В "БЕЛОМ ЛЕБЕДЕ"

производства, норму каждый день перевыполняют, – ухмыльнулся полковник.
– А не боишься, что я дезорганизую это звено и сделаю его неработоспособным.
– Да, пожалуй, я вижу наглости тебе не занимать. Ну, что же, как говорят: «цыплят по осени считают». Я тебя последний раз предупредил, будешь корчить совершенного вора, отправлю на спецпост, из карцера вылезать не будешь.
– Все, начальник заканчивай базар.
Лизунов, злобно сверкнув глазами, поднял телефонную трубку и вызвал наряд контролеров. Через несколько минут дверь открылась, на пороге кабинета стоял ДПНК Суханов и еще несколько охранников в форме.
– Капитан, уведи этого! – отдал приказ полковник.
– Куда его, в одиночку? – спросил Суханов.
– Много чести будет, если каждую «воровайку» будем в отдельную камеру сажать, ведите его в двадцатку. Повторный шмон и никаких личных вещей не отдавать, пусть каптерщик выдаст ему робу «поприличней», – ехидно ухмыльнулся Лизунов, – да, вот еще что, увидишь лейтенанта Микулинского, скажи, чтобы зашел ко мне.
– Э-э, что за дела?! Курево со сменкой верните, – возмутился Крутов,– я уже шмон прошел, и баул мой проверили.
– Что стоим, приказ ясен?! – строго спросил Лизунов ДПНК. Крутова вывели из кабинета, и повели по коридору.
– Слышь, старшой, – обратился вор к Суханову, – в двадцатке, что за публика сидит?
– Рот закрой!
– Что ты понтуешься, не надорвешься же, если скажешь, – дерзил Крутов.
Капитан отстегнул от пояса дубинку и угрожающе произнес:
– Еще одно слово…
Крутов замолчал, поняв, что шутить с ним не намерены. Помещение, в которое определил его полковник Лизунов, считалось «пресскамерой», закрепленной за оперативной частью. Конечно, Крутов не знал о статусе сидевших в ней заключенных. «А ведь мне говорили, что днем менты в хатах нары к стене пристегивают. Странно, почему здесь опущены?», – подумал Сергей, бегло осматривая камеру. Три двухъярусные шконки разместились вдоль стен, небольшой стол, две лавки и параша – туалет, располагался справа в углу камеры.
Пять пар глаз вперились в Крутова, когда он вошел и задал вопрос, куда положить небольшой вещмешок. Не услышав ответа, Сергей поздоровался и вновь спросил:
– Братва, куда шмотки бросить.
– А ты кто? – спросил его здоровенный амбал. Похоже, он был в хате главшпаном, потому как все сокамерники взглянули на него, как бы спрашивая: «Что делать с вновь прибывшим?».
– Погоняют – Крутом. С Владимирской меня пригнали. Три года в положенцах отходил, к семье подвели в Новосибе.
– Кто поручился? – спросил здоровяк – «Лось», он и был на тот момент главным в камере.
– Паша Гром, Аркан и Мераб. Эти кликухи вам о чем-нибудь говорят?
– Что ты лепишь? Аркан уже боты завернул, – окрысился на Крутова «Святоша», подручный Лося.
– Да жив он! Это мусора его похоронили.
– А нам другую рассказуху о нем подогнали, мол, развенчали твоего корешка и приговорили на краевой сходке.
– Верите этой шняге?! Аркан, босяк еще старой закалки, у него корешей по всему союзу разбросано, каждый уважаемый вор за него свое слово скажет.
– За что купили, за то и продаем. Я о Громе наслышан, он в Восточной Сибири воровскими делами заправляет. А где твои шмотки, чего-то у тебя сидор дохленький? – улыбаясь, спросил Лось.
– Режимник, зараза, приказал, чтобы мне баул не отдавали после шмона. Сука, решил меня на прочность прощупать.
– А кто такой? – спросил Лось.
– С управы, «Лизун».
– Крутой мент, с ним лучше не встречаться, слыхал, как он зэковские жбаны своей плеткой рихтует?
– Рассказывали.
– Ну и как, промацал он тебя на прочность? – спросил, ехидно улыбаясь «Святоша», – смотрю, рожа у тебя поцарапана. Бился, что ли с кем-то?
