История государства которого никогда не было.

Яренске, но самые крупные восстания вспыхнули в 1648 году, и начались они с Москвы, где «восстала чернь на бояр». На сторону восставших перешли рядовые стрельцы. Народ требовал выдачи бояр: Плещеева, Траханитова, Морозова. Войска «иноземного строя» с трудом сдерживали восставших, стремившихся ворваться в Кремль. Опасаясь за свою судьбу, бояре выдали Плещеева, которого «убили всем народом – каменьями и палками до смерти». Народ не успокоился. На следующий день пришлось выдать восставшим Траханитова. Его казнили на Красной площади. Морозова царю удалось спасти, выслав его из Москвы. Слухи о восстании в Москве быстро распространились по всему государству. Восстали стрельцы, казаки и мелкий служилый люд «по прибору» в Козлове. Опять стали вспыхивать восстания в Сольвычегодске и Устюге Великом, поднялись Воронеж, Курск, Чугуев, Томск и некоторые другие города. Едва удалось усмирить эти «бунты», как уже в 1650 году вспыхивает восстание в Пскове, которое перекинулось на Новгород. Тут уж, как говорится, не до жиру… Потому то Москве совсем не нужны были конфликты на международной арене, а тем более, свежи ещё были в памяти тяжкие поражения от той же Польши при жизни царя Михаила. Принять же под свою «высокую руку» Войско Запорожское, означало не что иное, как объявить войну Речи Посполитой. Могла ли себе позволить такое Москва? Конечно нет. К тому же, в Москве не верили ни в успешное завершение восстания Хмельницкого, ни самому Хмельницкому, а Запорожского Войска опасались не менее чем татар.  Но когда поняли, что у Хмельницкого уже нет никакой возможности замириться с поляками и что он действительно может отдаться турецкому султану, Москва запаниковала.  А ну как к «турку», действительно, такая сила переметнётся, да соединится с татарами – беды тогда не оберёшся. И решили в Москве быстренько, на любых условиях «гетмана с Войском Запорожским принять». А то царскому правительству было и невдомёк, что уже тогда бы, на 10 лет раньше,  не при гетмане Дорошенко, а при великом стратеге Хмельницком, прими он патронат турецкого султана, началась бы на Украине «руина».  И в итоге, всё равно, Украина пришла бы (правда без сильного войска) под ту же самую «высокую руку». Зато, отлично это понимал Хмельницкий и, видя, как боятся союза Войска Запорожского с Турцией в Москве, он поймал кураж.  Но, конечно, не на столько  как, выдавая «белое» за «рябое», это преподносит Лыпынский, когда пишет, что Хмельницкий «…хотiв, щоб цей новий протектор (царь) «державою» надiлив його – Гетьмана, фактичного «Самодержця руського» - бiльшою чим була вона на Українi не тiльки за Королiв польських, але й за своїх Князiв руських».
Поверьте, я переворошил целую гору различной литературы, но нигде не нашёл даже намёка на то, что когда либо гетман на Украине был «Самодержцем» и управлял хотя бы  крошечной «державою» при королях польских, а уж тем более, при «своих князьях русских». Правда, если за «державу» принять хутор Суботов, то конечно, Чигиринское староство, которое «Самодержец» выхлопотал себе у «нового протектора» - «держава» ещё та. Если же «держава» имеется в виду как власть, то властью наделяют только подданных, самодержцы же ею владеют. Ведь даже в 1656 году, когда Украину и впрямь можно было назвать государством, а точнее, по выражению профессора Сокольского, «государствоподобным образованием в составе Московского государства», семиградский господарь Ракоци, инструктируя своего посла к гетману, отмечал, «что мы (Ракоци) – абсолютный самодержец, при Божьей помощи ничего кроме смерти, не может изменить нашего положения, и правим мы персонально. У них же (казаков) дело обстоит иначе: сохранение гетмана или замена его зависит от свободной воли подданных и гетман не имеет персональной власти». Как-то не заметил Ракоци в «Самодержце русском» равного себе господаря. Ну да простим его – он ведь не учёный – историк.
