Иной мир чужой души

нетерпим был с братом и отцом. Брата он просто игнорировал, а с отцом говорил сквозь зубы. Я предполагала, что это связано с тем, что отец его решил менять завещание. Переписать имущество в пользу старшего, чтобы напугать младшего, при том условии, что раньше старшего вообще за человека не считали – так, неприятное неудобство. Не слишком лестно о себе такое узнать. Хотя раньше он это предполагал и, похоже, смирился с этим. Однако в последнее время место смирению заняла одержимость встань на ноги. Неужели успехи в лечении так повлияли на него? Я не стала лезть с вопросами. Во-первых, это не моё дело, а во-вторых, я боялась ненужным любопытством усугубить мрачную одержимость мистера Френсиса. Когда мы заканчивали, он уходил в свой «кабинет», а миссис Стоун из библиотеки отправляла ему книги. Мистер Стивен пребывал тоже не в лучшем настроении: скоро ему предстояло уехать учиться на континент. И, насколько я слышала сплетни прислуги, сэр Томас поставил условие своему младшему сыну: он не будет менять снова завещание в его пользу до тех пор, пока мистер Стивен не прекратит пить, играть, волочиться за женщинами и швыряться деньгами. Пока его отец не получит сведений о его успехах в плане учёбы. Хоть каких. Возможно, мистер Френсис тоже это слышал. И я вполне понимаю его настроение теперь: несмотря на успехи в лечении, его отец всё равно видел в нём досадную помеху для своего любимого, младшего сына. Я не приставала с вопросами к нему, не перегружала его занятиями, была молчаливой тенью и незаметной поддержкой для него. Надеюсь, я ему не сильно надоедала. Случалось, он и на мне срывал своё раздражение. Но я молчала. Поскольку разговоры по душам у нас прекратились, я не стала больше показывать ему свои рисунки.
Несколько дней прошли в таком напряжении. Мне даже стало казаться, что кто-то чего-то ждёт. Как рациональный человек я списала это своё чувство на интенсивную работу, усталость и непредсказуемость своего подопечного.


Однако через неделю положение вещей изменилось: ночью у сэра Томаса поднялась температура, у него начался попеременно озноб и жар, его лихорадило. Конечно, поездки по различным районам Лондона, весенняя распутица и прогулки по сырой погоде вполне могли подточить организм сэра Томаса.
Ночь прошла в суете и хлопотах. Утром ни у кого не было аппетита, хотя сэр Томас стал чувствовать себя лучше. Приехавший доктор Пити был раздражён и недоволен: его оторвали от действительно простуженных пациентов ради мнительного паникёра. В придачу, он забыл, где оставил склянку со своим химическим соединением. Он объездил своих пациентов, про которых помнил, что он мог им её показывать. Однако никто не признался. А утверждать, что он оставил её у нас я не могла: я ушла до того, как ушёл доктор Пити. Поэтому я просто была не в курсе, вспомнил он про свою склянку и смог ли её забрать. Это бы мог сказать сэр Томас, но он не помнил. Доктор, ворча, выписал микстуры от кашля, прописал тёплое питьё и постельный режим на неделю. Сэр Томас был этим очень недоволен: он недавно приехал из очередной поездки и через два дня собирался ехать снова. Мистер Стивен тоже был недоволен: пока отца не было, он тайком ездил на вечерние попойки к своим друзьям. И в свете решений сэра Томаса вести прежний образ жизни он не мог, если не хотел лишиться будущего наследства. Хотя, о том, что это только пустые угрозы, и сэр Томас сегодня-завтра снова перепишет завещание в его пользу, знали почти все в доме, кроме него. Сидеть же дома ему было скучно. Вот и творилось в доме бог знает что. Миссис Стоун ухаживала за сэром Томасом, я занималась Френсисом.
Вскоре сэр Томас встал на ноги, и всё в доме успокоилось. Однако через какое-то время сэр Томас стал кашлять и жаловаться на боль в груди. Я стала подозревать чахотку. Доктор Пити был очень озабочен. Он прописывал мази, микстуры, заставлял кутаться в тёплые пледы и топить камин так, что от духоты можно было сойти с ума.