– Это, братва, может, представитесь, а то я в непонятке, с кем веду базар.
– Потом узнаешь. Хата путевая, не зафоршмачим. У тебя филки есть? Попробуем твой баул вернуть, – предложил Лось.
Крутов кивнул и, взяв алюминиевый таз, стоявший под бачком для питья воды, установил его на каменный выступ параши. Засунул два пальца в рот и вызвал рвоту. Сокамерники заулыбались: с подобной «примочкой» им приходилось сталкивать не раз. Бывалые арестанты умело сворачивали деньги кубиком и заглатывали перед обыском, а затем, вызывая рвоту, освобождали свой желудок от надежно укрытых денег.
Крутов поднял со дна таза пять кубиков и, осторожно промыв под краном, присел к столу. Бережно, чтобы не порвать, развернул двадцатипятирублевые купюры, что в целом составило: сто двадцать пять рублей.
– Сколько надо, чтобы зарядить ментов?
– Пока полтинника хватит, – ответил Лось.
– Что значит пока?
– А я тебе не мусор, чтобы таксу устанавливать, сколько затребует, столько и отдашь, если тебе шмотье  дорого.
Крутов не стал спорить, пусть будет так, ведь в мешке сигареты, папиросы, да куртка с ценными «пуговицами».
Вечером, когда объявили отбой, Сергей свернул матрац «Сутяги» и перебросил на верхние нары.
– Ты что в натуре, блатнее меня, что ли?! – возмутился Сутяга.
– Не дорос еще до нижних нар, поспи наверху немного, – усмехнулся Крутов. Сутяга с видом побитой собаки посмотрел на главшпана, ища поддержки, но Лось в ответ состроил грозную мину .
На следующий день, пришедших с прогулки заключенных ожидал вещмешок, принадлежавший Крутову.
«Однако все у них заточено с ментами», – подумал Сергей. Первым делом он достал одежду и, убедившись, что пуговицы на месте, скинул с себя казенную, застиранную до белизны робу и надел черный костюм из репсовой ткани. Выложил папиросы, сигареты и поделился с сокамерниками, отложив им по одной пачке.
– Кидай всю куреху на общак, все равно отоварки еще скоро не увидишь, – предложил Лось.
Крутов выложил папиросы и сигареты на стол, оставив в мешке две пачки.
– Что, в натуре кроишь, выкладывай все, –  ехидно прошепелявил Сутяга, видимо желая отомстить Крутову за вчерашний инцидент с местом. Сергею надоел этот шестерка с его «умными» речами, и он резко одернул:
– Ты это мне говоришь?! Чудо брыластое! Упал на лавку, и не суй свой шнобель в мой сидор.
– А не много на себя берешь, Крут? Следи за базаром, – Лось поднялся, за ним подскочили с мест остальные сокамерники.
– Лось, не надо наезжать на меня не по делу. Уйми свою пехоту, пока им бошки не отрихтовал. Я вам что, сявка какой, чтобы на меня полкана спускать. Лось, ты мне что, решил за падлючие действия шестерки предъявить?! – Крутов поднялся из-за стола, – О-о, я вижу, у вас ко мне претензии накопились. Что базар нужен? Сдается мне, что не по понятиям арестантов принимаете. И вообще, кто вы такие?
Лось сощурил глаза и, выпятив нижнюю челюсть, развязно произнес:
– Завтра узнаешь, вор сибирский, – и гневно зыркнув на сокамерников, добавил, – разбежались по нарам, а то сейчас мусора запикуют .
Крутов, дождавшись отбоя, лег на нижнюю шконку и отвернулся лицом к стене. Незаметно открутил две пуговицы и надкусил: затвердевшее тесто рассыпалось на мелкие части. Сергей приготовил две заточенные бляшки и, делая вид, что заснул, всхрапнул несколько раз.
