[b]Глава 1.
В двадцать лет меня выбрали в курсовое бюро ВЛКСМ и назначили ответственным за пропаганду. В ноябре, задолго до начала "Трудового семестра" следующего года, вдруг вызвали в Комитет Комсомола института.
- Здравствуйте! Вы на двенадцать назначили.
- Приветствую. Сергей? Ты записался кандидатом в стройотряд, считай, что зачислен, тем более, не в первый раз поедешь. Деревня, где будете дислоцироваться, удалена от культурных центров. Там свили гнездо церковники.
- Сектанты? - перебил я.
- Православные. Церковь не запрещена, но эти совсем обнаглели. Решено развернуть тут антирелигиозную деятельность. Это отрезвит многих и покажет, на чьей стороне молодёжь. Тебе поручается подготовить доклад по тематике. К апрелю напишешь текст (времени достаточно), заслушаем, утвердим. Все! Иди, работай!
Я встал, попрощался.
- Да, чуть не забыл! - он протянул бумагу, - здесь основные пункты твоего выступления.
В коридоре я развернул листок. На нем напечатано:
1. Доказать, что бога нет.
2. Развенчать христианские заблуждения.
3. Изложить основные задачи строителя коммунизма.
***
Вопрос, свалившийся так внезапно, задел за живое.
Начал размышлять: "Откуда взялся мир, да как возникла жизнь?"
Марксистско-ленинская философия утверждает, что материя первична, сознание вторично, то есть: материя вечно была, а потом возникло сознание. Наше, человеческое. Первобытные люди, не находя объяснений явлениям природы, придумали богов...
Меня смутил Большой взрыв (признанный физиками всего мира), от которого пошла быть материя. А до взрыва? Ни пространства, ни времени, ни вещества не было? Космос, значит, имеет начало! - противоречие. Моих знаний не хватало. Пошел в Ленинскую библиотеку искать истину. Тут такое открылось! Даже Канта читал. Но ничего не понял. Столкнулся с творениями православных писателей. “Закон Божий” Слободского проштудировал в поисках противоречий. Написано ясно и доходчиво. Но я упорно держался воинствующего атеизма. Однако уж больно не хотелось умирать. Однажды в детстве осознал, что когда-нибудь умру. И ощутил, насколько сильно люблю себя, людей и эту самую материю, приговорившую меня к высшей мере...
Что такое жизнь? Органические структуры образовались вместе с первичной материей. Почему они жить-то начали?”
Наступил апрель. Доклад готов. В конце месяца его, с некоторыми поправками, утвердили на партбюро факультета.
***
Ничего особенного в той деревне, куда нагрянул стройотряд, не было. Правда местные, как мы узнали потом, упорно называли её селом. Указатель все же провозглашал, что это деревня: д. Юрьево - 1,5 км; стрелка указывала направо от шоссе. Изъезженная тропа вдоль леса назывались "Дорогой жизни". Зимой здесь проехать можно. Если не заметёт. Летом, после дождя, несколько дней ждать надо, пока глина подсохнет. Были, конечно, другие пути, но гораздо длиннее. Ехали там, где короче. Лило как из ведра. Автобус застрял. Посланники столицы добирались своим ходом. Промокли. Наконец, дошли. Квартирьеры загодя возвели избушку, столовую. Вбежали в пахнущую сосновой смолой постройку. Натоптали. Долго искали дрова. Еле растопили печку, чуть не угорели. Согрелись, просохли, кое-как поели.
Наступили трудовые будни. Нашими руками возводился коровник. Техники не было. Использовали самодельные блоки, вороты. В других отрядах с машинами лучше. А мы находились за Окой, в стороне от основных трасс. Значит, темпы строительства будут медленны и зарплата никудышней. Но ни хлебом единым жив человек, особенно советский студент. Покачали головами: “Ну, что же? Понимаем”. Как пропагандисты внушают: "Страна ещё после Великой Отечественной не отошла". Главное, как ни крути - хорошая, весёлая компания!
Недели через две в клубе назначили наше выступление. Наше, потому что сначала читалась лекция, потом давал представление студенческий театр миниатюр.
