дна и, помолчав, продолжил.
- Когда я осознал это, я как одержимый стал заниматься. Мне казалось, что, перестав быть калекой, я обрету своих отца и брата. Но, увы. Для отца был единственный сын – мой брат. А для брата я так и не перестал быть помехой. А тут ещё миссис Стоун хотела усадить меня обратно в кресло. Это меня озлобило. И я решил, как только смогу ходить – порву с семьёй. Уеду из дома. Я много знаю, пусть и мало умею. Могу устроиться в редакцию, в археологическую экспедицию, наконец. Я могу писать книги. Когда приехал доктор Пити, мне стало интересно, что скажет врач, что скажете вы. Потому как в глаза можно говорить одно, а за спиной совершенно иное. А я должен был твёрдо знать, на что рассчитывать, потому что сил уже не было находиться в этом доме. Я спустился вниз и подслушал ваш разговор в той маленькой комнатке рядом с библиотекой. То, что доктор забыл свой флакон, было чистой случайностью. Я его припрятал, не знаю, зачем. Впрочем, знаю. Я уже тогда хотел убить отца.
- Вы его так ненавидите?
- Вы знаете, что такое гемофилия? – Я было открыла рот, но он перебил меня. – Я здоровый молодой человек. Мои сверстники в этом возрасте уже переживали множество бурных романов, а некоторые даже женаты. Некоторые успели повоевать, закончить университет, поездить по миру, взойти на престол, устроить революцию, завоевать Азию… А я? Я ничего не видел, кроме этих стен, этого окна, сада за ним… Я всю свою сознательную жизнь провёл в этом кресле. Я ненавижу его, как только понял, что смогу с него вставать! Я ненавижу его! Я ненавижу своего брата! Когда он входит ко мне, такой розовощёкий, здоровый, чтобы в очередной раз похвастать своими победами над женщинами или сколько он проиграл или выпил, я готов убить его! Во мне всё переворачивается! Однажды я так и сказал ему. Знаете, что он сделал? Расхохотался! Он сказал, что я даже острый нож не смогу взять, чтобы его зарезать! Вы понимаете? Он во мне не видел человека, я для него не брат, а мишень для издевательств. Я так хочу, чтобы у него отнялись ноги, чтобы он валялся в постели и стонал от боли. Как я был бы рад!
- Странные у вас желания.
- Когда я осознал, что всю мою жизнь меня обманывали, что у меня отняли лучшие мои годы, что я мог бы… - Он помолчал. – Словом, вам не понять… Когда все могут ходить и веселиться, а ты торчишь, как пень, когда к тебе пристают с жалостью и опёкой – всё это невыносимо бесит. А когда понимаешь, что прожитого уже не вернуть, можно с ума сойти!.. Я ненавижу свою мать за то, что она родила меня таким! Если бы она не умерла при родах, я бы попрёками свёл её в могилу… Я ненавижу отца за то, что он не убил меня в раннем детстве, заставив так мучиться сейчас. Я ненавижу брата за его здоровье. Я ненавижу! Ненавижу! – Он со всей силы ударил кулаком по одеялу, задохнулся и замолчал. Я дала ему воды. Он с трудом выпил и откинулся на подушки. Он быстро слабел. – Когда пришёл нотариус, я спустился вниз снова… Было очень трудно… Ходил я ещё плохо, а надо было ещё быть осторожным… Я шёл по стенкам и спускался по лестницам, виснув на перилах. Но я дошёл до этой чёртовой каморки! Я снова спрятался там… Я слышал разговор отца о том, что это завещание ничего не значит. Что он просто хочет припугнуть своего любимого сына… Что он скоро изменит своё завещание обратно… Что он не верит, что я смогу ходить… Что оставлять мне деньги – это всё равно, что выкинуть их… Что я ни на что не способен. Зря теряю время в библиотеке и трачу его деньги на врачей и ненужные лекарства… Вы бы слышали его тон! Тогда я понял, что я сделаю. Доктор Пити сказал тогда, что его химическая дрянь может быть ядовита. И я решил её применить… Сначала я перечитал гору книг по химии. Но