Рунная птица Джейр

священному закону созвать вече выборщиков и назвать нового герцога, мы не думали, что все так повернется. Ныне же у нас есть лишь один наследник крови Маларда – князь Иган. Посему мой голос принадлежит ему! – Сказав это, Банаш бросил свой жезл выборщика к ногам князя.
- И мой! – добавил барон Лащ.
- И мой! – крикнул еще один голос, и дальше выборщики, повыскакивав с мест,  закричали дружно: - Герцог Иган! Да здравствует герцог Иган! Иган вовеки! Иган! Иган!
  Князь Свирский милостиво склонил голову, на его губах появилась торжествующая улыбка. Он смотрел на кучу жезлов у своих ног, которая росла на глазах. И заметил, что даже те выборщики, которые безусловно поддержали бы его покойного кузена, выкрикивали его имя с не меньшим жаром, чем остальные.  Да и куда им деваться? Рорек мертв, а у Кревелога должен быть законный повелитель…
- Ваша светлость, - граф Банаш подошел к Игану и низко склонился перед ним, - собрание просит тебя ответить: принимаешь ли ты его волю?
 Это был ритуальный, ничего не значащий вопрос. Его всегда задавали новому герцогу выборщики, и ответ мог быть только один. Иган жестом велел старому графу выпрямиться и сказал:
- Кто я такой, чтобы идти против воли лучших мужей этого герцогства? Как смею я нарушать освященный веками обычай? Понимаю, что если бы не трагическая гибель моего несчастного кузена, не видать мне герцогской короны, ибо Рорек был лучше меня, мудрее меня, чище меня. Но удел, предназначенный ему, народ Кревелога доверил мне. Что ж, я принимаю вашу волю. Пусть подадут мне Писание, чтобы я мог принести клятву!
  Два священника надомной церкви Градца немедленно подошли к новоизбранному герцогу. Один держал в руках золотую герцогскую корону Кревелога, украшенную жемчугом, гранатами и бирюзой, второй – пергаментный свиток, перехваченный алой атласной лентой. Иган опустился на одно колено, коснулся пальцами свитка в руках священника.
- Клянусь Владыке нашему, всемогущему Господу, что с небес видит и читает в моем сердце, святой и милосердной церкви, нашему императору Артону, да хранит его Благая сила,  и моему доброму народу, что буду править уделом моим по чести и совести, милосердно и справедливо,  по законам империи и обычаю предков наших, так, как правили до меня предшественники мои, и пусть помогут мне в том высшие силы!
- Да будет так, - сказал Кассиус Абдарко, шагнул к князю, взял у священника корону и возложил ее на голову Игана.
- Да будет! – вздохнуло собрание в один голос.
- Герольды! – зычно провозгласил граф Банаш. – Сообщите народу, что у Кревелога есть новый герцог!
- Встаньте, ваша светлость, и займите ваш престол! – предложил Лащ.
 Иган прошел мимо приветствующих его выборщиков и сел на герцогский трон.
- «Вот и все, Рорек, - подумал он, глядя на окружавших его дворян, склонившихся перед ним. – Ты всегда боялся замарать свои руки и потому проиграл. У меня есть все, к чему я стремился. Корона герцога, власть, сила и…И у меня есть Соня. Совсем неплохо, Рорек. Совсем неплохо».
  Подсохшая царапина на шее внезапно начала зудеть. Иган потянулся к ней пальцами, почесал – и почувствовал, что сорвал с ранки корку.  На подушечках пальцев осталась свежая кровь.
- Что-то не так, ваша светлость? – Выросший как из-под земли Болак смотрел на герцога встревоженными глазами.
- Чепуха. Дай мне платок.
 Кассиус Абдарко смотрел на герцога и едва заметно улыбался.



