Нет, даже не уговаривайте! Не успокаивайте меня. Я знаю, что поступил неправильно, и мне, как автору, от этого невообразимо стыдно. Ах, зачем же я давал когда-то клятву „литературному гиппократу“ , что - только правду, правду и ничего кроме правды! Нет, поверьте - нет! Не должны были мои герои встретиться так. Все должно быть иначе. Она должна прийти в красивом обтягивающем платье, подчёркивающем её изящную красоту зрелой, но по-прежнему приятно-аппетитной женщины, едва-едва переступившей порог истинного - для тех кто понимает - бальзаковского совершенства. Он - в строгом тёмном костюме без галстука, но с расстёгнутой верхней пуговицей белой рубашки. Обязательно в лакированных остроносых туфлях, начищенных до блеска, как носит каждый уважающий себя мужчина в его родных краях. Немногословный, чуть застенчивый в обращении, с благородной проседью на вороных висках - именно такие мужчины ей - белокурой хохотушке, бойкой на язычок - всегда нравились. В кафе или на дискотеке для тех, кому за тридцать - вот где непременно должно было состояться их романтическое свидание. Тогда да - симпатия, амурный флёр, конфеты и букеты. Они бы стали встречаться, гулять под ручку в парке и по набережной. Потом, вполне вероятно, съехались, поженились, в дополнение к своим прежним - его двум чернобровым джигитам и её лапушке-доченьке - нарожали бы кучу ребятишек. Ну хорошо, не кучу. Кучку. Дальше загадывать даже я не осмелюсь.
Да, все так бы и произошло. Так или примерно так. Если бы… если бы не одно но. Противный автор заартачился. Ни в какую не захотел хотя бы чуть-чуть приукрасить действительность.
Друзья мои, я не оправдываюсь, но, дабы вы представляли себе положение вещей, сознаюсь честно. Я боролся с собой. Я встал. Я сделал шаг. Я уже готов был бросить свеженаписанную рукопись в огонь - до того мне стало стыдно, но - вы не поверите! - отнюдь не стремление к правде отвело тогда мою руку. Лень, обыкновенная человеческая лень не позволила мне совершить акт вандализма. Как только я представил, что надо опять сидеть, мучить желудок и кофемашину бесконечным потоком терпкой горечи, натирать и без того красные глаза ещё пару бессонных ночей - мои благородные порывы улетучились разом. И я сказал своим героям: Да идите вы лесом! Разбирайтесь теперь сами. А я - спать!..
Надеюсь, вы простите меня. И не сердитесь - придётся уж вам выслушать, как же оно было на самом деле…
А на самом деле встретились они в Ростове, на рынке...
Если вы спросите меня - не в Великом ли Ростове - я вам отвечу так: безусловно, тот Ростов самый великий из всех русских городов, что пристроились слева и справа к самой вольной из всех русских рек - полноводному Дону.
А ещё тот Ростов - папа. И, хоть это не имеет ни малейшего касательства к нашей истории, не забуду остановиться на одном любопытном факте, чтобы раз и навсегда утихомирить исторических горе-спорщиков.
Какой же Рюрик славянин? - спрошу я у квасных патриотов.
Включите логику. Конечно же Рюрик швед! Разве могут быть сомнения?
Где доказательства? А вот же! Это ли не шведское „наследство“? Только взгляните на взаимоотношения наших городов-„родителей“. Типичная ведь „шведская“ семья.
Давайте возьмём Киев. Он - Мать городов русских. Он Мать - понимаете! Не понимаете? Ну как же! Очевидно же: мать - значит , главная в семье. Мать - это статус! Мать - это мать. К тому же, становится ясно даже пятикласснику: транссексуальность была известна с глубокой древности. Видимо, в роли отца Киев справлялся похуже, вот и пришлось переродиться в матери.