Через две недели боль в груди у сэра Томаса прошла. Однако кашлять он не перестал. Стал рассеян, малоподвижен, даже из дома выходил редко, пока вообще не перестал. Потом перестал спускаться к столу и жаловался на усталость. Температура его поднялась и уже не опускалась. Доктор Пити терялся в догадках. Он перепробовал все известные способы лечения, даже стал использовать народные средства, вроде горячих камней, отвара из трав, который надо вдыхать над кастрюлей, носки с горчицей и прочие странные вещи. Однако ничего не помогало. Сэр Томас слабел. Пока однажды через несколько месяцев такой странной вялотекущей болезни не умер тихо в своей постели. Для миссис Стоун и мистера Стивена это был шок. Они не сообразили даже предупредить жену сэра Томаса. Пришлось мне навестить нотариуса, чтобы он позаботился об извещении новоиспечённой вдовы, что её статус в обществе поменялся. Я же не была удивлена смертью сэра Томаса: я наблюдала целых три с лишним месяца течение его болезни. Возможно, у него была не долеченная чахотка, которая вдруг обострилась и дала осложнения. Возможно, перемена климата могла бы ему помочь. Но теперь этого уже никто не узнает. Мистер Пити был безутешен: его профессионализму был нанесён удар, его карьера врача была под вопросом. Однако не каждый врач вылечивает своих пациентов. У многих они умирают. И совесть врача у них при этом не страдает. Что до доктора Пити – он слишком серьёзно относился к каждому своему пациенту и его болезням. Именно потому он и не оставлял мистера Френсиса и так был рад, когда я своими действиями сделала то, что он не мог сделать своим авторитетам врача.
Мистер Стивен был просто выбит из колеи: его отец лишил его наследства бесповоротно, и теперь уже не сможет изменить завещание обратно безо всяких условий. Он впал в окончательное уныние и уже не хотел слышать ни о какой учёбе и поездках на континент. Он изредка запирался у себя в комнате и уничтожал запасы спиртного.
Мистер Френсис тоже был поражён: он так верил, что изменение завещания в его пользу это только трюк, и на самом деле он ничего не получит, что просто ликовал и повторял всё время с раздражающим пафосом «Бог существует!». Мне его восторги показались несколько наигранными, преувеличенными. Возможно, это чувство вины за то, что он рад тому, что отец умер. Не знаю. Меня интересовало только то, что совсем недавно я поставила его на костыли. Успехи его были впечатляющи. Но и утомлялся быстро. Однако от недавнего гнетущего настроения не осталось и следа. В него как будто влили новые силы. Про своего брата он вообще не упоминал.


Через несколько дней после похорон, на которые вдова сэра Томаса так и не приехала, и оглашения завещания опухший и небритый мистер Стивен появился в комнате мистера Френсиса.
- Что ты намерен теперь делать? – спросил он, развалясь в кресле с очередным стаканом в руке.
- А что я могу? – спросил мистер Френсис. Я в это время трудилась над его левой ногой и не старалась вслушиваться в их разговор.
- Ты можешь всё, что угодно, - бормотал мистер Стивен, отпивая из стакана.
- Увы, нет. Я не могу заставить тебя прекратить пить.
- А зачем мне прекращать?
- Хотя бы затем, что тех денег, что отец выделил на твоё обучение и которые ты тратишь на выпивку, тебе такими темпами скоро будет не хватать. И это не ты, а я должен спросить: что ты будешь делать? Учиться, как я понимаю, тебе не хочется. В делах отца ты ничего не смыслишь. А платить тебе только за то, что ты мой брат, я не собираюсь.
- Вот значит как. Захапал денежки отца, и теперь отыгрываешься на мне?
