артустановок по его команде срывают стопора, свирепо разворачиваются в сторону «нарушительницы», и шквал огня сметает предательскую установку...
… Смолкает гром выстрелов…
…гремит металлическая требуха расстрелянной АК 630-М2…
… перекатываются по полу стреляные гильзы…
…стонет Максимыч…
…где-то на заднем плане надрывается сигнал тревоги…
… крышка стола, которая на самом деле оказывается тридцатисантиметровой броней, сдвигается…
… из-под крышки выглядывает побледневший Гроссмейстер и молвит:
- Медаль, говоришь?.. с-с-сука!..
Из скрытых повсюду тайных дверей и люков (то есть снизу, сверху, справа и слева) выскакивают многочисленные адъютанты, референты, секретари и телохранители. Вся эта шушера наваливается на Великого Магистра и мужественно закрывает его своими телами от опасности.
В финальном кадре зрители видят выпученные от нагрузки и переживаний глаза Гроссмейстера…
Кадр темнеет. За ним звучат оптимистическая музыка и оптимистические слова оптимистической песни:
-И с па-а-алей уносится печаль!..
Вы думаете это все? Думаете, мы забыли о панкиберах?
Кадр следующий.
Темная тюремная камера с высоким шестиметровым потолком. На потолке сереет забранный решеткой квадрат северо-западного неба. /Вообще немногим в Рыцарском замке предоставляются такие хоромы. Можно сказать, единицам./
Ракурс съемки меняется.
Зрители видят в полумраке лицо Рыжей.
Она смотрит в небо.
Ракурс опять меняется.
Зрители видят ее руки.
Они уже без ногтей…
А за кадром слышится веселая ретроделика:
Смотри – это море!
Смотри – это чайки!
Смотри – это небо.
А по небу летит самолет.
А в том самолете
Летит наша тайна.
А тайна о том,
Что любовь где-то ждет! (с)
Ту би континьюед.
Финал.
Экран вспыхивает без всяких задержек и муторных прологов.
/Может быть, эти задержки просто запарили — мы же должны ценить время зрителей? Сеанс то заканчивается. А может это сам Хронос диктует такой подход к своему континууму? Сказать трудно. Оставляем окончательную трактовку на откуп зрителям/.
Цвет отсутствует. Все представлено в черно-белом формате, соответствующих оттенках и всяких-разных градиентах. Картинка противоестественно контрастная, чувствуется гипер-супер-мега-высокое разрешение цифрового изображения. Это даже немного режет глаз.
Во всем широком монохромном кадре лишь одна деталь выделяется цветом. /Это типо, такая хай-тек примочка ну и, соответственно, нужный акцент. Прием, увы, не новый, но эффектный/
Ранний вечер. Конец рабочего дня. Грифельно серый Мегаполис. Серые тротуары, заполненные серыми толпами серых менагеров. По серым улицам медленно движется серый транспортный поток. Лица прохожих тоже серые. Присматриваясь к подробностям, зрители наблюдают странный эффект — стоит камере обратить свое внимание на лицо конкретного человека, как оно (лицо) неожиданно расплывается и расфокусируется. Несмотря на то, что секунду назад можно было с величайшей точностью рассмотреть узел на порванном шнурке или нитки аккуратной заплатки на модном плаще…
… В кадре черно-белый светофор неожиданно вспыхивает ярким зеленым светом. И зрители видят в угнетающем нагромождении усталых людей, уставших зданий и устающих машин маленький контрастный светящийся силуэт шагающего человека. Камера отъезжает назад, двигаясь синхронно с людским потоком, и зеленый человечек постепенно превращается в маленькую яркую зеленую искру. Искра теряется где-то на заднем плане, но свет ее по-прежнему виден. А вроде и не виден! Стоит прищуриться и напрячь глаз — как где-то на границе поля зрения отчетливо видна зеленая точка с зеленым прямоходящим. А как только расслабляешься вновь — искра исчезает опять. Но ощущение увиденного цвета все равно малопонятным образом остается в памяти — может это какие-то слабоизученные фишки синапсов-аксонов, а может просто какой-то цифровой глюк съемки. Сказать трудно.