Ещё в той семье есть Одесса-мама и Ростов-папа. Давайте не будем задумываться о странной разнице в возрасте. Помните: интересоваться возрастом женщины - верх неприличия. Итого: папа, мама и ещё... мать непонятной гендерной принадлежности, видимо, просто бисексуальная. Видите - полная шведская гармония. А вы сомневались!
Почему наша история произошла в Ростове, а не, скажем, в той же Одессе или в Киеве? Чудаки! Это совсем просто. Киев - столица. Его солидному положению приличествуют лишь великие, помпезные и торжественные события. Одесса тоже столица. Одесса - столица юмора, если вы забыли. Была бы наша история сколь-нибудь смешной или хотя бы странной, она непременно случилась бы в Одессе.
Один лишь Ростов по пацански прост и конкретен. В Ростове не может быть никаких странностей. В Ростове всё ровно и по понятиям. Загадочные истории не для него. Не знаю как вы, а лично мне известна лишь одна странность, связанная с Ростовом. Раки. Знаменитые ростовские раки. Как что тут странного? Вы заметили сколько продаётся в Ростове раков? Это уму непостижимо! Столько раков не сможет уродить матушка-природа по всей необъятной России вместе взятой. Такое впечатление, что на ростовскую раковую промышленность работают все озера, реки и ручейки земного шара. А учитывая, что раки живут только в чистой воде, сомнения удваиваются. Нет, даже утраиваются, удесятеряются! Ведь в России не осталось чистых рек.
Ладно уж... Раз пошёл у нас сегодня такой уговор - правду-матку резать, так и быть, раскрою и этот секрет.
Все ростовские раки не настоящие. Их хитиновые скелеты выдуваются из пластиковых гранул в спеццехе игрушечной фабрики номер восемь, что на улице Тоннельной, сорок пять. Совсем будто голозадые пупсы, погремушки да забавные плавающие утята. А уж затем специально обученные люди ночи напролёт кулинарным шприцем загоняют под панцирь креветочный фарш.
Надеюсь, теперь с ростовскими странностями покончено навеки. Переходим к прозе жизни.
Итак, она звалась... нет, не Татьяной - Людмилой. А он - Руслан. Так совпало. К чему мне выдумывать? Клянусь, если бы у моих героев в паспортах значились другие имена, я бы так и написал.
Людмиле в жизни везло. Во всём. Умница, красавица, спортсменка и активистка, как сказали бы в её любимом кинофильме. Не повезло ей разве что со страной проживания и временем, в которое этой страны отцы-благодетели затеяли грандиозное переустройство. В размеренный и предсказуемый советский уклад вдруг вероломной „тевтонской свиньёй“, жаждущей реванша за прошлый провал, со всего размаха вклинился рынок. Уклад, словно лёд на Чудском озере, не ждавший подвоха, затрещал и утопил надежды Людмилы на счастливую беззаботную жизнь в чёрных водах предательства и междоусобицы. Страна, вместо обещанного в скорейшем времени цветущего Эдема, кубарем покатилась в тартарары.
Запивший было от беспросветности и безденежья муж вдруг пить бросил, но не вернулся с покаянием к Людмиле, а и вовсе постригся в монахи. Окружающее и „подающее надежду“ на благополучную мужу замену иное мужское население, напротив, словно по команде, побрилось в бандиты. Те же, кому совесть не позволяла добывать пропитание насилием, разделились на два лагеря. Одни терпели и продолжали штурмовать агонизирующие заводы и фабрики в надежде на случайные подачки, которые начальство по привычке именовало зарплатой и которые обесценивались раньше, чем их успевали донести до прилавка магазина. Другие, не желающие сдаваться, принялись искать выходы из тупика.
Так Людмила попала на рынок.
Впрочем, не стоит сразу записывать Людмилу в базарные торговки. Это ведь только часть её биографии. Возможно она, инженер-конструктор второй категории, как многие её коллеги, и дальше покорно ждала бы задерживаемой месяцами получки, но дальнейшие шаги начальства вынудили её сделать непростой выбор. В стране началось странное поветрие. Привыкшие к бартеру предприятия повадились и своим работникам выдавать зарплату „натурой“.