- А за что мне отыгрываться? За то, что для вас двоих я был ненужным бременем, и вы этого даже не скрывали? – Мышцы мистера Френсиса напряглись, и я прекратила массаж. – Отец зарабатывал и преумножал капитал не для того, чтобы ты его растратил.
- А для чего, по-твоему? Чтобы копить, копить и копить, а потом помереть, так ни разу не познав радостей жизни?
- Ты их познал более, чем достаточно. И что? Ты стал счастливее?
- Я был счастлив. Мне есть что вспомнить.
- Ну а я ещё буду счастлив. И ты мне не помешаешь. Итак, я снова спрашиваю: что ты будешь делать?
- Я неплохой наездник и стрелок, я силён и смел – пойду в армию.
- Служить родине – весьма похвальное занятие. В банке я открою счёт на твоё имя. Сумма там будет вполне достаточная для безбедной жизни джентльмена. Эта сумма гораздо больше той, что по первому завещанию обещали мне вы.
- И потому ты теперь мне мстишь?
- Вовсе нет. А чего ты хотел? Чтобы я добровольно отказался от всего и продолжал жить в четырёх стенах? Разочарую, я скоро встану на ноги. И сидеть здесь я не собираюсь. Я продолжу дела моего отца, как сумею, и буду развлекаться, как смогу. Наверстаю всё то время, что вы заставили меня поверить, что я парализован. А ты можешь растранжирить то, что я даю тебе или катиться ко всем чертям. На раздумья я даю тебе месяц. Однако в течение этого месяца бар закрыт. Я предупрежу слуг, чтобы не давали тебе выпивки. Полагаю, расчёт без выходного пособия поохладит их стремление услужить тебе.
- А ты изменился, - Мистер Стивен встал, покачался с пятки на носок, засунув большие пальцы в проймы жилетки. – Неужели тебе жаль для родного брата стаканчика виски?
- Если бы ты ограничивался стаканчиком, мне не было бы жаль. Но ты напиваешься и ведёшь себя, как свинья. Вот этого мне жаль. Я слишком долго терпел пренебрежение твоё и отца. И не собираюсь продолжать терпеть ещё и свинство.
Они замолчали. Мистер Френсис, помогая себе руками, спустил ноги с кровати. Я встала, вытирая руки о передник.
- Думаю, мы всё обсудили? – Мистер Френсис стал растирать колено.
- Как ты жалок, - презрительно бросил мистер Стивен.
- Поговорим об этом через месяц, - усмехнулся мистер Френсис.
Мистер Стивен хмыкнул и вышел. Я подала мистеру Френсису костыли.
Через полчаса я спустилась в библиотеку. Около неё несколько рабочих выносили два кресла и лампу.
- Что это? – спросила я, весьма удивлённая.
- Мистер Френсис распорядился изменить курительную комнату.
- Какую комнату? – Я подошла ближе. Рядом с дверью библиотеки была полускрытая, но различимая дверь. Я вспомнила, что над ней на третьем этаже располагался «кабинет» мистера Френсиса. – И что же он хочет делать?
- Мистер Френсис распорядился снести стену и расширить библиотеку, - раздался голос миссис Стоун с лестницы. Она величественно спускалась, скользя рукой по перилам. Ни дать, ни взять – герцогиня Йоркская спускается к своим подданным. Я улыбнулась. Но тут же нахмурилась: все важные вопросы сэр Томас обсуждал в библиотеке. А рядом с ней была весьма удобная комнатка, в которой слышно всё, что говорится за стенкой. Это навело меня на некие мысли, которым я не могла поверить. Поскольку мои сомнения это мои сомнения, я не стала их озвучивать.


Угрозы мистера Френсиса отлучить мистера Стивена от выпивки начали приводиться в исполнение. Весь следующий день мистер Стивен маялся похмельем и бездельем. Он был угрюм и подавлен, поскольку запасы виски и бренди были для него закрыты. Срываясь на слугах, он добился только того, что они разбегались от него, и с вопросом о том, чем они могут ему быть полезны, никто не обращался.
Без выпивки и без кого бы то ни было, на ком можно было бы сорвать