Настроение слушателей сильно ударило по мне. В зал не смотрел, уткнулся в бумагу и честно бубнил положенное. Царствовала скука, но сидели тихо - привыкли, что перед интересным обязательно вставят идеологическую муру. Уф! - закончил.
Началось театральное действо. Фокусы, сценки из жизни. Тягостное впечатление от моего словоблудия улетучилось.
Наконец - гвоздь программы: группа "Дубов Задунайских". Они ушли под овации, посылая воздушные поцелуи. Потом вдруг вернулись, и давай опять выкаблучиваться.
Объявили следующий номер - старинный романс. Появилась девушка, она стеснялась. Публика ощетинилась, готовясь пропустить мимо ушей очередную тягомотину. Мы, привыкшие к ритмам современных ансамблей, отвергающие, а вернее - не знающие настоящей музыки, чуть ли не впервые услышали ПЕНИЕ. Вокалистку долго не отпускали со сцены, хотели слушать и слушать...
Но заголосили гитары. Начались танцы.
***
Вскоре меня и еще четверых направили на новый объект. Это оказалась церковь. Сначала не хотел идти, смущался. Потом согласился.
Там распоряжался дородный мужик в модном костюме, с бородой и усами, лет сорока. Я его встречал раньше, окруженного деловитыми людьми, решил - здешний пахан. Мы привезли бетономешалку. Во дворе аккуратно лежали кирпичи, в сарае – цемент. Приехал самосвал с песком. Наниматель куда-то делся. Шофер долго суетился, дескать, где выгружать? Махнул рукой: “Сами разбирайтесь!” Высыпал рядом с сараем и застрял. Машину долго не могли вытащить. Возник пропавший. Подставил плечо, скомандовал. Раскачали, толкнули грузовик, тот дернулся и вылез, обдав нас грязью. Бородач принялся отряхиваться, еще больше запачкался. Пробормотал – я расслышал: “И, слава Богу!”
Спросил: “Кто старший?” Старшим был я.
- Пошли в храм. Я отец Петр. Тебя как звать?
- Сергеем.
- Сергей, кепку сними. При входе крестное знамение положено.
- Да я не крещен.
- Что же ты?
Я замялся, не ожидал вопроса. Стало неловко. Как бы издалека услышал собственный голос:
- Некогда, наверное.
- Бабушка, в Бога верит?
- Ходит иногда в церковь. Рассказывала: прадед верил, пономарем был. Его репрессировали.
- Расстреляли?
- В лагере умер.
- Вот, значит, чьим молитвам Господь внял...
В среду, а может, во вторник, отмечался христианский праздник. Работы на территории церкви приостановились, и мы, задействованные там, временно вернулись в свои бригады. Я по строительной специальности - каменщик. Взобрался на леса. И расстроился: стоило отлучиться - подсобники разбаловались. Кирпича нет, бадью для раствора куда-то дели. Накричал, заставил найти бадью, принести кирпичей. Да побольше! Опять поднялся. Под лесенкой упруго хрустело. Ступил на площадку, вышел на середину - скрипит. Подпрыгнул, проверяя прочность...
***
Мелкий дождь. Серый небоскреб без окон, очень длинный - несколько километров шириной, потому кажется сплюснутым и уродливым. Колоссальная очередь петляет по огромному пустырю, огороженному высокими бетонными плитами с колючей проволокой наверху, и теряется в единственной двери небоскреба, от краев которого и начинается забор. Сергей послонялся по двору. Кругом грязь. Распутав головоломку очереди, нашел ее хвост:
- Кто последний?
Худой, невысокий пожилой мужчина в мокром демисезонном пальто и мокрой шляпе зеленоватого цвета, торопливо, будто ждал вопроса, но совсем другого, скороговоркой начал:
- Внутри-то тепло! Вон, из трубы, что из стены торчит, дым повалил. А ветер сюда, дышать нечем. Углем топят и еще чем-то, кизяком что ли?
Чистенькая сухонькая бабушка в белом платочке и цветастом сарафанчике, совсем не по погоде одетая, убедительно зачастила:
- Радуйся, что сыро на улице! Я тут давно. Знаю! И в домище побывала: вонь страшная! А солнце покажется, натерпимся!