Неожиданный удар по затылку заставил его вскочить на ноги, при этом он ударился лбом об уголок верхнего яруса. Перед глазами все поплыло, но времени, прийти в себя окончательно, совершенно не осталось. Он заметил, как три сокамерника, тесня друг друга, подходят к нему. Они что-то держали в своих руках. Крутов догадался о завернутых в полотенце кружках, наполненных солью. Резко оттолкнув от себя двух беспредельщиков, он моментально переместился на верхний ярус. Святоша размахнулся и что есть силы, ударил Сергея по ноге. Сильная боль пронзила тело. В глазах опять помутнело. «Вот теперь ясно, что это козлячья прессхата», – размышлял Сергей, перепрыгивая на соседние нары, но внизу его поджидал Лось с алюминиевым тазом в руках.
Времени на раздумье не осталось.
– Ну, суки! – выкрикнул Крутов и спрыгнул со второго яруса на беспредельщиков. Первому досталось Святоше: Крутов нанес ему удар заточенной бляшкой под левый глаз и располосовал при этом щеку. Кто-то успел ударить Сергея тяжелой кружкой по левому плечу. От боли закружилась голова, и прежде, чем свалиться на пол, успел зацепить еще одного гада, распоров ему шею с левой стороны.
Когда надзиратели, заслышав шум и крики в камере № 20, открыли дверь, их взору предстала нелицеприятная картина: Крутов лежал на полу, избитый до крови, а трое сокамерников продолжали пинать его по всему телу. Двое сидели на лавке и, стянув с постелей простыни, пытались унять кровь, сочившуюся из глубоких порезов. Тюремщики приказали Лосю и Сутяге уволочь потерявшего сознание вора в отдельную камеру, служившую карцером и бросили на холодный бетонный пол.
Наутро Крутова посетил полковник Лизунов и, стеганув скорчившегося вора своим знаменитым кистенем по ягодицам, усмехнулся и с издевкой проронил:
– Двоих наших работников ты вывел из строя, но спешу тебе сообщить, что сегодня придет нарядчик «Мороз» и «занарядит» тебя в третью смену на работу. Выходить никуда не нужно, тебя  снабдят всем, что необходимо для выполнения нормы. Не сделаешь, продлю срок пребывания в карцере.
Зло, ухмыляясь, Лизунов вышел из камеры. Сидя у себя в кабинете полковник отчитывал смену контролеров, принявших Крутова в пересыльную тюрьму.
– Несносные, где ваши глаза были, когда осматривали его вещи, как он мог пронести острые предметы?
– Товарищ полковник, мы самым тщательным образом осматривали Крутова и его вещи. Даже заставляли присесть раз десять. Не мог он пронести в камеру «заточки».
– А это что, по-вашему? Хрен на постном масле! – Лизунов бросил на стол две заточенные бляшки, – кто вернул Крутову вещмешок?
Контролеры пожимали плечами.
– Так, кажется, я знаю, кто это сделал, найдите сейчас же Боровко и быстро его ко мне. Вот гаденыш, опять за деньги мешок вернул, – вспылил режимник.
Надзиратели стояли, переминаясь с ноги на ногу, и виновато глядели на начальника, они так и не могли объяснить полковнику, как заключенному удалось пронести в камеру острые предметы.

Крутов лежал с закрытыми глазами, стараясь, не делать лишних движений, от которых по всему телу пробегала невыносимая боль. От засохшей крови вокруг ран, стягивало кожу. Особенно болел затылок. Сергей нащупал приличную гематому, образовавшуюся от удара кружкой. Не хотелось ворочать мозгами, но ему пришлось сосредоточиться: теперь стало ясно, о какой работе говорил режимник и о каком выполнении нормы он предупредил. Если Крутов не согласится взять в руки «кайло», тогда его начнут методично ломать, и не исключен такой вариант, придушат и лишат мужской чести. Это, казалось ему, недопустимым! Единственное, что успокаивало, три заточенные пластины находились на куртке, видимо надзиратели в спешке не успели разобраться, чем Крутов оборонялся.
Скрутив пуговицы, Сергей освободил их от затвердевшего теста. Осмотрел небольшую камеру, тускло освещаемую лампочкой, железный стол, забетонированный ножками в пол, такая же табуретка. Нары пристегнуты к стене. Окно наглухо закрыто железным листом. Стал запихивать одну из заточек между железными уголками нар. Долго не мог найти щель, но, в конце концов, спрятал. Вторую бляшку положил на пол в самый угол камеры и, собрав ладонью пыль с пола, припорошил. Третью бляшку специально