Зрители видят МалОго. Камера выхватывает его из толпы и держит в кадре, меняя лишь ракурс съемки. Младший рыцарь одет в гражданское платье и спешит со службы домой. «Ну и дела!» — скажете вы. И, возможно, будете правы. Это же опасно-трудная служба — какой же здесь нормированный рабочий день! Должны быть злобные враги, бесконечные сраженья, тревоги, засады и всякие прочие оперативные мероприятия, а здесь по гудку — и домой… Непорядок!
И точно — дело странное! Физиономия сексота мрачная, его казенный мозг, видимо, загружен всякими неказенными думками…
Далее следует нарезка из думок рыцаря и городских пейзажей с присутствующим в них МалЫм. /Вообще Мегаполис стоит того, чтобы посвятить ему короткий видеоряд. Красив город, однако/…
…Зрители видят легенду. Легенда лежит в черно-белой общей палате больницы где-то в далекой столице Брегны. На месте правой руки пустота. Престарелая медсестра вытаскивает из-под него утку. На лице женщины написана многовековая усталость и вселенское равнодушие. Нет здесь никаких отдельных высокотехнологичных медкабинетов и персонального медобслуживания. Ничего не поделаешь — опала и НСС…
…В объективе опять Мегаполис и общее построение всего рыцарского состава местной епархии. Смотр проводится в бескрайнем подземном бункере на одном из глубинных этажей рыцарского замка. Вдоль черно-серых колонн рыцарей (со стороны их спин), заложив руки за спину, медленно идет Глава местного отделения Ордена и внимательно вглядывается в мужественные затылки своих соратников. Где-то среди этих беззаветных борцов стоит и сам МалОй…
… Вот Глава, резко рубанув воздух взмахом руки, заканчивает зачитывать какой-то секретный приказ перед строем единоверцев… На архаичном листе бумаги, зажатом в его кулаке, видна сломанная ярко-коричневая сургучная печать с вензелем самого Гроссмейстера. Брови у местной Главы нахмурены, глаза свинцовые. Звука нет, но по губам можно прочитать «Во имя…».
… На смену рыцарским катакомбам в кадр вновь приходит МалОй. Он уже покинул конечную станцию телепортации и задумчиво бредет по родным серым новостройкам к ближайшему гипер-магазину. Почему-то зрителям показывают фрагмент его воспоминаний: мрачный подвал и его легко узнаваемая рука, приставившая бластер к безымянному рыжему затылку…
… На экране опять монохромный старый город. Камера показывает реку с плывущими по течению белыми льдинами, старинный черный мост, высокую серую стену Рыцарского замка, загруженную транспортом набережную и перекресток… С двух противоположных сторон к перекрестку приближаются два ховера дорожных ландскнехтов…
… Вновь в объективе МалОй. Вот он выходит из гипера со стандартным пищевым набором в пластиковом пакете. На сером пакете знакомый красный логотип «Зашибись!» Если посмотреть на рыцаря снаружи — то это один из миллионов безликих жителей Мегаполиса. Не хуже и не лучше. Обычные будни в соответствии с Инструкцией 081…
Какие могут быть к нему претензии? У кого?
…Опять в кадре черно-белый перекресток. Два легковых ховера с включенными проблесковыми маяками уже застыли поперек встречных полос движения. Один метров за двести от Замка, другой — у моста. Из машин выходят два дорожных ландскнехта. На их головы одеты стандартные стилитовые шлемы, лиц не видно под опущенными забралами. Каждый из инспекторов перекрывает свой транспортный поток. Отрезок улицы, длиной в два квартала, пустеет…
…Вдруг на LED-матрице одного из светофоров появляется ярко-зеленый пешеход…
В этот момент к Замку с четырех разных направлений подъезжают четыре инкассаторских ховера-фургона. Камера резко взмывает вверх на высоту птичьего полета…
…Появляется звук, и уставшие от тишины зрители слышат оглушительный рев четырех работающих турбин. Затем раздаются четыре синхронных хлопка, и четыре многотонные машины, лязгнув броневыми плитами, врастают в дорожное полотно у стен Замка, вонзив скрытые под своими кузовами якоря в антрацит асфальта…
… Вздрагивает вся картинка на экране…
Это взрыв.