Здоровенный дядька в костюме и при галстуке, засомневался:
- Как же, ты, мать, в конце оказалась? Разве очередь не движется?
- Движется, как не двигаться! В прошлый раз я совсем уж внутрь зашла, да подкатили четверо на машине: "А ну, бабка, пусти, нам некогда! - она всхлипнула: я на них с кулаками, ведь сама-то еще с шестьдесят первого года тут!
Сергей помотал головой:
- Что-то, бабушка, я ничего не понял из Вашего рассказа.
- А ты, думаешь, где мы?
Дама в богатой шубе горько усмехнулась:
- Здесь вечность...
Старушка аж взвилась вся:
- Ишь, ты: Вечность! Вечность там, - она ткнула пальцем вверх, а тут - безвременье! Мертвые мы, понял? В аду!
Сергей оторопел. Испугался? Просто не чувствовал себя. И мыслей никаких не было. Можно бы сказать, что он покрылся холодным потом, его тело стало сводить, начиная с подбородка и щек, заканчивая ногами и руками, если было бы тело. Что-то холодное застряло в горле, он глотнул, комок упал вниз живота, и Сергей упал бы, но его поймали и усадили.
Расторопный мужичёк в штурмовке, подхвативший Сергея, непритворно посочувствовал:
- Не знаешь, что умер?
Всеведущая старушка сообщила:
- Такое случается, когда внезапно гибнут. Вспомни, вспомни что-нибудь последнее.
- Я поднялся на леса, они гудели...
Дама в шубе удивилась:
- Леса?
Тот, в штурмовке, пояснил:
- Строитель он. Неопытный. Перегрузил леса, они обвалились, его задавило. Ты когда преставился?
- Что? - переспросил Сергей.
- Когда это произошло?
- В июне 1978-го.
- Я тоже. Вместе держаться надо. Нам мытарства предстоят.
Дядька в костюме, давно желая спросить, наконец, выбрал время и пробасил:
- И ангел - хранитель тебя не встречал? И похорон своих не видел?
Ловкая бабка не дала Сергею рта раскрыть:
- Откуда у него ангел, у некрещеного?
Дядька пробубнил себе под нос, что, однако получилось, как и все, высказанное им словами, довольно громко:
- А ты почём знаешь?
- Разуй глаза! Разул? Нет! Не дошло - по лицу вижу. Мозги-то пропил!
- Ох, ох прямо ведьма! Насквозь просвечивает!
***
“Проходи, проходи, - довольно симпатичный бес сидит за письменным столом, в просторном, со вкусом обставленном кабинете, - присаживайся!”
Парень оказался здесь чудесным образом. Впрочем, он быстро отвык удивляться. Новая действительность способствовала трезвому заключению: в этом месте возможно все. А было так: под ногами деда в мокрой шляпе прямо из грязи начал вздуваться пузырь. Пузырь лопнул, обдав окружающих капельками зловонной жижи. Перед ними предстал черт. Обычный черт, из тех, что рисуют на иллюстрациях к сказкам. Никто даже не испугался, правда, стало противно. Нечистый повертел головой и спросил растерянно:
- Это русский сектор? Ах, да, вот я за кем! - он взял за локоть Сергея, - пойдем со мной.
Старушка было возмутилась:
- Куда, без очереди!
Но двор мгновенно пропал, Сергей очутился в кабинете некого начальника, который, видно, и посылал подчиненного отыскать нужного человека.
Бес поводит рукой, приглашая занять любое из двух кресел для посетителей:
- Побеседуем, дорогой подопечный? Но прежде отмечу, что я тебе очень обязан! С тобой при жизни мороки не было: сладко ел, сладко спал, особо не напрягался и трудностей не испытывал.
Сергей возражает:
- А походы по горам, стройотряд, учеба?
- Сам понимаешь - это развлечения. Интеллектуальные, физические. По большому счету ты просто нагуливал душевный жирок. Эх, если б посмотрел на себя моими глазами: розовенький кабанчик сидит нежненький, упитанный; тронешь его - сок брызнет! Да еще похрюкивает! Хлеба
. Вам надо писать прозу! По тексту: правильно заметили, что это не деревня - сёлами издавна называли поселения с церковью, в деревне её нет. 