Работай Людмила на хлебозаводе или кондитерской фабрике, она , быть может, смирилась бы и
с этим. Но Людмила проектировала трансмиссии сельскохозяйственных машин. Решив, что ящиков с подшипниками и шестерёнками её старенький балкон может попросту не выдержать, Людмила назанимала у знакомых последние заначенные на чёрный день доллары и купила билет до Харбина. Так, вместе с миллионной армией бывших советских инженеров, началась её карьера челнока.
Каким чудом ей, хрупкой женщине, удавалось волохать десяток баулов, каждый ростом и весом чуть не с неё саму, разрешите, я расскажу в следующий раз. Я и так уже много лишнего наболтал. И про секреты её отношений с таможней, и про незадекларированные „баксы“ , и про перегруженные китайским шмотьём самолёты - всё это не сейчас, ладно? Сейчас только про любовь.
Надо ли говорить, что Руслана на рынок вытолкнули те же обстоятельства. А как же ещё - он ведь жил в одной с Людмилой стране. Знатный механизатор, раньше он был нарасхват в родном селе. Это тоже легко объяснимо - ведь Руслан ремонтировал те самые сеялки, веялки и прочие комбайны, что проектировала Людмила. Комбайны, скажем честно, ломались нещадно. Норовили, подлецы, в самую страду, посередь озимого поля. Но я это вовсе не к тому, чтобы очернить советское машиностроение. Я лишь хочу напомнить, что в другой обстановке, пожелай вдруг небеса её создать, Руслану и Людмиле непременно нашлось бы о чём поговорить. Хотя бы на первое время. А потом, сами понимаете, когда пойдут детишки, пелёнки да погремушки - уже не до душещипательных бесед.
Словом, рыночные отношения постучались и в сельские ворота. Когда председатель их бывшего советского хозяйства, а ныне - капиталистического сельхозпредприятия, распродал комбайны и перебрался жить на Рублёво-Успенское шоссе столицы, Руслан, немного погрустив, призадумался.
Он не поехал в Китай. Негоже гордому горцу торговать дешёвым тряпьём на базаре.
- Мы едем в Ростов, - объявил Руслан своё решение сыновьям, - Большой город не даст пропасть.
- Прокормит. - сказал он, и семья отправилась в путь…
- Нет, - отрезал он через месяц, когда растаял последний рубль из отложенных в лучшие годы на покупку машины.
Выяснилось, что большому городу не требуются иные работники, кроме рядовых бойцов в бригады рэкетиров.
- Нет, мы не прольём ни капли человеческой крови!
Сыновья молча кивнули. В их роду не принято перечить отцу.
Так на ростовских рынках появилась новая шайка „ломщиков“.
О, это филигранное искусство. Стоит, пожалуй, уделить ему несколько слов. Нет, не потому что вам, друзья, попался чересчур болтливый автор. А потому лишь, что поймал я на себе парочку недоумённых юных взглядов, едва только произнёс название этой забытой ныне профессии.
Ломщик - это прежде всего психолог. А уж, потом, во вторую очередь - фокусник. Первоочередная его задача - договориться с продавцом о покупке большой партии товара. Торговля идёт как на восточном базаре: не на жизнь, а на смерть. Очень важно поймать ту грань, ниже которой продавец никогда не опустит цену на свой товар. Не из вредности. А потому что уже действительно ниже некуда - просто не будет никакого навара. Дальше начинается самое интересное. Ломщик рассчитывается с продавцом мелкими купюрами. Важно, чтобы пачка денег получилась потолще. Продавец, пересчитывая, обнаруживает недостачу двух-трёх банкнот. Ломщик „не верит“ .
- Там всё точно, - наседает он, - Ты просто считать не умеешь. Дай-ка я…
Пересчитывает. Действительно, не хватает. Он долго и красиво извиняется за своё головотяпство и возвращает пачку продавцу, добавляя к ней недостающие купюры.