Зависшая на высоте камера, словно получив невидимую контузию, начинает транслировать окружающую обстановку в замедленном темпе. Зрители видят, как судорожно вздрагивают фургоны. Из них неторопливо вырываются жала направленных взрывов… и сходятся на двух точках многоэтажного здания…
… И в облаке пыли Замок медленно опадает на землю…
…Два ландскнехта снимают опознавательные жилеты патрульной службы, выкатывают из кузова стоящего в пробке грузовика два эндуро с турбоприводом. Синхронно рявкают два двигателя — и перекресток окончательно пустеет…
…Из клубов оседающей серой пыли вылетает что-то металлическое и падает на капот ближайшего ховера. Сидящая за рулем женщине визжит. Это кусок киберманипулятора. Три уцелевших пальца кисти намертво сжимают остаток рулевого колеса…
…В следующем черно-белом кадре опять появляется МалОй. Он все также задумчив и уже входит в арку проходного двора. Но на выходе из арки из темноты появляется чужая рука. Она отбрасывает рыцаря к противоположной стене. Зрители слышат глухой хлопок — и красно-голубая кашица задумчивого мозга медленно стекает по стене по буквам «ПГ 10\30» и «ху»…
Рука в перчатке вставляет матово черный машинган с длинным глушителем обратно в нагрудную кобуру. Лицо неизвестного скрыто под маской, и лишь на шее зритель успевает увидеть татуировку буквы «ять» в стиле арт-нуво. / Может это «МастѢрские»? Или экипаж миноносца «СмѢлый»?/.
Незнакомец достает из кармана тачпад. Весь его экран заполнен матрицей из нулей и единиц. Легкими касаниями ловких пальцев человек инвертирует несколько бит и нажимает пусковое поле «Enter»…
…Камера вновь над Замком. Точнее над грудой бетона. Пыль уже осела. Поток транспорта вновь хлынул в обе стороны. Камера поднимается еще выше, и зрители неожиданно видят, как на серых улицах города вспыхивают красные точки. Это взрываются мобилы, вживленные в головы рыцарей… Они похожи на красные цветы…
Наступает Весна.
Экран гаснет. Появляются мелкие титры…
Вы думаете это все? Нифига!
Вновь вспыхивает экран. Ранние сумерки. Зрители видят легенду. Он в женском платье и длинном блонди-парике /Согласно традициям матерых отечественных нелегалов/. В уцелевшей руке он несет кожаный саквояж. Рыцарь-броневик неловко семенит на высоких каблуках, торопясь к выходу с железнодорожного перрона. В кадре появляется явно мониканское название станции — «Вжегчечможецветице». У человека-ледокола здесь давно прикуплена маленькая пивная.
Жизнь налаживается…
Но в конце перрона стоит четверка смуглокожих мужчин. Их лица небриты. Глаз не видно. Один из них бросает голодный взгляд на спешащую ему навстречу «блондинку», громко рыгает и произносит:
— Давно нэ видэл бландынки из Брегны! Лублу я их лубить!
Максимыч замедляет шаг. Останавливается. Разворачивается и бежит в противоположный конец перрона. Следом за ним слышен топот четырех пар ног и громкий плотоядный смех…
Экран темнеет.
В темноте слышна возня, гортанные ругательства, многоголосные стоны и сдавленное ритмичное дыхание…
Тишина.
И темнота.
Через некоторое время в темноте проступают малопонятные предметы