                                                        ***

  Пурга над северными равнинами стихла к ночи. Небо отчистилось от туч, и снега заискрились под полной луной.
  На пепелище Лесной усадьбы будто роилось множество зеленых светляков – это десятки волков прибежали сюда, чтобы попировать на обгоревших останках людей и домашней скотины. Падали было много, и потому волки не грызлись между собой: всем хватит. Самая большая стая собралась на холме, там, где еще несколько дней назад стояла усадьба князей Трогорских.
   Однако насытиться волкам не удалось: звери почувствовали опасность. Инстинкт заставил их разбежаться прежде, чем на дороге, ведущей к усадьбе, показались три всадника, темные и молчаливые, как ночь, которая породила их. Их вороненые пластинчатые доспехи жирно поблескивали в свете луны, точно смазанные дегтем, в золотых коронах, надетых на шлемы, вспыхивали алмазные искорки. Порывы ветра развевали тяжелые плащи, подбитые дорогим мехом. Кони всадников, могучие и рослые, шли неторопливым шагом, легко вытаскивая ноги из плотного снега. Проехав мимо сгоревших, все еще  чадящих гарью домов посада, троица начала подниматься вверх, к пожарищу, оставшемуся от усадьбы.
   Въехав в ворота, всадники остановились. Некоторое время они стояли в молчании, потом один из них соскочил с седла, передав поводья соседу справа.  Неторопливым шагом направился к руинам княжеского терема. Усыпанный пеплом снег скрипел под его коваными стальными сапогами.
   Темный воин остановился у самого пепелища. Постоял недолго, будто созерцал страшное дело рук людских. А потом выпростал из-под плаща левую руку, в которой был зажат хрустальный флакон, и вытащил из флакона пробку.
    Содержимое флакона немедленно превратилось в темный, отсвечивающий пурпуром тяжелый пар и, вырвавшись из горлышка, поползло по снегу в сторону огромной груды  оставшихся от терема обгорелых развалин. Здесь туманная змея распалась на сотни щупалец, и они в мгновение ока просочились в щели между обугленными бревнами. От прикосновения этих щупалец недогоревшие бревна затлели, выбрасывая в ночь синие искры. В воздухе запахло серой и смертью. В пару мгновений пурпурный пар рассеялся, и сразу вслед за этим раздался тяжелый, смертный стон, и шел он из-под руин.
- С возвращением, брат, - сказал воин, открывший флакон. – Мы рады тебе.
  Из груды головешек и обломков раздались могучие удары, и некоторое время спустя воин увидел того, кого пробудила его магия. Черная, изглоданная огнем фигура выбралась из-под обломков и замерла, глядя на воина пустыми, выеденными пламенем глазницами.
- Трое придут к трем, - сказал воин, протягивая руку восставшему мертвецу, - те, в чьих жилах течет королевская кровь, кто погиб и был пробужден ото сна. Ты первый, кто призван. Будь четвертым из шести.
  Сгоревшая плоть мертвеца менялась на глазах. Месиво из обугленных мышц и перемешанной с пеплом сукровицы, быстро покрывала новая чистая кожа – восставший приобретал прижизненный образ. Завились на голове буйные седеющие кудри, окладистая борода скрыла подбородок. А потом князь Рорек Трогорский смог, наконец, открыть глаза и увидеть темного воина.
- Кто ты? – прохрипел он.
- Я первый из Трех, - ответил темный. – Мы пришли за тобой, князь. Знаки последних времен указывают на тебя. Ты заклятая душа, и ты служишь нам, трем Бессмертным. Запомни это, князь.  
- Зачем снова… испытывать эту боль?
- Боль это жизнь. Радуйся, что ты жив, князь. Твой конь и твое оружие ждут тебя, - сказал темный. – Нам пора. Время битвы приближается.
  Князь Рорек  покорно кивнул и прижал ладонь к сердцу, которое не билось. Но князь этого даже не заметил.  
   Прежде чем спуститься с холма, где еще недавно стояла усадьба князя Трогорского, всадники, которых теперь стало четыре, остановились, и один из темных  поднес к губам витой рог из черной кости, окованной золотом. Долгий протяжный сигнал наполнил ночной воздух – и  был услышан.