толком ничего не узнал. Тогда я решил просто рискнуть… Когда я налил ему эту гадость в его послеобеденный чай, он ничего не почувствовал. С ним вообще ничего не происходило. Я был в недоумении… Для чего я так старался – тратил время на чтение ненужной литературы, прятал тот чёртов флакон, заправлял чай, постоянно боясь, что меня поймают – всё напрасно?.. Но ночью началось! Вы же помните? – Я кивнула. Он говорил всё быстрее, словно тоже чувствовал, что умирает. – Но на следующий день всё кончилось… Его температура упала, и он почувствовал себя лучше. Доктор Пити тогда был очень недоволен. – Я помнила. Тогда доктор решил, что вместе с мнительностью по поводу старшего сына у сэра Томаса стала развиваться ипохондрия. – Но недели через две отец стал жаловаться на боль в груди, кашлять какой-то гадостью. Боль потом прошла. Кашель нет… Отец не придал этому значения. А я ждал… Потом у него снова подскочила температура. Он стал жаловаться на усталость. А через два месяца он умер… Я не знаю, понял ли доктор, в чём проблема. Но, согласитесь, была бы странная болезнь, - Он помолчал. – А потом брат стал доставлять проблемы… Вы сами всё видели… Ему постоянно нужны деньги, а добывать их сам он не хотел…
- Поэтому вы его и убили? – Я ещё сомневалась и потому ждала ответа. Он мрачно посмотрел на меня. Лицо его было бледно.
- Да… Я его убил… К чему отрицать? Его отношение ко мне довело меня до этого… Он ничего так и не понял… Нет, он услышал от нотариуса, что ему ничего не достанется… Но он думал, что это ерунда… Он привык, что у него всегда есть деньги, что отец его не оставит ни с чем... И когда я ему сказал, что его ждёт, вы знаете, что он мне ответил? – Я покачала головой. Я не следила за ними, не присутствовала при каждом их разговоре. – Однажды он пришёл ко мне и сказал, что у меня кишка тонка поступить так, как я решил… А если совершу такую глупость, он переломает мне ноги, чтобы я уж точно никогда не смог ходить… Что я должен был делать?
- Обратиться в полицию.
- И что? Ну сказал бы я, что брат хочет меня убить – и что?.. Он скажет, что я придумал. Или это лекарства на меня так действуют… Или что-то подобное… Я должен был защищаться сам… Я дождался, что он пошёл в ванну... Там я специально ему оставил бутылку виски – он бы её точно выпил… После долгого воздержания от алкоголя он бы даже не спросил, кто и с какой стати ему сделал такой подарок… Он выпил, размяк, а я вошёл... Он любил бриться, и его бритва была под рукой… Я вошёл и смотрел на эту пьяную скотину, который всегда вытирал о меня ноги, был любимчиком отца, мог получить всё, смел мне грозить!.. Злоба душила меня… Я держал его жизнь в своих руках, а он дремлет!.. Он даже мысли не допускал, что я могу ему что-то сделать. Он совершенно меня не боялся… Я полоснул по его левой руке. Он дёрнулся… Я испугался, что он проснётся и сможет отобрать у меня бритву… Я был в панике, и слишком сильно сжал лезвие… То, что я порезал себе ладонь, я заметил только от двери, когда решил убираться… Я как мог перевязал себе руку и вернулся к себе... Я старался унять кровь. Но ничего не получалось. А ко мне никто не шёл… Я даже не знал, умер ли мой брат… Только, когда услышал крик, я понял… А тут ещё миссис Стоун застала меня на ногах… Я выгнал её… Но знал, что мое время на исходе… Скажите только, как вы догадались?
- Я же говорила – ваша кровь, - сказала я. – Я видела пятна у двери. Их там не должно было быть, если мистер Стивен резал руку в ванной. Ещё я слышала, как вы ходили мимо моей комнаты на лестницу. Вы опирались о стену. Однажды, когда вы должны были быть у себя в комнате, вас там я не видела. Словом, разные мелочи, которых накопилось слишком много.
- За полицией послали?
