
И он увидел этот самый обоюдоострый меч из Писания! Этим мечем, в руке Господа был никто иной, как отец Василий, что выходил из катакомб.
Да, все это он осознал в единое мгновение. Он увидел иеромонаха в новом невиданном прежде облике; как бы объятого тонким пламенем, быстрого, стремительного, с горящими, голодными глазами.
***
Сегодняшнее послание ангела не выходило из головы у отца Василия. Оно не выходило даже тогда, когда явившийся в полдень Пастух сообщил о том, что краснокутовского попа вместе с помощником и чудиком из Брамы видели на склоне холма. Недалеко от кургана. С ними был лесной демон.
Занятненько, – усмехнулся отец Василий, – и логически ожидаемо, что служители антихристовой церкви и здесь прибегнут к услугам демонов. Ладно, пусть идут, пусть узнают, что такое суд Божий!
Отпустив Пастуха, отец Василий уже через минуту забыл о краснокутовском попе. Вновь и вновь он прокручивал послание ангела:
Государь намерен быть здесь. Государь! Отсюда он начнет поход на Москву, по окончанию кратковременных бедствий… Да, последнее посещение ангела было самым долгим и основательным. Ангел ему первому сообщил об убийстве двух демонов. Еще кровь убитых не остыла. И похвалив гномов, приказал Василию отныне благословить их барабаны. Пусть себе стучат на здоровье.
Еще ангел велел не ослаблять натиск. Готовить поход на холм. После чего сообщил главное. Начал издалека, мол, все непросто так: и аномальная зона, и расположение ее возле моря, и то, что по воле Божьей, бесы земли, гномы, даны тебе в послушание. Нет, не просто это. По своему смирению, ты избран Господом, избран первым встретить государя, что явится из-за моря. Отсюда он начнет готовить поход на Москву.
Он забыл уточнить у ангела, правильно ли насчет Москвы понял. Ведь Москва провалится в преисподнюю. Или это в духовном смысле надо понимать? Или не все провалится, что-то останется?
Ладно, не его ума дело. Главное в другом:
Он встретит самого государя!!! Он, грешный и ничтожный монах, и иерей Василий, презираемый своими братьями, сосланный епископом в бессрочную ссылку, в эту дыру, он!..
Воистину, дивны дела Твои, Господи! Дивны! Первых Ты делаешь последними, а последних первыми! Господи, да за что мне все это! Даром! Прости, но мне хочется петь и танцевать. И славить Тебя так, как славил великий псалмопевец Давид. Грешный Василий видит из своих катакомб дальше, чем они – из своих сияющих столиц.
И смех и грех! Одни ждут, что кто-то из угасшего рода Романовых неким чудом объявится. Другие, что государь чуть ли не с неба свалится и неким чудесным образом Святая Русь появится. Третьи и сами не прочь себя в цари. А государь возьмет и здесь высадится. Они думали, что поставили на грешном Василии жирную точку. А грешный Василий первым государю поклонится! Первым!..
Вот с такими мыслями, едва не пританцовывая, вышел отец Василий из катакомб. И увидел мертвых стражей. И красную кровь. И почему-то померкло буйное веселье души. Он вдруг пожалел мертвых демонов. Жалкие, босые создания были так похожи на несчастных людей.
Сколько во мне еще розового христианского гуманизма, достоевщины, – устыдил себя отец Василий. А Филька с Тимошкой уже тянули свои «рыбки» под его благословление.
Отец Василий благословил «рыбки» и сказал гномам:
– Молодцы, настоящие воины государя!
– Воины! Воины! Воины! – радостно заорали гномы.
Из глубин катакомб раздалась гулкая барабанная дробь. И еще одна. И еще.
У-ытрычх
– Никогда народ земли не убивал наших братьев, – вздохнул Серебряный и спросил нас, – вы не догадываетесь, кто за этим стоит?
– Догадываемся, – тихо ответил Капитан.
– Кто? – эмоционально выдохнул отец Иван.
От состояния покоя у нас не осталось и следа. Нас охватила тревога и беспокойство. Убили двух прекрасных существ. Какой-то народ земли. И каким-то образом это страшное происшествие имеет отношение к нам. Раз Серебряный именно нас спрашивает.
– Кто? – нетерпеливо повторил отец Иван.
– Отец Василий, скорее всего, – просто ответил Капитан.
– Иеромонах убил двух стражей! – почти закричал отец Иван, – он, что, с ума сошел. Зачем?.. Впрочем, я тоже об этом подумал, но тут же отбросил эту мысль, как нелепую.
– Нет, не лично он убил, – сказал Белодрев, – но по его приказу.
Повисла тягостная, непривычная для этого светлого места тишина. Мне стало стыдно, стыдно до омерзения за весь наш человеческий род.
– Не печальтесь, друзья-человеки, – сказала Игуменья и улыбнулась, – мы вас ни в чем не упрекаем, да и как вас можно упрекать, вы непричастны к совершенному злу.
– Более того, – продолжил Серебряный, – мы и служителя Кон-Аз-у… Василия не упрекаем. Ибо и ему было внушено.
– Кем внушено? – спросил отец Иван.
– Духами с кургана тьмы, – спокойно ответил Серебряный. – Точнее, каким-то одним из них. Очень сильным. Непростым духом.
– То есть, речь идет о тех сущностях, которых мы зовем бесами? – уточнил я.
– Совершенно верно, – сказал Белодрев, – мы
|