Ещё в начале XX  века, историки – правоведы ломали головы над вопросом, как можно сформулировать взаимоотношения между Московским государством и Украиной начиная с средине XVII столетия, то есть, после Переяславской рады. И так по сей день не смогли прийти к общему знаменателю и решению этой проблемы. Профессор Сергиевич, например, считал, что после Переяславской рады между этими государствами была заключена личная (персональная) уния, Дьяконов видел тут тоже унию, но реальную, Сокольский и Коркунов увидали здесь вассальную зависимость, Алексеев находит, что это были инкорпоративные отношения, Нольде – автономия… Так кто же из них прав? Я, лично, понимаю так: раз спор продолжается и по сей день, то, по-видимому, правых в этом споре нет, и истину ищут не там, а стало быть, ее, и не найдут. Поэтому, «учена» женщина Олэна Апанович, не желая острую саблю своего ума тупить в этом бесполезном споре, приходит к выводу, что «в природi не iснувало нi  Переяславської угоди, нi переяславського договору» Вот и всё. И спор можно закончить. Но мужчины с этим не согласны. Что поделаешь - так уж устроен мир, что мужской и женский менталитет  всегда существенно отличались. Так видно было угодно Богу.  И если женщина, предпочитая покой и уют, старается иметь как можно меньше проблем, то мужчина без проблем просто не может. Он упорно ищет их и мужественно преодолевает, а если не находит то, сам создаёт их себе. Вот и в данном случае проблема создана искусственно. Зачем же ловить рыбу там, где она не водится, зачем искать грибы в пустыне, а бананы на берёзе? Зачем пытаться выяснять правовые взаимоотношения между не существовавшими государствами? Да-да, именно не существовавшими. Я ничего не имею против Московии, но Украина… Я уже отмечал, что до 1672 года Мир о таком государстве не слышал. Выше так же говорилось, почему во время освободительной войны, Украину невозможно называть государством.  И если вы не согласны, то попробуйте вспомнить хоть одно государство средины XVII столетия, которое юридически признало Украину, как государство ( королевство, царство, княжество), а Хмельницкого, как государя и  обращалось к Богдану Хмельницкому как к законному  господарю, а не временному правителю, пригодному лишь для того, что бы его использовать для достижения своих личных целей. Так даже шведский король Карл Густав, к которому в приятели набивались сначала Хмельницкий, а затем и Выговский, в разговоре с польскими послами, которые предлагали избрать его на польский престол, не нарушая вольностей шляхты, о казакх говорил: «Они служат мне». То есть, считал их простыми слугами. Правда, стараясь сыграть на струнах самолюбия гетмана и привлечь его на свою сторону, некоторые европейские государи называли его своим другом, приятелем, иногда даже братом, но всё же, своим послам, на всякий случай, напоминали, что «мы абсолютный владетель (монарх)», а «гетман не имеет персональной власти». Справедливости ради надо заметить, что гетман тоже был не из простачков, и сам был не прочь использовать на благо Войска даже законных государей, - но кто такой гетман? Гетман, это главнокомандующий войском, а стало быть, и распоряжаться он мог только войском. С войском (Войско Запорожское), через гетмана и с одобрения этого войска заключались и все договора, войско под «свою высокую руку», по одному из таких договоров и принял «на веки вечные» московский монарх. Правда, войско это, по тем временам было не совсем обычное. Всем известно, что в то время регулярное войско встретишь не часто, и состояло оно в основном из наёмников, не редко иноземных. В основном же, во время серьёзных боевых действий, войско составлялось из дворян, то есть касты воинов, которые, как правило, старались не допускать доступа в свои ряды людей из других сословий. Реже, когда дела на войне становились совсем никудышные, набиралось народное ополчение.
Что же представляло собой Войско Запорожское?  Это войско, в отличие от других, имело своё собственное, если можно так выразиться, подсобное хозяйство. Хозяйство это составляла территория, где проживало войско и  население этой территории, которое состояло из казаков (воинов) и «прочего люду». Причём, казаки, эта своеобразная каста воинов, в отличие от дворян, никогда не отказывались пополнять свои ряды за счёт «прочего люду», а бывало и сами, вдоволь навоевавшись и нажив в походах, немало добра, отложив оружие, становились этим «людом». Таким образом, казачье войско, в зависимости от надобности, могло трансформироваться из нескольких тысяч в несколько десятков тысяч, а иногда, как это было во времена войн Богдана Хмельницкого, и сотен тысяч, и представляло собой вооружённый народ.  Лично мне такой строй чем-то напоминает  кельтские племена галлов, которые покорял Цезарь. Они тоже имели свою территорию, своего вождя (рикса), часто наследственного, но не всегда и не у всех. Имели свою знать, своё духовенство в лице друидов, своё войско – вооружённый народ.  Но, почему-то не один из этих  кельтских народов, ни «гельветов», ни «секванов», ни добровольно принявших сторону Рима и получивших статус «друзей римского народа» «эдуев», не принято называть государством. Ни сегодня, ни в античные времена их так не называли. Это были племена, или как выражался Цезарь «вооруженный народ гельветов», «вооруженный народ  белгов».  Так вот, Москва заключила договор и приняла под свой протекторат именно «вооружённый народ», а уж черты государства Украина стала приобретать именно в составе Московии. Как не странно, но об этом писал даже Грушевский, когда утверждал, что «…територiя України мислиться як територiя козацького вiйська… Iї люднiсть стоїть пiд протекторатом вiйська – мислиться навiть в поняттю вiйська». Но, не смотря на это, противореча сам себе, далее пишет, что «Козацька Україна в момент її переходу пiд протекторат царя становила фактично самостiйну державу…». Ну не может государство быть войском, - слишком дорогое это удовольствие. Неуж-то это надо объяснять профессорам? И даже Богдан Хмельницкий осознавал тот факт, что он является всего лишь предводителем войска, дислоцирующегося на территории, которую это войско, волею случая, отвоевало у захватчика и теперь, восстанавливая историческую справедливость, вернуло законному владельцу. А потому, вернувшись в 1656 году, из совместного похода российских и казацких войск в Польшу, Хмельницкий собрал совет «и написалъ обще отъ всЪхъ грамоту до его царского величества» в которой благодарил за протекцию, а так же «желая скораго и прочиих княженiй его же величества наслЪдственных привращенiя». То есть, присоединения к Московскому княжеству прочих земель по праву принадлежащих некогда Рюриковичам. И коль уж сам Богдан Хмельницкий присоединение Украины считал актом «его величества наследственных возвращений», то о чём спор господа?
 Надо заметить, что  Хмельницкий, до самой смерти, видимо осознавая, что счастье вещь изменчивая и, что дважды в одну и ту же реку не войдешь, старался оставаться верным данной в Переяславле присяге на верность московскому царю, хотя и не всегда был согласен с политикой московского правительства. Чего нельзя сказать о его приемниках. И первым, кто по-настоящему узнал, как тяжела она, гетманская булава,