                                                           ***

  День был солнечный, но на капитана Эсмона Дортрая упала тень, будто туча наползла на солнце, и сразу стало холодно. Капитан поежился, поднял глаза. «Красная Чайка» вошла в канал, проходящий между башнями Рабских Казематов. Это они закрыли от Эсмона солнце.
   Эсмон бывал в гавани Зараскарда не раз и не два, но еще никогда у него не было такого дурного предчувствия. И кто его знает, может быть уже сегодня он и его люди окажутся в одной из этих страшных башен? Эсмон и сам не мог объяснить, почему после всего случившегося в Грее, он решил вернуться и предстать перед Аштархатом. Наверное, испугался последствий. Бегать от Аштархата всю оставшуюся жизнь не получится – у владык Зараскарда кругом глаза и уши. Рано или поздно нанятый Кругом ассасин вырежет у него сердце. И еще, Эсмон хорошо помнил  поговорку, которую часто повторяли местные работорговцы; «Все рабы мира рано или поздно проходят через Зараскард». Так оно и есть. Торговать рабами – значит иметь дело с Зараскардом. Без вариантов. Капитан Эсмон бросать свое прибыльное дело не собирался.
  Правда, в этот раз его трюмы пусты. И шкатулка в его каюте тоже пуста. Дело, которое могло принести ему тысячу золотых и небывалые для чужеземца торговые привилегии в Зараскарде, провалено. Эсмон был в ярости, когда на корабль вернулся Таласкир и рассказал о случившемся. Капитан немедленно отправился с двадцатью вооруженными моряками на берег, но беглецы успели уйти. Сумерки заставили их вернуться на корабль. Всю ночь Эсмон пил у себя в каюте, а утром вышел к команде и сказал:
- Кто-то из вас думает, что я слабак. Но я докажу, что умею проигрывать один кон и выигрывать всю игру. Господин Эспай, - обратился капитан к рослому моряку с окладистой бородой и пшеничными волосами, заплетенными в косички, - вы назначаетесь боцманом вместо бедняги Лореля.
- Да, капитан, - ответил верзила. – Благодарю, капитан.
- Слушайте мой приказ, господин Эспай. Матросу Таласкиру дать двадцать ударов линем за бегство с места сражения. Всем остальным сниматься с якоря – мы идем в Зараскард.
  Таласкир вопил, когда его пороли. Это было, конечно, несправедливо, но Эсмону было необходимо сорвать зло хоть на ком-нибудь. А еще он поклялся, что однажды найдет проклятых молокососов, и тогда старый пес Терданаль перевернется на том свете в гробу, узнав, как капитан Эсмон поступил с его отродьем.
   «Красная чайка», следуя за юркой лоцманской фелукой,  под всеми парусами вошла в канал. Стало совсем холодно, запахло гнилью и сыростью.  Сотни чаек и черных бакланов с хриплыми криками кружили над головой Эсмона. Огромные сложенные из циклопических каменных блоков, усыпанные огнями сотен факелов башни казематов нависли прямо над каналом, превращая фарватер в каменный тоннель.  Они, как огромные каменные кулаки, завершали мощные дугообразные руки-молы, защищающие гавань Зараскарда от волн и врагов. Эсмон знал, что все рабы, попадавшие в этот город, прошли через Казематы. Здесь, в этих гигантских квадратных башнях, таится источник могущества и богатства рабовладельческой республики.
  Эсмон невольно коснулся висевшего у него на груди под рубахой медальона Аштархата. Правитель вручил ему этот медальон как знак своей особой милости. Нет, не станут они сажать его в эти башни! Он слишком многое сделал для республики. Он еще нужен Зараскарду. Да и не захотят Вечные портить отношения с Эраем – это не в их интересах.
  Запах сырости и затхлости стал крепче, резко потянуло падалью. Эсмон посмотрел на воду в канале – она стала мутной и зеленой, как гной, среди шапок грязной пены плавала дохлая рыба. Трупы умерших в казематах рабов обычно выбрасывали из башен в эту воду, и дно канала завалено кучами человеческих костей. Покупая припасы для команды в Зараскарде, Эсмон никогда не брал рыбу и