- Я сказала миссис Стоун. Но, думаю, она дождётся врача прежде, чем вызовет полицию.
- Врача? К чему врач? Стивен мёртв, а я, как предполагается, жив-здоров…
- Констатировать самоубийство, - напомнила я.
- Что? – Он мрачно усмехнулся. Судорога пробежала по его телу. – Мисс Рест, мне холодно…
Я встала и накрыла его пледом. Он взял меня за руку.
- Жаль, вас не было раньше... Всё могло быть иначе…
- Но никто не знает, было ли лучше, - сказала я, взяв его за руку.
- Куда уж хуже?
- Ваш брат мог бы вас убить, к примеру.
Его голос слабел и часто прерывался. Он уже давно был смертельно бледен, а теперь его губы посинели. Глаза начали закатываться.
- Мисс… Рест, - захрипел он. - Не говорите… что это я… Окажите эту… последнюю услугу… Пожалуйста… - Мне понадобилось наклониться к самым его губам, чтобы услышать.
- Хорошо. Я обещаю молчать, - Я пожала ему руку. Он попытался улыбнуться, но лицо его застыло, грудь опала, и он перестал двигаться. Я пощупала его пульс, наклонилась снова к его губам. Всё кончено. Я закрыла его лицо пледом и вышла.
Дальше всё было быстро и чётко. Приехавший доктор Пити констатировал смерть мистера Стивена. А когда я сообщила ему о смерти мистера Френсиса, он впал в панику и потребовал вызвать полицию. Приехавший инспектор Питер Джонсон походил по дому, опросил слуг, осмотрел ванную комнату мистера Стивена, где я успела незаметно стереть два предательских пятна, осмотрел комнату мистера Френсиса и долго разговаривал с врачом. Потом оба пригласили меня. Я отвечала, утаив только посмертное признание мистера Френсиса. Общими усилиями доктор Пити и инспектор Джонсон постановили, что мистер Стивен покончил с собой из-за смерти отца и известия о лишении наследства. А мистер Френсис, пытаясь его остановить, порезал себя сам. На такую мелочь – почему он не обратился за помощью, решили не обращать внимания. Чужая душа – потёмки. Поскольку у мистера Френсиса не было потомков, мистеру Стадтингтону выпала нелёгкая задача найти ближайших родственников. Мачеха его имела свой счёт и небольшой собственный капитал. Потому в её жизни ничего не изменилось, как говорил мистер Френсис. Она приехала только на похороны обоих братьев, весьма равнодушно приняв факт и смерти мужа. Она сменила наряд на траур и осталась в доме только на время, нужное для улаживания дел. Я не осталась даже на похороны: это не моё дело. Я к семье не имела никакого отношения. Меня рассчитал поверенный сэра Томаса, приложив немалую сумму, оговорённую им ещё при жизни. Так же мне была предоставлена весьма лестная рекомендация, в которую мистер Пити добавил несколько восторженных слов, благодаря которым в той местности я задержалась ещё на четыре года. Изредка я встречала инспектора Джонсона. Он почему-то решил за мной ухаживать. У меня никогда не было любовных переживаний. Я не грезила о принцах, не стремилась замуж, не плакала по ночам в подушку из-за соседского мальчика, потому что он не смотрит на меня или из-за лучшей подруги, потому что она отбила у меня жениха. Меня это не привлекало. Уловки для привлечения мужчин меня не занимали. Поэтому случайные встречи с инспектором я не воспринимала как нечто большее, чем случайные встречи соседей. Намёки кухарок, торговок и служанок оставляли меня равнодушной, как и их сплетни. Я видела в инспекторе только соседа и друга и отказывалась видеть больше. Конечно, в моём возрасте пора бы иметь мужа и детей. Однако меня не привлекало место жены, я не хотела зависеть от мужа. Мне прочили удел старой девы – ещё несколько лет и этого будет не избежать. А инспектор – степенный человек почти моих лет, не безусый юнец, что будет бегать за юбками, но и не старик, за которым мне будет нужно ходить. Соседи явно ждали, что мы поженимся. Однако инспектор Джонсон молчал, а я не напрашивалась.
